День 10: смерть основных персонажей (1/2)

Это все казалось Игорю сном, откуда его вырвали в холодную реальность. Жестко, страшно — за пару дней. Сережку он будил иначе — всегда осторожно, невыносимо для себя ласково. Он же такой… Нервный парень. Дерганый. Его нельзя было просто так тормошить, иначе он еще минут десять отходил. А теперь самого Игоря жизнь вот так поимела.

Он сидел за своим стареньким столом в родной квартире и пил. Горько, но так, чтобы оставаться на грани сознания. Чтобы не давать себе поблажек. Ведь сам виноват, сам, отпустил Сережку в клинику, где его и сгнобили.

Он ведь убеждал Игоря, что все будет хорошо, что вернется через пару недель… Превышение дозы препаратов. Синяки на запястьях. У его Сережки, ну какой пиздец. Он ведь как только увидел его, навестив на второй день, чуть не ебнулся, пошел кабинет главврача разносить. Но… Хер его знает, что там у этого Рубинштейна распыляли, но Игорь осознал себя только на выходе из больницы. Он пытался снова и снова, но сраная мистика его не оставляла, он просто оказывался на пороге. Даже когда заходил в этот чертов кабинет с огнестрелом наперевес. Не помогало ничего из того, что он мог придумать. И он не смог спасти Сережку, застряв в этом пиздеце. Он просто не успел.

Поэтому теперь Игорь пил — каждый день после работы. Просыхал, приходил в себя, умывался, брился, делал из себя человека. Шел на работу, отпахивал положенные часы и возвращался домой. Шли недели, месяцы. Он сам дивился — насколько же его организм железный, что выдерживает, не ломается. А ведь если бы сломался — оказался бы там, на той стороне, с Сережкой.

В отделе успели произойти изменения. Дима ушел от него в свободное плавание. Москвич какой-то пришел. Отвратительно громкий. Когда он впервые подошел к Игорю и опустил руки ему на плечи, Игорь закаменел. Его никто не трогал с того самого дня, когда Сережку увозили и он держал Игоря за руку. Они даже не успели поцеловаться напоследок. Они ничего не успели. И москвич будто смахнул это прикосновение, уничтожил его. В тот вечер Игорь запил так, что впервые в жизни проспал работу.

Дима раскусил его первым. Вцепился, как клещ, потащил к дядь Феде… Чудовище, белобрысое чудовище, сам же воспитывал. Себе на горе, на беду. Беда оказалась психоаналитичкой на шпильках и розовыми таблетками. Водку сказали не трогать. Игорь впервые послушался. Теперь у него остались только сигареты, так что он курил, как не в себя — каждые полчаса, будто по будильнику.

Москвич… Отстал с тех пор, почуял, что с Игорем что-то не так. А потом, когда у Игоря в глазах стало проясняться, снова начал отираться рядом. То папку из архива захватит, то чай принесет. За компанию — так же он общался с Димой, так же — с Ксюхой. Поэтому Игорь думать не думал, что чаечек-то непростой. А оказалось…

Москвич, мать его, Петя, притерся к нему в курилке после работы. Позвал чай пить. Изврат какой, но, видимо, ему Димка Игоря сдал. То, что ему пить нельзя. Игорь не согласился. И во второй раз тоже — через пару недель, и в третий — через месяц. Но Петя не сдавался. Подходил со своими предложениями ненавязчиво, изредка, к месту. Пострелять, пройтись, поездить.

В какой-то день Игорь сломался. Слишком уж Петя ему стал привычен со своим незаметным теплом. В Сестрик субботним утром? Да легко, давай. Петя заехал за ним на своей выебистой тачке, сунул в руки картонный стакан с зеленым чаем.

— Я не знал, какой тебе по кайфу, взял по-простому… Поехали? — он взглянул в глаза Игоря. Черно так.

— Поехали.

Петя откровенно гнал. Судя по всему, превышал он чуть более, чем постоянно, так что Игорь молча пристегнулся и уставился в окно. Лес пролетал мимо, было приятно от темной зелени. Играла какая-то лаунжевая хуета, Петя постукивал пальцами по рулю. Поджимал губы, смотрел на дорогу.

— Знаешь, у меня тоже человек близкий ушел.

Игорю захотелось прямо сейчас выпрыгнуть в дверь.

— Соболезную… — шепнул он хрипло.

— И я тебе. Я к тому, что… Рановато нам еще себя в гроб загонять, не находишь?

— Он был бы рад, если бы ты жил полной жизнью, — процитировал Игорь Диму с закрытыми глазами.

— Ага. Я о том же. Ты на таблах или на порошке? — он глянул на Игоря краем глаза.

Игорь отпил остывшего чая. Влил в себя остатки.