Глава 4 - Демифлат (1/2)

***</p>

Реабилитация была ужасной. Лампы дневного света были слишком яркими, цвет стен вызывал у него тошноту, зудящие халаты, которые ему приходилось носить, заставляли его чувствовать себя голым, другие люди здесь только заставляли его чувствовать себя ещё более одиноким. Еда была настолько пресной, что вызывала отвращение, но после угрозы установить трубку для кормления он глотал её три раза в день, сердито глядя на любого, кто осмеливался сесть рядом с ним или заговорить с ним. Еда никогда не была для него удовольствием, но теперь это было гротескное оружие, используемое против него.

Каждый день в течение часа он сидел в кабинете своего консультанта и сердито смотрел на неё. Он делал в уме бесчисленные выводы о её жизни, но хранил молчание. Она не стоила его слов.

Хуже всего то, что ему не разрешили взять ничего из его личных вещей. Заперли их от него. Удерживали в ожидании хорошего поведения.

Ломка была достаточно серьёзной, но униформа, цвета, безвкусная еда и однообразие всего этого заставляли его чувствовать, что он исчезает, растворяется в стенах, становится таким же, как всё и все остальные.

Он пытался обойти это, отказываясь разговаривать с кем-либо, держась особняком. Сам по себе он мог иметь одну вещь, которая принадлежала ему и только ему − его мысли, его разум. Уникальный, особенный. Он мог подняться над их болтовней, их монотонными разговорами, их ошеломляюще скучными разговорами. Он не был одним из них.

В палате над раковиной играла музыка − раздражающая, приторная музыка, бубнящая в его ушах. Иногда он узнавал мелодию как популярную песню нескольких лет назад, но с острыми краями, убранными синтетической посредственностью, сделанными мягкими и плавными. Он представил, как реабилитационный центр пытается сделать с ним то же самое.

Он старался держать в голове правильную музыку, проигрывая в уме симфонии и арии. Конечно, ему не разрешали играть на скрипке, но он незаметно перебирал пальцами музыку на подлокотнике своего кресла, или на ноге, или на линии подбородка. Это помогало, но совсем немного.

Однажды, когда он прибыл на назначенный визит со своим консультантом, она заканчивала оформление документов. Не поднимая глаз, она сказала:

− Присаживайся, пожалуйста, Шерлок, я подойду к тебе через минуту.

Он сел, сопровождавший его санитар закрыл за ним дверь, и в комнате воцарилась тишина. Нет, не тишина, не обычная тишина, навязываемая плотно сжатыми губами Шерлока − там была музыка. Его взгляд метнулся в угол комнаты, к маленькой стереосистеме, стоящей там.

− «Вариации Гольдберга, номер два, Бах», − сказал он, не подумав, и тут же разозлился на себя за это.