15 Глава (1/2)
Я приду с первым снегом.
Прошло чуть меньше полугода со дня рождения Чанбина, и уже как два с половиной месяца без Чанбина.
Хёнджин очень привязался к мелкому не складному мальчонке, от которого, почему-то, заходилось сердце в таком ритме, в каком при жизни оно, наверное, даже не умело. И всё время его отсутствия показались пресными и безжизненными. Как он раньше умудрялся коротать вечность? Сейчас все мысли Хёнджина были заняты возвращением младшего из лагеря. Вот что за организации имеют права забирать учеников старшей школы?! Но Хёнджин прекрасно осознавал и логичность происходящего и его правовую основу, а главное, что это всё для будущего Чанбина.
Сегодня первое декабря, началась зима, хоть на улице и не видно снега, но холод, мерзкими и тихими ветрами, пронизывал не только и так уже ледяное тело, но и тоскующую душу. Снова сидя около теплого камина с собаками у Хёнджина, бегали внутри совсем другие мысли. Он проматывал все воспоминания с Бинни и понимал, что очень скучает, так безумно скучает. Он просто хотел находится с ним в одном комнате и слышать его мирное дыхание, как Бин сидит в телефоне или что-то усердно пишет в своем, почему-то абсолютно белом, блокноте и от усердия высунув язык. Этого всего было бы достаточно, просто быть рядом. Ещё немного и он вернётся, ещё чуть-чуть. Когда-то этот паренёк был просто тем, кто случайно врезался в ворота его дома, а сейчас это тот, кто оживил и этот дом и сердце его одинокого хозяина, и с каждым днём оно расцветает все сильнее, как бутон набирает цвет.
Разговор, в вечер дня рождения Чанбина, ответил может не на все, но на многие вопросы.
Когда все разошлись и в доме остались только они вдвоём. Оттягивать неизбежное не имело смысла, оба понимали, что разговора не избежать. Хёнджин позвал Чанбина поговорить, гостиная с камином оказалось идеальным вариантом.
— Я хочу рассказать тебе всё,точнее, я хочу, чтобы ты знал, - усевшись на диван, Хёнджин повернулся вполоборота к младшему и одну ногу подмял под себя.
Он нервничал, потому что точно не знал, как отреагирует младший. Мало ли что он там мог на эмоциях ляпнуть, а вот когда всё лоб узнаешь, возможно и совсем иначе воспринять и уже изменить решение.
— Я правда хочу рассказать тебе всё, боже, это может показаться тебе полнейшим бредом, и ты убежишь. А я не хочу. Всего за пару месяцев я так к тебе привязался что аж внутри все сжимается. Тебе всего 17. Я чёртов извращенец. — Хёнджин прикрыл лицо руками. - но я хочу, чтобы ты знал правду.
Чанбин осторожно прикоснулся к ледяным рукам, закрывающими такое прелестное лицо. Он сам был готов расписывать в красках как он относиться к старшему. Хотя, если честно, он вообще не чувствует разницы в возрасте.
— Хён, я слушаю. Что бы ты не сказал — я останусь здесь. С тобой.
Сквозь прижатые руки Хёнджин тихо произнес - ”боюсь”.
Чанбин потихоньку начал убирать руки старшего от лица, и смотреть прямо в глаза, наполненные тревожностью и стопроцентной паникой.
— Начни с начала... Возьми руку и говори.
—Я родился в 1943 году, — чтобы не создавать неловкую и пугающую тишину Хёнджин сразу продолжил. — Своих родителей я совсем не помню, первое воспоминание — время войны. Я сидел в одном из окопов, а сверху сыпалась мокрая земля. Этот ужас до сих пор мне снится во всех красках, и я ничего с этим поделать не могу.
Хёнджин вцепился в край рубашки, пытаясь с усилием разгладить крошечный участок. Чанбин обратил на это внимание, а еще на бледнеющие пластины ногтей. Он нажимал так сильно что делал себе больно. Боится. Младший просто не выдерживает это самоистязание и взял его руки в свои, они были холоднее чем обычно и дрожали, мелкая пульсацией передавалась Чанбину. Хёнджин рассказывал дальше.
— В то время детей собирали в приюты, в одном из таких оказался и я. Директор приюта оказался хорошим человеком и, через некоторое время, усыновил меня. Я не знал кто он на самом деле или что он. Лет в 12 или 14 я увидел, как он пил кровь и испугался: его глаза были налитые злобой и какой-то чудовищной темнотой. Лицо монстра уже никак нельзя было оправдать, поэтому у него не было выхода, кроме как рассказать мне всё. То, что ты видел, это был только голод. Ужасная жажда, которая сушит не так как обычное желание попить воды, а что намного сильнее. Будто каждой клеточки тела не хватает чего-то важного, существенного, живого и только кровь может это исправить, восполнить в твоем теле. На фоне увиденного случился конфликт, но после разговора я понял, что роднее человека я просто не знал, и он правда любит меня, как сына, - Хёнджин перевел дыхание, было видно, что каждое слово дается с большим трудом.
— Когда я стал старше мне взбрело в голову, что я тоже хочу стать таким. Набравшись смелости, я завел про это разговор. Отец открыто всё мне рассказал и, некоторое время спустя, я забыл о страшном виде, в голове пульсировали только плюсы: бессмертие, отсутствие болезней и, конечно же, вечная красота. В том возрасте я слишком был на этом зациклен, последствия и опасности меня вообще не волновали в тот момент. Тогда я стал популярной моделью и просто хотел сохранить красоту. Наш спор на эту тему длился год и Александр, так его звали: Александр Хван, понимая положение вещей, в итоге, согласился. Болезни, которые убивали людей и то, что он правда любил меня и не хотел оставлять меня одного, сыграло не последнюю роль. Если честно, это было ужасно долго и больно, но тогда я не о чем не жалел. И с 24 лет я такой какой есть сейчас, — он замолчал.
Понятно, что рассказ далеко не закончен, но продолжать он не торопился, Чанбин и не торопил.
— Вернувшись в один вечер с работы домой я осознал, что теперь навечно один. Его убили. Оказалось, что один из ножей, которые могут нас убить оказался в тот вечер вонзен в сердце моего отца. Черно-белые кадры войны боли и страха вернулись и все потеряло смысл, одиночество съедало меня. Полностью. Я не смог больше жить там, похоронив отца я уехал, — снова пауза.
Солнце зашло уже давно и за окном свет уже отражала луна. Слушая рассказ Хёнджина Чанбин, будто взрослел, почему-то каждое слово сказанное Хёнджином дарило такое ощущение. Мир оказывается намного шире и многограннее, чем представлял себе Чанбин. Если честно, он вообще кроме музыки мало о чем думал, но сегодняшний день что-то перевернул внутри. Этому нужно время, но Чанбин будто дышать стал глубже, а главное страха перед сидящем человеком не было, только благодарность, что, после всего произошедшего, он сейчас тут, с ним.
— Я долгое время жил один. Спустя время я понял, что зарабатывать нужно, будучи и таким. Так появилась фирма и помощники. Я не заметил, как познакомился с Минхо, завел собак, они не воспринимались как близкие люди. Хоть Минхо и говорил, что я строю из себя одиночку, но правда в том, что я просто не чувствовал ничего, кроме утраты. Утрата — последнее чувство, которое тронуло меня, но ты, маленький мальчик, резко ворвавшийся в мою жизнь, заставил меня вспомнить забытое.
Хёнджин поднял взгляд впервые за весь рассказ и посмотрел в глаза напротив. И не увидел ни страха, ни отвращения или чего то, что могло уничтожить веру в младшего. Только любовь, почему-то другим словом передать то, что излучали его глаза, было невозможно. Чувство спокойствия и .... принятия? Нежности и комфорта. Это всё в одном взгляде. Однако дрожь не прошла, и он только сильнее сжал руки старшего.
— Я не знаю, что происходит между нами, а что произошло сегодня, там, на улице, тем более. Я давно смог усмирить жажду и вполне нормально реагировал на открытые раны, но ты и твоя кровь что-то разбудили во мне. У меня сердце сжимается от страха за тебя, что я мог навредить тебе.
— Чанбин, прости что напугал. Если ты уйдешь и больше не вернешься, я пойму. Главное, чтобы ты был в порядке. Ты слишком молод что бы я портил тебе жизнь.
Оба молчали, Хёнджину больше нечего было говорить, он ждал реакцию, в панике.
Выслушав рассказ Хёнджина, Со ни разу его не остановил, не перебил и не отпустил руку. В рассказ трудно было поверить, но если вспоминать все то, что он наблюдал последние месяцы, то все сходится, как картинка из пазла.
Так они могли просидеть очень долго, но одна мысль все-таки мучила Чанбина и не складывалась. И это далеко не вампиризм.
— Тебе 73?