6 глава (2/2)
— Ну, — Гром взмахивает руками и начинает сбивчиво пояснять. — Ну вы… Я так понял, вы вместе служили, а в армии это не поощряется, а вы…
Олег на самом деле тоже немного пьян — он не сильно-то вслушивается в то, что говорит Игорь. Олег просто жадно его рассматривает, любуется: Игорь сейчас такой манящий, такой вкусный — если бы Олег мог, он бы сожрал его целиком (Волк за ребрами жадно облизывается, потакая хозяину), такого взбудораженного и манящего. Олег поддается внутреннему желанию и придвигается еще ближе. Теперь соприкасаются не только их бедра, но и плечи, отчего Гром еще сильнее краснеет. Уже как-то лихорадочно, вместе с ушами.
— Ты думаешь, мы руководству докладывали? — приподнимает бровь Олег.
— Так ты не против? — как-то неловко произносит Игорь.
— Против чего? — недоуменно переспрашивает Олег, теряя нить разговора, за собственными беспорядочными мыслями и желаниями.
Гром, похоже, начинает злиться: ноздри его раздуваются, брови сходятся к переносице, он сжимает ладони в кулаки, и в какой-то момент Олегу кажется — его сейчас ударят. Но Игорь делает рывок вперед, хватает его за затылок, резко притягивает к себе и целует. Сухо и жестко, даже не открывая рта. Олег не успевает сообразить, что происходит, рефлекторно отталкивая его от себя так сильно, что Гром отлетает к перегородке кабинки и больно ударяется затылком. Его агрессия (решимость, понимает Олег) тут же испаряется, и он сдувается как воздушный шарик — шипит, потирает ладонью затылок, и ссутуливает плечи.
— Извини, прости, я не знаю что на меня нашло, — бубнит он, не смотря Олегу в глаза. — Я не хотел, я…
— Игорь, — перебивает его Олег. — Игорь…
— Я больше не буду, — упрямо продолжает тот и натягивает кепку. Он поднимается было уйти, но Олег перехватывает его за полы куртки и тянет на себя.
— Да погоди ты, — Олег смотрит Грому в глаза и говорит. — Я не против.
— Что? — недоуменно шепчет и брови свои невероятные изгибает домиком.
— Я, говорю, не против. И… — Олег сглатывает. Всему виной его Волк, однозначно, иначе почему Олега так ведет, буквально плющит рядом с Игорем. Тот снова садится рядом. Олег заглядывает ему в глаза и произносит: — Мне нравится. Все, что происходит между нами… нравится.
— Это же… — в глазах Грома одновременно страх и надежда.
— Ага, — кивает Волков и касается его губ аккуратно, немного с опаской, и отстраняется. Глаза у Грома шальные, Олег не знает, что видит сам Игорь в его собственных — наверное, жажду, потому что с того самого злополучного спарринга в спортклубе Волков только и делает, что думает о нем. Легкая заинтересованность и уважение превратились во всепоглощающее желание, которое могут, Олег знает, утолить лишь эти губы. Которые все бормочут:
— Это же мерзко… — шепотом убеждает скорее себя, чем Олега, Игорь. И сам себе не верит — Олег слышит по его интонациям, чувствует по его горячему, слегка подрагивающему от напряжения телу.
— Мерзко, — соглашается с ним, как с капризным ребенком, Олег и снова целует, но уже не отстраняется, проходясь кончиком языка по Игоревой нижней губе и ловит ртом судорожный вздох.
В голове Игоря роем гудят надоевшие мысли о том, что он поступает совершенно неправильно, что он обязательно об этом пожалеет, обязательно. Ведь Волков — альфа, им совершенно, абсолютно нельзя иметь друг к другу хоть какие-то низменные чувства, побуждения, и желания. Желания, да, именно те, которые Игорь так устал подавлять, до зубного скрежета, до содранных в кровь кулаков, до стыдливой утренней дрочки, когда образ Олега постоянно стоит перед глазами. До снов, душных, пряных и изматывающих, когда накопленная за это время похоть не дает выспаться, наполняя ночи Грома сумасшедшими и вожделенными образами.
Игорь так неимоверно устал им сопротивляться. А Олег рядом, Олег совершенно не против, Олег, в отличие от Грома, имел подобный опыт. И Гром плюет на стыд, на совесть, Игорь просто уже так ужасно вымотался, устал бороться. Бороться сам с собой.
— Противоестественно, — повторяет он, сминая слоги, уже однажды произнесенные, набившие оскомину, и отвечает на поцелуй.
— Отвратительно, — добавляет Олег и целует уже открытым ртом, проталкивая язык за кромку зубов, влажный, горячий, напористый.
Игорь ни разу не разочарован своим решением — губы у Волкова твердые, властные и немного шершавые. В них нет ничего общего с мягкими губами омеги. Запах его возбуждения такой горький, забивающий ноздри, вязкий и соленый, морской, ни одной нотки сладости. И это просто охуенно. Игорь плывет, еще больше, если это вообще возможно. Возбуждается, ощущая жар, охвативший все тело, как адские огни, с которыми уже смирился и совершенно не хочешь освобождаться. Потому что он только что это сделал — скинул весь стыд, копившийся годами, все муки совести, всю неуверенность. Игорь наконец полностью отпускает себя — перехватывает инициативу, начиная отвечать жестко и страстно. Они борются за право первенства — стукаясь зубами, судорожно хватая друг друга за плечи, руки, голову, болезненно и резко — и ни один не отдает его добровольно. Потревоженная утром рана на губе Олега снова лопается, наполняя их рты металлическим соленым привкусом, и от этого поцелуй кажется просто крышесносным, каким-то животным, низменным. Наконец именно таким, как нужно, таким, как все это время мечталось. А ведь это простое соприкосновение губ и языка. Что же будет если?.. Игорь решает проверить.
Он кладет руку Олегу на колено — тот глухо выдыхает ему в рот и накрывает своей, с напором поднимая выше. Игорь от неожиданности замирает, ощупывая твердую горячую выпуклость в брюках, и нерешительно начинает двигать рукой. Вверх-вниз. И снова вверх. Это неудобно — руку приходится выворачивать — но очень волнительно. Волков задушенно вздыхает, перестает целовать, и упирается лбом ему в плечо, тихо и рокочуще рыча. Слышит это только Игорь, и его внутренний зверь, восторженно подвывающий на задворках сознания. Игорь сам готов выть в голос — как неожиданно приятно трогать чей-то член и едва намечающейся узел через плотную ткань брюк, ощущая под руками крупную мощь и твердость, не сравнимую с омежьей. И это — совершенно не мерзко, а просто потрясающе. Он уже намного увереннее перехватывает руку и дергает Олега за ладонь — тот понимает очень быстро и касается Игоря через твердую джинсу. И это охуенно! Одновременно больно, потому что тесно, и потрясающе горячо. Олег вновь поднимает голову и целует. Мокро, отвязно, с зубами, царапая бородой щеки. Игорь забывает обо всем на свете…
Но, похоже, Волков нет.
Где-то поблизости раздается короткое бряканье, и Олег в его объятиях каменеет.
— Ох, Собачьи боги, — стонет он, отстраняет Игоря от себя, прогибается назад, в очередной раз поражая Грома своей гибкостью, и достает из пиджака, лежащего рядом, смартфон. Рука Игоря все еще лежит на его промежности, ощущая, как внушительный бугор довольно быстро уменьшается. Олег читает сообщение, зависает, глядя в экран несколько долгих и страшных секунд — страшных, потому что выражение его лица, такое страстное еще пару минут назад, меняется на то подобие человеческих эмоций, с которым Игорь его впервые встретил — абсолютно бесстрастную, ледяную маску, отрешенную от этого мира. Олег твердым и решительным движением руки снимает ладонь Игоря с себя и отсаживается как можно дальше. Между ними сейчас стол.
А может кто-то еще?
— Что.., — Игорь недоуменно смотрит широко открытыми глазами, пытаясь понять, что он сделал не так. Потом начинает оглядываться по сторонам — вдруг их кто-то мог увидеть, подавляя страх быть застуканным в таком противоестественном положении с альфой. Но рядом в полупустом темном баре никого нет, они по-прежнему в уединении.
— Я…— айсберг трескается, и на лице Олега проступает страдание, но тут же опять прячется под коркой льда. — Прости, я не могу.
— Разумовский? — Игорю становится все так ясно и понятно. Разочарование накрывает бурным жгучим потоком лавы, погребая под собой все мечты и желания.
— Нет, — жестко и безапелляционно.
— Тогда что? — давит Игорь и наклоняется через стол. — Ты же сам сказал, что…
— Что это — отвратительно, это я сказал. Да. — Взгляд Олега просто обжигающе ледяной.
— Ах, ну тогда ладно, — сухим трескучим голосом произносит Гром. — Мы пришли к консенсусу.
Он поднимается из-за стола, кидает пару крупных купюр, и, больше не посмотрев на Волкова, уходит. Внутри пустынная, бесконечная тоска и выжженная отверженными чувствами земля. В нем взрастили оазис эмоций и желаний, и одним лишь жестом подожгли все это великолепие, оставив лишь пепел разочарования.
Игорь добирается до дома пешком. Он даже не засекает время. Он просто идет и идет, не разбирая толком дороги. На улице холодная поздняя осень, мерзкий моросящий дождь и хмурое свинцовое, отражающее его настроение небо. Он понимает, как много прошел, только когда поднимается по лестнице в квартиру и у него судорогой сводит икру. Он морщится, шипит и, опираясь о перила, натягивает носок стопы на себя, дышит через нос, сжимая зубы, ожидая. Мышцу медленно отпускает, но ноющая боль остается. И не только в ноге. За грудиной болезненно жжет, почти осязаемо, кажется, эту боль можно пощупать руками, если аккуратно прикоснуться к коже.
Так, хромая, он попадает домой. Захлопывает дверь, приваливается к ней спиной и надрывно кричит пустой квартире:
— Пошел ты нахуй, Олег Волков! — Квартира не отвечает. — Пошел нахуй из моей жизни, — уже шепотом.
Ответом по-прежнему тишина. И только внутренний зверь тихо скулит где-то в затылке, полностью отражая чувства хозяина.