Я устала жить. (2/2)
— Послушайте, вам-то самой нельзя с собой делать. У вас дочка вы о ней банально подумайте, она с кем остается? Сначала сестра старшая, потом вы, о ней просто подумайте. Разве она не повод, чтобы жить?
— Она с мамой моей останется, а у меня поводов для жизни уже нет, — и она отключилась.
Чёрт. Я только непонимающе посмотрела на черный экран. И что мне теперь с тобой делать? Я только лихорадочно обновляю её страницу. Пост новый. Я почувствовала, как мне стало холодно в моей теплой комнате. «Снова этот мост. Сегодня я буду с тобой». Твою мать! Я быстро ищу его по картам, и сев на мотоцикл выжимаю предельную скорость. Так нельзя, нельзя, я должна помочь, успеть спасти. Если я себе не могу понять, то надо хоть её спасти. Я не позволю ещё одному человеку в этом учебном году умереть, только, потому что я не смогла подобрать нужных слов. Я должна, если сейчас хотя бы не её спасти, то её маленькую девочку. Я не знаю, откуда во мне проснулся этот синдром спасателя, но это сейчас уже не важно.
Просто знаете, я хотела ей помочь, я честно очень сильно рассчитывала, что я банально, как служба поддержки, выслушаю её, поддержу, дам совет. Но видимо она для себя всё уже решила. Только, какой смысл тогда было звонить мне? Я этого не понимаю, хотя может она рассчитывала, что я смогу ей что-то сказать. Но по-моему она уже сама не хотела и не нуждалась не в какой помощи. Я её в какой-то степени понимаю, но мне кажется она поступает эгоистично по отношению к дочери банально.
Я понимаю, что я никто, чтобы её судить, но в таких ситуациях её всегда должны останавливать дети. Потому что уже все по-другому уже работает. Она взяла ответственность и не может от неё отказаться, всё, дороги назад нет. Она поступает подло, решая грубо говоря судьбы своей младшей дочери. А она должна держаться ради неё, ребенок это ведь по сути главный стимул к жизни, хотя у неё наверно уже давно его нет. Наверно она просто безумно устала от этой боли, которая никак не прекращается и просто хочет все прекратить. Я тоже, я тоже хочу все прекратить.
Проезжаю на весь красный, мне сигналят, но пофиг. Чуть не сбиваю какую-то девчонку десяти лет, которая с умным видом смотрит на меня.
— Пошла нахуй, тупая пизда! Не видишь люди едут! — она быстро подскакивает и наверно отделавшись от шока бежит, а я гоню дальше, твою мать.
Она уже лезет на мост, я в последний момент хватаю её и тяну на себя.
— Ты охерела?! Скажи мне?! Нет, ты точно охерела! Ты блять, если о себе не думаешь, то о дочери-то надо! Ей шесть, куда она пойдёт! Чертова эгоистка! Ты вообще не думала, что мне потом все предъявят! Что я не смогла тебя уберечь?!
— Отпусти, — прохрипела она, я сидела на ней, и крепко держала её.
— Ну уж нет, — я хватая телефон и вызываю всех, кого нужно.
Где-то через тридцать минут прибывают врачи. Думаю её точно положат, и явно принудительно. Но я успела, успела. В семь мы с Сашей и Олей, идем на эту тусу века. Честно совсем ничего не хочется, если я ещё утром хотела показать всем, что я звезда, то сейчас просто отсидеть тут и свалить. Они явно не понимая моего настроения, пытаются меня как-то отвлечь разговорами. Я только беру какую-то алкогольную херню и пью её. На меня резко налетает какой-то чувак, и тут же отшатывается.
— Извини, я не хотел, — усмехается и уходит.
А я только замираю, переде глазами мелькает его лицо, тот самый мальчик. Я будто в замедленной съемке куда-то иду, и запираюсь в темной комнате.
Все, не могу больше, больше так жить. Кажется, то что он появился сегодня здесь стало последней каплей. Я представляла, что будет, когда я встречу его, я думала все будет по-другому, он вспомнит меня и начнет раскаиваться, но нет, он даже не узнал меня. Зато я помню, я все помню. Знаете, что?
Я больше ничего не хочу. Ничего. Я так устала мать вашу. Мне кажется это боль просто съедает меня, знаете мне кажется, что внутри я вся поломанная, переломанная, и вся рвусь, и вы видите порванные внутренности и мясо, и оно гниет с отвратительным запахом. Я уже все, что можно перепробовала. Я наркотики нюхала, я блять рассказать пыталась, только не кому нет дела до моих проблем, никто меня не понимает. Никто не понимает, как это встать утром в хорошем настроении, а потом просто волна цунами и я все снова вспоминаю, просто хочется лечь и не проснуться или провалиться в параллельную вселенную, где все хорошо, и я с Сашей, где я совсем другая, где нет всех этих проблем, которые меня так гложат.
Я знаю, вы сейчас скажите, что мне надо всем рассказать. Но по-моему от этого только хуже станет, я рассказала Олесе и все рухнуло, я всегда, когда людям каким-то рассказывала, все рушилось, лучше вообще ничего не рассказывать, все становится только хуже. Знаете, когда не рассказываешь, у тебя есть пресловутая надежда, что тебя поймут, что их не отвлечет случайно пролетевший голубь. Я теперь точно знаю, что это тайна будет со мной в могиле. Я не верю, что меня поймёт Оля, хотя по сути должна, она ведь тоже жертва домогательств.
Но там же все шло к тому, что она вовремя убежала, что все было близко к банальному изнасилованию, а у меня нет, на фоне её, моя история детский лепет, это по сути так, я не знаю, почему это ваще травма, меня же не насиловали, это ваще было в детстве. Саше говорят лучше вообще не рассказывать, потому что мужчинам такое знать нельзя, у вас никогда с ним не будет отношений, он не будет меня хотеть и все такое. По сути некому нельзя рассказывать.
Я тихо всхлипываю, а потом меня резко накрывает. Чувствую, как дыхание резко становится прерывистым, как начинаю снова задыхаться и банально трястись, попытка вдоха не получается. Я зажимаю нос, чтобы всхлипов не слышали. Глазами нахожу бутылку, разбиваю её, и острым концом режу, вену. Я слышу возгласы и попытки открыть дверь. Все, я больше ничего не слышу, чернота.