4 глава. Моя единственная реальность. (2/2)
— Лучше чай, — улыбнулся тот, — А вы правда не против?
— Если сможете открыть мою квартиру, я для вас и винегрет приготовлю, — пообещала Ташка, — Я захлопнула дверь, а ключи оставила там… — она махнула рукой в неопределённом направлении, — Знаете, всегда забываешь о самом главном, когда спешишь.
— Это вы за маньяком торопились? — вздохнул полицейский и дождался, когда Ташка кивнула и закусила отчаянно губу, — А почему винегрет? А не какую-нибудь овсянку? — произнёс он заискивающим тоном, осматривая замочную скважину.
— Просто винегрет уже стоит в холодильнике, а кашку ещё готовить надо, — нравоучительно произнесла Ташка.
Участковый вдруг нажал на ручку и дверь открылась.
— Уже? — удивилась Ташка, — Да у вас, несомненно, талант.
— Просто она была открыта, — нервно сообщил участковый, — Вы уверены, что захлопнули её?
Ташка задумчиво покусала губу. Уверена ли она? Конечно, нет. До того ли ей было? Когда мчишься за маньяком — разве думаешь о чём-то другом? Разум этому неподвластен.
— Вас как зовут? — спросила она, приглашая мужчину в прихожую, — Не называть же мне вас по званию в домашней обстановке.
Младший лейтенант улыбнулся открыто и радостно, его глаза полыхнули такой свежей зеленью, что у Ташки перехватило дыхание. Как у Горты… Почаще надо с противоположным полом общаться, а то так с катушек можно съехать или чего похлеще. А чего «похлеще» — думать не хотелось.
— Антон, — сказал он смущённо и протянул кисть.
Ташка осторожно пожала пальцы:
— А по-отчеству? — усмехнулась она.
— Лучше без этих церемоний, — Антон выпустил руку и спрятал кисть за спину, — Мой отец был не очень хорошим человеком, не хотелось бы о нём сейчас вспоминать.
— Хорошо, — покивала Ташка, — Тогда можете называть меня Ташка. Чтобы без церемоний.
— Как? — переспросил участковый, — Пташка?
— Можно и так, — рассмеялась Ташка, — Гусь, да гагарочка — хороша парочка.
Антон глубокомысленно замолчал и тогда Ташка объяснила:
— Ну… голубок ведь тоже — пташка.
Полицейский переварил эту информацию, и вроде повеселел. Вот как с такими разговаривать, у которых не то, что с чувством юмора, с мозгами не всё в порядке? За горло брать, что ли? Но Ташка взяла младшего лейтенанта за руку и повела в комнату. Не век же стоять в прихожей на потеху невидимым соглядатаям. Если они, конечно, были.
Сделать пришлось лишь три шага, а когда комната озарилась ярким, оранжевым светом, Ташка увидела её…
Что-то в этом положении: в развороте передних и задних лап, было неправильное. Как будто Горта бежала и рухнула, как подкошенная. Её шерстка была такой тусклой…безжизненной… И только потом бросилась в глаза металлическая цепь, которая накрепко была прицеплена к красному ошейнику.
Ещё не понимая, что происходит, Ташка опустилась на колени, возле кошки. Дрожащими руками погладила мягкую, пыльную шерсть, натыкаясь на выпирающие косточки. Горта была так истощена, что у Ташки перехватило дыхание. Остекленевшие глаза смотрели прямо на неё, но ничего не видели.
Ташка не слышала, как к ней подошёл Антон, он что-то говорил, но она не понимала, что. Какая больница? О чём он?
Ташке даже удалось подняться и посмотреть на всё это со стороны постороннего наблюдателя…
А потом краски смешались в её голове и остался только чёрный цвет. Она рухнула в какое-то липкое, бесформенное ничто.
***
Пробуждение было трудным. Сначала она брела по какому-то странному лесу и не понимала, почему он странный. Ветки деревьев соединялись вверху и казалось, что неба не существует. Откуда ей знать, что существует небо? Она и себя-то не могла идентифицировать… Чёрный лес, в котором можно потерять чёрную кошку…
Память ещё могла швырнуть ей некоторые воспоминания, подобно кости. Какие-то яркие всполохи, где жили цветные сны. Всё так быстро поменялось…
А было ли что-то? Весь мир, уместившийся в её маленькой, черепной коробке. Был ли он?
Корни деревьев цеплялись за её ноги, будто живые. И не было страха. Только какое-то опустошение. Казалось, что это никогда не закончится. Если её ожидает такая вечность — то лучше бы с этим не сталкиваться во веки веков.
Что-то она должна была сделать. Что? Где тот мир, воспоминания которого жгли, будто калёным железом. Но зачем? Зачем возвращаться туда, где больше ничего не осталось?
Но всё же, на грани безумия, она помнила, что есть голубое небо и зелёная трава. Зелёная, как чьи-то родные глаза… Которые уж точно затеряются в цветных снах.
Чёрный цвет никогда не бывает чёрным. Это не цвет Абсолюта.
Даже если ты не будешь видеть, слух тебя никогда не подведёт. Никогда.
Потому что ничего другого больше не останется.
Но почему этот навязчивый тембр звучит и звучит, медленно вползая в воспоминания. О чём они там? И кто — они? Просто голоса, разбивающие её безумие?
— Ташенька, очнись, милая. Я здесь…
Это ей? Не надо её трогать, она и имени-то такого не знает…
— Она вас не слышит, нужно подождать. У вас что, нет терпения?
У неё ничего нет. О чём они? Лучше уснуть и никогда не сталкиваться с суровой реальностью. Пусть её больше не существует.
— Если разговаривать с человеком, он быстрее очнётся. Вы не понимаете?
Существуют какие-то понятия? Ну да, ну да. Как же. Добро и зло. Жалость и жестокость. Тепло и холод… Жизнь и смерть.
— Вы вообще можете идти домой. Сколько вы уже без сна? Сутки? Я сразу сообщу, если она очнётся. Всё равно с ней должен будет поговорить врач. Сперва.
— Я не уйду.
Нужно открыть глаза и посмотреть… Почему голоса так знакомы? Словно из прошлого, которого нет.
— То, что она натворила — это безумие. Её место здесь, в клинике. И только здесь. Вам не удастся её забрать. Разве сами не понимаете, что её ждёт долгое лечение.
— Ташка не безумна. Она никогда бы не сделала Горте больно. Уж мне ли её не знать!
— Кошка просидела на цепи несколько дней. Без воды и пищи. Вы считаете — это нормальным? Труп уже начал разлагаться…
Горта. Что это? Название какого-то далёкого города? А может, это горная река? Гора! Это название горы. Кажется, рядом с Гуйчжоу…
— Она не могла такого сделать! Повторяю вам. Она не сумасшедшая и держать её в психушке — бред! Она любила Горту… У неё здесь больше никого не оставалось. Только она.
«Она любила Горту»…
Кто — она? Девочка с раскосыми, карими глазами, живущая в китайской глубинке, прямо возле высокой горы…
— А письма соседу? Она ему угрожала, а сама каждый день наблюдала, как умирает её кошка.
Кошка. Черная, пушистая. С зелёными глазами и дурацким характером. Кошка, которая бы никогда не убежала из дома сама по-себе…
— Я прошу вас выйти отсюда. И оставить меня с Ташкой наедине. Вы говорите безумные вещи. Безумные и страшные. Ей нельзя такое слышать. Вы не понимаете?
— Она ничего не слышит. И вряд ли очнётся сегодня…
Но она слышит! Слышит...
Резкий звук. И тишина.
Такие тяжёлые веки… Тяжёлые руки… Тяжёлое тело…
Ташка вздрогнула и открыла глаза…