Часть 13 (1/1)

Ещё неделю всё шло так же хорошо — Мицки радовался и улыбался. Он привыкал к новому наряду, понемногу тренировался, и с удовольствием ходил гулять по окрестностям. Не один конечно, а с Боруто или отцом — Лог пока был на задании. Только иногда у него дрожали руки, но это быстро проходило, и он снова возвращался в хорошее расположение духа. А потом всё резко отключило. Радости, да и вообще каких либо эмоций, как не бывало — Мицки ничего не хотел и не мог. Тёмная, тяжёлая пустота навалилась на него сразу со всей силы и размазала по койке, так, что даже глаза было трудно открыть. Боруто невнятным ярким пятном мелькал перед взором, его голос, и голоса других, были в ушах непонятным шумом, забивая мысли ватой. Он не реагировал ни на что, и ни на кого, только глубже проваливался сознанием в это небытиё. Где-то, на краю, мелькала слабая мысль, что он должен бороться с этим, что где-то там его ждут. Но сил не было. И когда рядом резко и внезапно что-то раскололось — кошмар скрутил каждую клетку тела. Каждую мысль, вымораживал холодом. Мицки только мог скулить, желая, чтобы это закончилось. Эта темнота, холод, так разрывали его, вскрывали кунаями, что в конце концов он просто провалился в абсолютную тьму сознания.

За все эти светлые, радостные дни, когда Мицки улыбался, за то время, пока приступы были слабыми, они как-то забыли, насколько он был искалечен. Насколько ему было плохо, больно. Когда Мицки был просто в апатии, Боруто ещё держался, но когда Суйгецу случайно разбил пробирку, и с этим звоном Мицки кошмарно, жалобно заскулил, погружаясь в ужас — Боруто не выдержал. Мицки заскулил, его сознание вернулось в тот кошмар, отделилось от реальности и в конце концов, после нескольких уколов, он отключился совсем — обмяк на кушетке. А Узумаки заплакал, бессильно сжимая бледную ладонь. Орочимару тяжело вздохнул и присел рядом с ними, когда Суйгецу поспешил убраться подальше. Боруто тихо плакал, а саннин просто сидел, перебирая волосы сына.

— Что-то я совсем… Не думал, что так расплачусь, вроде всё как всегда… — Узумаки потянул носом и стирал слезы одной рукой, так и не отпустив ладонь друга.

— Такого сильного приступа долго не было — это нормально, что на всех так отразилось. Когда случается что-то плохое, это всегда выбивает из равновесия. — Орочимару потрепал его по волосам. От прохладной руки стало немного легче, и от слёз тоже — нервы немного схлынули.

— Но… Последние разы было… не так.

— После периода покоя, приступы всегда сильнее, и не забывай — это ещё долго будет преследовать Мицки.

— Опять просто ждать. — Вздохнул Узумаки. — Я снова ничего не могу сделать.

— Здесь ничего особо и не сделаешь — можно только заботится и помогать. Конечно, лекарства тоже будут делать своё дело, как и…преодоление препятствий, но по большей части, психика справляется с этим в одиночку. Ты, мы — можем только дать безопасное место и заботу. Со временем спокойные периоды будут увеличиваться и, возможно, когда-то он полностью от этого оправится. Или, хотя бы, не будет больше терять связь с реальностью. — Орочимару погладил Мицки по щеке, заправив прядь за ухо. Боруто чётко видел, что тот переживает за своего ребёнка, но держится, потому сам вздохнул и постарался успокоиться. Сосредоточиться. — Как и до этого, имеет смысл только то, что ты делаешь, твоя поддержка. Ты отлично справляешься, только не так быстро подобное проходит. И, до сих пор, Мицки преодолел много — мало кто так быстро начинает осваиваться после подобного. Просто продолжай быть рядом — этого достаточно. — Саннин улыбнулся. Было странное ощущение, но в глазах, в слегка по поднятых уголках губ, Боруто видел то же тепло, что и в Мицки. И Узумаки тоже слабо улыбнулся в ответ. Да, сейчас он соберётся и переживет это. А потом поможет другу.

Правда ещё пять дней пришлось просто сидеть рядом и ждать — даже без убойной дозы успокоительного, Мицки никак не приходил в себя. И ровно когда исполнился год с его плена, друг наконец-то открыл глаза. Боруто сразу же затормошил змейку, через которую следил Орочимару, и придвинулся ближе к Мицки. Его золотые глаза были совсем уставшие, как и посеревшее лицо, с тёмными тенями под глазами — будто он не спал всё это время, а сражался. Хотя, он и сражался — со своей травмой, своим ужасом. Но, наконец-то выбрался, и теперь Боруто и Орочимару с Логом, позаботятся о нём. Узумаки улыбался и держал его за руку. Вскоре подошли его отец и брат, и они вместе снова стали делиться с ним теплом, любовью.

Мицки был вымотан и разбит. Ему было тошно от всего этого. Тоскливо. Счастье казалось было так близко, а снова обернулось кошмаром. Беспамятством. Он был расстроен, что в этот раз даже толком не помнил, что нужно пытаться выбраться. Он даже хотел, чтобы это закончилось любым способом. И теперь, когда пришёл в себя, то был ужасно вымотанным, и его мысли становились ещё более тяжёлыми. Даже родные не очень помогали — Мицки желал только таблеток и пустого покоя. Лишь бы ничего не ощущать. Ни кошмара ни обиды. Но никто не оставлял его в одиночестве. С ним всегда были, поддерживали, делились любовью, теплом. Мицки не мог не обращать внимания, не мог скрыться от света, что шёл от родных. Они не давали ему шанса, кроме как вернуться. И он постепенно снова оживал. В этот раз было тяжело, как в первый, потому что Мицки ещё и злился на себя — не смог удержаться, даже не вспомнил света, только хотел, чтобы всё закончилось. Эта обида на самого себя, бессилие залили и тормозили его. Но его держали. Не давали тонуть. Мицки тяжело дышал, медленно двигался, неохотно оживал. А потом всё же улыбнулся. И сам этому удивился, но снова улыбнулся и прижался к отцу. Медленно всё снова возвращалось в норму — приступы случались, но не такие тяжёлые и с ним всегда кто-то был, поддерживал, любил.

А потом снова произошло что-то странное, что выбило из лёгких воздух и сердце заставило биться часто-часто. Сначала Боруто зачем-то принес лак для ногтей. Мицки не понимал зачем это, но конечно же доверил тому свои руки и долго ждал, жуя кусочки мяса, пока Узумаки творил. Мицки, зная его способности к рисованию, подозревал, что это плохо кончится, но к счастью, лак был бесцветным. Да и он так старался, что почти не задевал кожу. И жутко устал после такой работы. Мицки посмеялся и не стал трогать ногти, что теперь слегка блестели — всё равно Боруто так загадочно улыбался, что точно бы не сказал. Правда несколько минут запах ещё мешал его чувствительному носу, но после насмешливого взгляда Лога и ещё половины пакетика угощения, это перестало его беспокоить. Только через пару часов Мицки понял, что это было и зачем. И сколько времени продолжалось. У него начали снова дрожать руки, когда гуляя они подошли слишком близко к Ямато. Мицки занервничал и они сразу же пошли обратно, но руки уже начали дрожать. Сначала Боруто легко держал его ладонь, а когда они ушли оттуда, отпустил. Змей как-то растерянно сжал пустую ладонь, а во рту всё моментально стало горьким. Просто отвратительно противным. Он отдёрнул руку от губ и отплёвывался от этого гадкого вкуса. Боруто тихо посмеялся и достал пакетик с мясом.

— Что это? — Было очень обидно из-за случившегося, смеха Узумаки и того, что это он и сделал.

— Не злись, это просто лак. Для детей, чтобы они не грызли ногти. Мама такой для Химавари брала. — Боруто мягко улыбался, а Мицки обиженно и возмущённо смотрел на него. Мысли медленно складывались в голове, но всё же до него дошёл весь смысл и он широко распахнул глаза, смотря в это ласковое лицо. Да, когда у него начинали дрожать руки, это была не просто дрожь — он грыз ногти. Но Боруто всегда его останавливал. И брат. И отец. Они осторожно брали его ладонь, чтобы он успокоился и не обгрызал ногти, не вредил себе. И поэтому Узумаки стал приносить ему угощения, отвлекал. Всё это время они так осторожно о нём заботились. Так берегли. Слёзы полились быстро и много, сердце сумасшедше затрепетало. Это всё осознание так ударило по эмоциям, так осенило светом и теплом, что Мицки просто не выдержал — он расплакался от переполняющих чувств и бросился к Боруто, обнимая его.

— Ну тише, тише. — Ласково успокаивал его Узумаки, гладя по спине и голове. Мицки плакал и никак не мог остановиться — вся эта любовь просто разрывала его — сколько всего они в него вложили. Аж мысли разбегаются от этого. Аж дурно становится от жара. Только через пару минут, когда слезы заканчивались, Мицки поднял от плеча Боруто заплаканное, раскрасневшееся лицо и прижался губами к полосатой щеке, размазывая слезы и по его лицу. Узумаки опешил, а потом мягко улыбнулся и крепко прижал к себе Мицки.

— Всё хорошо. — Тихо выдохнул он в светлую макушку. Змеёныш никак не мог его отпустить, потому Боруто пришлось подхватить его под бёдра и нести перед собой как ребёнка, перед этим он ещё и скормил Мицки кусочек мяса. Змеёнок держался за него и просто сгорал от тепла что бурлило в нём. Мысли метались от тех невероятных чувств, но в груди зарождалось что-то такое особенное. По другому тёплое и невероятно прекрасное. Мицки обнимал его за шею и вжимался лицом в яркие волосы, погружаясь в некую эйфорию — он словно парил в чистом, искрящимся свете и тепле. И очень хотел, чтобы это продолжалось вечно. С его солнцем.

Дни шли дальше и незаметно набирали скорость. Мицки часто пытался грызть ногти, но постоянно плевался от отвратительного вкуса — Боруто постоянно подкрашивал ему ногти — а потом Узумаки давал ему угощение и брал за руку. Мицки успокаивался. Тренировки и прогулки становились дольше, насыщеннее. Они даже несколько раз прогулялись по окраинам Звука, и Мицки почти не нервничал — только крепко держался за Боруто. Постепенно, змеёнок всё меньше пытался грызть ногти и вскоре совсем перестал это делать — он сам стал цепляться за рукав Узумаки, когда нервничал. В первый раз, когда он взял теплую ладонь солнца и переплел с ним пальцы, Узумаки на миг застыл, а потом радостно улыбнулся и достал пару кусочков мяса. Змеёнок больше даже не пытался подносить пальцы ко рту. Боруто больше не красил ему ногти и Мицки улыбался. Он гордился ещё одним маленьким достижением.

Дальше всё было так же спокойно, тепло. Но однообразно. Настолько, что даже Мицки наскучило. Он стал ходить с отцом в деревню, совсем как «хвостик», держась за его руку или сидя на кресле, пока родитель решал вопросы — это было и то интересней, чем сидеть в подземельях. Шиноби отца были гораздо спокойнее и возможно послушнее, чем в Конохе, по крайней мере, при Орочимару, и с Мицки вежливо здоровались, не приставали, а одна из секретарш, вообще, угостила леденцом. Змеёнок их вообще-то не очень любил, но взял, тихо поблагодарив, и залился таким румянцем, что девушка совсем восторженно заохала. Лицу было жарко, сердце колотилось и он чувствовал себя совсем маленьким ребенком, потому спрятался за отца. Совершенно по-детски. Орочимару тихо посмеялся. Было странно, но это такое тёплое чувство, что щёки горели ещё долго. Мицки ходил по деревне с отцом, иногда с Логом, у которого были поручения, а позже они с Боруто гуляли сами. Сначала обычно, но и это скоро наскучило. Хотелось движения. Чего-то интересного и они стали исследовать Звук как шиноби. Носились по крышам и переулкам, заброшенным зданиям и складам, совсем как ученики академии или молодые генины, что только получили повязки и изучали свою деревню. Они смеялись, в шутку убегали от чуунинов и джонинов, что картинно их ругали — веселились, словно дети. Мицки смеялся. Было хорошо. До того момента, как на прогулке с Логом, он издали увидел Боруто. С его мамой и сестрой. Внезапно, он в полной мере ощутил, что есть ещё что-то, кто-то. Есть мир, помимо их пещер и Звука. У Боруто есть семья, а не только Мицки. Это абсолютно выбило из колеи — сильнее, чем когда он понял, что пробыл тут полгода. То, что у друга есть кто-то помимо него, било больнее, чем осознание, что прошло уже полтора года. И, он совсем не знал, что со всем этим делать. Он так растерялся, точнее так поразился этому, что мысли просто ворочались в голове неясной массой и он ни о чём не мог думать. И что-либо делать. Они с братом быстро вернулись домой и до вечера Мицки просидел не шевелясь, смотря в пустоту. Он был внезапно опустошён — будто всю радость вытянули. Он даже на Боруто не среагировал, точнее только больше погрузился в пустоту мыслей и тоску. Измученный, он уснул, свернувшись под пледом и вцепившись в брата. Но утром он также был не в себе. Было очень горько и больно осознавать подобное, понимать, что нужно сделать — отправить его домой. Отпустить. Пусть Мицки с ним и необычайно хорошо, пусть Боруто вытаскивал его из кошмаров, но Мицки не может больше держать его тут. Хоть и очень хочется. Только боль и грусть сдерживать в себе не удавалось и Узумаки вопросительно, но аккуратно заглядывал ему в глаза, ждал, когда Мицки поделится мыслями. Лишь после обеда он наконец-то нашёл в себе силы рассказать всё. Он говорил тихо и печально, Боруто слушал молча. Змеёнок еле сдерживал слёзы, когда закончил, а Узумаки тяжко вздохнул.

— Я не уйду. Я хочу быть с тобой. — смотрел он так, что сердце Мицки замерло, а в голове образовалась звенящая пустота. Этому уверенному взгляду голубых глаз невозможно не верить. В его решимости невозможно сомневаться. Сердце болезненно начало биться и Мицки заплакал, обняв этого удивительного человека. Нет, не человека — Боруто его самое настоящее солнце.

Мицки плакал прижавшись к нему и страхи уходили, когда тёплые руки гладили его по спине. Согревали и зажигали.