Часть 13. Первый снег (1/2)

Ягыз вернулся в офис, не переставая выпускать пар из ушей. Однако гнев скоро сменился на сожаления. Сожалел он в первую очередь о том, что решился взять Хазан на работу. Нельзя было смешивать личное с делом. Особенно таким щекотливым как сиделка для матери. Как теперь объяснить госпоже Кериме почему Хазан больше не придет? Сожалел, что высказался ей по поводу бала и возвращенных денег, сожалел, что позвал работать, сожалел о многом, только о том, что поцеловал — не жалел. Хотя именно поцелуй стал поперёк всему, в том числе их, вроде как наладившимся, отношениям. И все же только поцелуй был самым правильным, что с ними произошло. Во всяком случае, так казалось Эгемену.

Хазан, со вскрытой без ножа душой, волокла за волосы прочь от нахального искусителя пробужденную женщину. Странное тепло не покидало тело, а неприкаянная, запрещённая до селе, тоска приобрела черты реального мужчины. Мурашки щипали, наживую сгрызая ороговевший слой безразличия, обнажали до мяса, до крови — от чего полыхал каждый сантиметр ее тела. Губы, налитые соками стыда и вожделения, меченные, словно уже безвозвратно чужой трофей, болезненно горели. Хазан машинально успокаивала их, облизывая языком, невольно пробуждая воспоминания о том, как чужой, напористый и твёрдый язык безжалостно мял их совсем недавно.

И если после первого раза, в который Ягыз вжал свои неподвижные губы в ее, Хазан во что бы то ни стало пыталась «вернуть» себе первый поцелуй, в постоянной борьбе с собою и с ним, напоминавшей перетягивание каната, то теперь она поняла, что пропала. Пропала и нашла себя растворившейся в нем, готовой отдавать свои поцелуи снова и снова. Готовой отдавать еще больше, если он того потребует, при этом очень смутно понимая что может означать «еще больше» и насколько больше. Как отдать тело — вроде и ясно, вроде понятно… но она готова была отдать всю себя.

Думать об этом не хотелось, думать об этом было страшно. Но все это отчаянно хотелось чувствовать. Желание было сладко и болезненно и не позволяло о чем-либо сожалеть, а лишь подстрекало на безумие.

Вкус его губ будоражил, свежий и плотный, абсолютно мужской — по-другому в голове не укладывалось, а спроси ее что такое вкус мужчины — она заблеет как овца, а если спросишь знает ли — закивает как болванчик на панели приборов у дальнобойщика. Теперь знает… теперь так внезапно осознаёт свою «Инь» и свою половинчатость, незавершённость. Мнимая самодостаточность, состоявшая из одних фантомных пустот и зеркал, разлетелась вдребезги. И теперь для совершенства и жизнеспособности ей был необходим он и его мужское начало… середина и конец.

Эти мысли обдавали жаром изнутри, а снаружи все цепенело от холода. Тонкая куртка достучалась до мозга непроизвольной дрожью от озноба и чего-то еще. Хазан, наконец, приблизилась к дому.

Эгемен, не находя себе места из-за чувства вины, с трудом вникал в работу. Рассеянность его поначалу бросалась в глаза. Однако он наконец собрался, то и дело ставя себе в укор самое ненавистное — смешивание личного с работой.

Вечером, когда день давно уже растаял в сумерках ранней декабрьской ночи, Ягыз вышел из офиса и направился к матери. Нужно было проследить за приёмом лекарств и что-нибудь придумать в объяснение отсутствия Хазан.

Припарковавшись, он устало побрел по ступенькам в направлении дома госпожи Кериме.

Дверь была открыта, Ягыз вошел, женщина смотрела телевизор и обернувшись, вдруг всполошилась.

— Сынок, какая неожиданность! Я тебя сегодня уже не ждала, ты пол дня провозился со мной.

— Хотел вас проведать, Кериме ханым. Узнать все ли в порядке, принимаете ли лекарства? — несколько безучастно поинтересовался он. Может просто устал.

— Да, не беспокойся сынок. — виновато заверила мать.

Со стороны спальни послышались слабые звуки. Ягыз вопросительно посмотрел в направлении комнаты.

— Кто здесь? — недоверчиво спросил он.

— Хазан. Ведь сейчас время приёма вечерних лекарств… а что?

Ягыз не стал отвечать, а пошел прямо в комнату.

Распахнув дверь, он увидел как Хазан складывает таблетки разной формы и величины в небольшой пластиковый органайзер.

Ягыз так и остался стоять на пороге. Она подняла к нему голову и прочитав ожидаемый вопрос в глазах мужчины, вновь опустила ее и продолжила своё занятие.

— Я не думал, что ты придешь, — мягко сказал он. Едва заметная улыбка смягчила овал лица.

Девушка молчала, поглощенная своим занятием, она не смотрела на него, а делала пометки на специальном стикере, который приклеивала к нужной ячейке аптечного органайзера.

— После того, что… было сегодня. Ты сказала, что не будешь делать эту работу. — продолжил он, не дождавшись ответа.

Хазан не отвечала. Ягыз бегло посмотрел в сторону гостиной, где Кериме по-прежнему стояла на месте и смотрела на него. Он прошёл внутрь. Хотел закрыть дверь, но чувствовал, что это неправильно по отношению к матери… хоть отвлеклась бы от них или продолжила смотреть телевизор что-ли.

Однако, происходящего внутри комнаты женщина видеть, к счастью, не могла. Ягыз подошёл ближе. Хазан будто не замечала.

— Хазан… — тихо позвал он.

Она не смотрела ему в лицо, но Ягыз знал, что она его слушает.

— Спасибо. — выдохнул он.

Хазан снова не проронила ни слова.

— Я действительно благодарен тебе. Я был непростительно… груб с тобой и позволил себе лишнего. — голос мужчины почти перешёл на шёпот. — И сейчас я ехал с мыслью о том, как объясню госпоже Кериме твое отсутствие. Ты снова меня выручаешь.

Молчание.

Тень улыбки простыла. Эгемен прислонился к стене, а следом запрокинул и голову, из-под опущенных век продолжая разглядывать девушку.

— Ты продолжишь приходить? — он попробовал подойти с другой стороны.

Хазан покончила с таблетками и вернулась в гостиную. Кериме хоть и сидела перед телевизором, но внимание ее было на этих двоих.

Следом за девушкой в дверях показался Ягыз. Выглядел он расстроенным и был еще чем-то обеспокоен.

Лицо Хазан оставалось непроницаемым, даже бесстрастным.

— Кериме абла, я приду утром, доброй вам ночи.

Кериме поднялась, чем вызвала протестные жесты Хазан.

— Прошу, не беспокойтесь. Не надо провожать, я сама.

— Ягыз, проводи ты… а еще лучше проводи до дому. Я как раз хотела просить водителя отвезти ее. На улице стемнело давно. В нашем квартале в такое время небезопасно, Хазан яркая девушка.

— Поверьте, в этом нет никакой необходимости. — морщилась Хазан. Комплимент Кериме смутил, расстроил и порадовал. — Все друг друга знают, да и я никого не боюсь.

— Что ж, детка, доброй ночи. — примирительно ответила женщина.

Хазан вышла. Ягыз тоже коротко попрощался с Кериме и поспешил за Хазан.

— Ягыз! — остановила его Кериме. — мужчина от неожиданности резко обернулся.

— Не обижай ее. Не смей. Разве ты не видишь, это совершенно одинокий, дикий цветок.

— Вы ее мало знаете. Не спешите с выводами. И потом, ей не семнадцать, чтобы мы с вами говорили о диких цветах.

— Мммм… — протянула Кериме, задрав голову во внезапном прозрении. Ее Ягыз погряз в заблуждениях и с того мучается.

Междометия госпожи Кериме не внушили Ягызу доверия. Не отвечая ей, он вышел вон.

На улице Хазан уже не было видно. Казалось, девушка намеренно попыталась поскорее скрыться. И где ее теперь искать, она могла проскочить в любой переулок. Ехать и ждать возле дома? Для чего? Чтобы столкнуться с ее невозмутимой броней? Не хочет говорить, и не надо. Главное, что обещала прийти. Требовать с нее последовательности в поступках сейчас не получится, а попытаться заплатить — себе дороже…

Ягыз жестом подозвал водителя госпожи Кериме, который дежурил в машине у лестницы.

Как Ягыз и ожидал, Хазан юркнула в какой-то переулок. Непонятный гнев завладел Эгеменом. Отвержение. Такое знакомое с детства и в то же время совершенно непривычное от женщины, отвержение.

— Наблюдайте за визитами госпожи Хазан. Сообщайте мне время ее появления. Если утром до полудня не появится — тоже сообщите, и если вечером не придет до восьми — снова обязательно дайте мне знать.

Водитель коротко кивал, давая понять, что понял всё и исполнит как от него требуется.

Вне себя от злости, Эгемен сел в свой роскошный автомобиль, стальной конь — вот кто всегда предан и отзывчив. Дернув машину с места, он уехал прочь.

Прошло две недели.

Хазан исправно приходила в нужное время. Каждое утро и каждый вечер она шла по лестнице вверх на ватных ногах «а вдруг…», но это вдруг не случалось. Спрашивать Кериме о Ягызе она не решалась, а сама Кериме ханым почему-то не говорила о нем. Хазан и сама старалась подолгу не задерживаться и не начинала лишних разговоров.

Спустя два дня девушка пришла чуть раньше положенного.