Часть 4 – Секретики (1/2)

Выпроводив наконец пьяных Буча и Соню, Алекс и Цезарь остались наедине. Повисло неловкое молчание, которое до этого разбавляли шумные гости. Лишь Мушу, недовольно замяукав развеял тишину в квартире. Про него уже все забыли, а от обилия людей в тесной однушке, кот так и оставался патрулировать территорию сверху, то перебираясь со шкафа на стеллаж, то возвращаясь обратно.

— Я… эм-м…

— Заглохни, Цезарь. — грубо оборвал друга Алекс, — Если ты сейчас что-то пизданёшь, я не выдержу и точно тебе всеку. Хотя… Может тебе даже понравится? — парень хитро прищурил глаза и ухмыльнулся.

Он неприкрыто намекал на слабости Цезаря и бросил многозначительный взгляд на ошейник с поводком, которые торчали из-под смятого одеяла.

— Понял… — пробормотал Цезарь и пошёл ставить чайник. Дальше пить сил не было, желания тоже. Да и «на старые дрожжи» не накрыло, просто тело стало ватным, а голова оставалась, предательски ясной.

То, что Алекс помнил о его «увлечениях», немного задевало. Но, с другой стороны… Он даже не мог толком вспомнить, как всё раскрылось. В жизни Цезарь обычно был лидером, старался быть на ведущих ролях и никто ему не мог указывать. Но всё менялось, когда дело касалось постели.

Но ведь когда-то Цезарь всё же открылся Алексу. Почему-то казалось, что друг поймёт, хотя его реакция была неоднозначной. А воспоминания о тех временах он закопал очень глубоко в себе. Хотя, если подумать, то как раз именно это и было их первой настоящей близостью. Ещё за год до той истории, когда он позорно сбежал утром. Но парень всеми силами пытался всё забыть, и забыл бы, если бы не красный ошейник, который ярким пятном горел на тёмных простынях.

***** </p>

Свою мать Цезарь любил, хотя и видел редко из-за её постоянной занятости. Бабушку тоже, она всегда была добра и хорошо готовила, для его привязанности этого было вполне достаточно. Отец же был нейтрален, и Цезарь был с ним во взаимных отношениях. Он был учителем истории, а ещё подрабатывал репетитором. На момент его рождения, отец был полностью поглощён историей Древнего Рима, и твёрдо решил назвать сына Цезарем. Хотелось бы, конечно, Юлий, но отец предвидел, что это может повлечь ненужные пересуды и обидные прозвища. Хоть имя Цезарь и не очень лепилось с фамилией Штольц, которую он взял от жены, наконец поменяв свою ненавистную Козлович, на более благозвучную. Но жена тоже была не против, так что из роддома он забирал её и маленький свёрток, который гордо именовался — Штольц Цезарь Геннадьевич.

Цезаря же бесило всё, его имя, фамилия и дурацкое отчество. В детском саду его часто издевательски спрашивали, не крокодил ли его папа, на что тот не отвечал, а сразу начинал махать кулаками. А ещё обзывали «салатом» и «фрицем».

Когда в его класс перевёлся новый ученик, которого учительница представила как Александра Брауна, у Цезаря сразу возник план, как подружиться со странным парнем. Ведь на фоне стандартных Петровых и Ивановых, они выделялись фамилиями. А ещё, Александр не был похож ни на одного из детей. Смуглая кожа, длинные иссиня-чёрные волосы и ярко-голубые глаза, тем не менее с восточным разрезом, сразу привлекли внимание к парню.

У самого Цезаря глаза были цвета виски. Тёмно-медовые, отдающие желтизной. Редкий цвет, за который ребята дразнили его Эдвардом Калленом, хотя сходства с этим тошнотворно-приторным красавчиком он не находил. Зато, находили девочки, чьим вниманием он никогда не был обделён. Даже несмотря на обидные прозвища и подколы от парней.

Через год дружба с Александром была налажена. Все его звали Алекс, на Сашу он даже не откликался, и лишь Цезарю разрешалось звать его Лекс. Хотя в ответ он вновь получил обидное прозвище «Салат», но Цезарь был даже не против, если его так называл Алекс, остальные за подобное обращение получали в нос.

В девятом классе, всплыла наружу неудобная правда об Алексе. Цезарь застал его, за просмотром фильма 18+. И если бы это был просто фильм, а друг ничего при этом не делал, то можно было бы вовсе свести это в шутку, но ситуация была однозначной. Но он сделал вид, будто ничего не заметил, лишь пару раз прикольнулся над ситуацией в целом. Позже, Цезарь подтвердил свои догадки, прошерстив компьютер друга. Но опять же, ничего не сказал. У всех были свои секреты, а гомофобом он не был…

Отец у Цезаря был властный и строгий, но обычно равнодушный и холодный дома. После рождения сестры он изменился в худшую сторону, но никто из домашних, казалось, этого не замечал. Цезарь получал по делу, без дела и просто по настроению пьяного отца, когда тот пристрастился к алкоголю в попытке запить стресс из-за сокращений на работе. Несмотря на то, что это был очень не педагогичный подход к воспитанию чада.

Как работает психика, Цезарь понять не мог, но знал лишь то, что с недавнего времени его начала заводить грубость. Это пугало, вызывало жуткий стыд, он ненавидел себя и всеми силами старался показать в школе свою доминантность. Драки стали происходить чаще, он стал сильней и к концу восьмого класса уже никто не смел ляпнуть хоть что-то, что могло вывести Цезаря из себя.

Первый раз с девушкой он переспал в девятом классе, как раз незадолго до того, как застал Алекса в неловкой ситуации. Они даже не встречались, да и девушка была некрасивой и грубой, но ему захотелось ей подчиниться. Ариана, так её звали. Он никогда не забудет это имя.

Они не встречались, не дружили, вообще это были странные отношения для подростков. Это был тупой и животный секс, в котором она доминировала. И Цезарю было наплевать на её прыщи и лишний вес, на то, что за ним бегали самые красивые девочки в школе. Они не могли дать ему того, что давала она.

Однажды, когда они были дома у Арианы, она достала из-под подушки красный кожаный ошейник и поводок.

— У тебя что, есть собака? — удивился Цезарь.

— Нет, — хмыкнула девушка, — это для тебя.

Это было унизительно, стыдно, но Цезарь никак не мог себя контролировать. Хотя в итоге, он порвал с ней даже те не существующие отношения. Ариана бесилась, грозила всем рассказать, а он, выкрав ошейник и собрав на неё компромат, сбежал. Сбежал к Алексу.

Алекс сидел на полу и задумчиво крутил в руках ошейник.

— Салат, и нахрена ты мне всё это рассказал?

— Ты же мой друг… — Цезарь попытался как-то выкрутиться, одновременно пробуя вывести друга на чистую воду, используя свой секрет, — У друзей не должно быть секретов, так ведь?

Алекс вздрогнул и крепче сжал ошейник.

— У меня от тебя нет секретов. — ответил он.

«Да ла-адно! А дрочка под гей-порно и тонны таких видео в скрытой папке — это не секрет? Ну ты и лицемер!», подумал Цезарь, но промолчал. Может это было страшнее, чем признаться в своих БДСМ наклонностях?

— У меня теперь тоже. — ответил он Алексу и поджал губы.

«Ну признайся уже, и всё станет проще!», но он понимал, что нельзя вытащить правду клещами.

— И что, тебя правда прёт, когда ты… в этом? — Алекс приподнял ошейник.

— Говоришь так, будто я какой-то извращенец. — нарочито насупился Цезарь, хотя и понимал, что это не нормально. Но принцип «неси любую херню уверенно, и люди в неё поверят», был его кредо по жизни.

— А разве нет? Знаешь, все извращенцы говорят, что они не извращенцы. — ответил Алекс.

— Ага, а все геи говорят, что они не геи. — парировал Цезарь, а потом понял что ляпнул, но не подал вида, что заметил как резко побледнел его друг.

Ребята сидели на полу в комнате Алекса и втихую распивали вторую бутылку вина, которое удалось купить в магазине в соседнем районе. Законы законами, но многие частные лавочки плевали на них во имя выручки. Матери Алекса не было дома, очередная богемная тусовка. Которая продлится, как минимум, все выходные, а потому и страха спалиться не было. Разговор ушёл в другую сторону и эту тему они больше поднимали. До того дня…

— У тебя что, хобби такое, напиваться и заваливаться ко мне, выбирая тот день, когда мама уезжает на ночь? — сонно проговорил Алекс закрывая дверь за шатающимся Цезарем.

Они недавно перешли в десятый класс и отметили своё семнадцатилетие. Даже тут они были похожи — дни рождения шли один за другим, сначала у Алекса — двадцать второго сентября, а затем у Цезаря — двадцать третьего.

Друг ничего не ответил, лишь скинул кроссовки, которые Алекс, помня горький опыт, убрал в шкаф, подальше от Мушу. Цезарь наблюдал за этим несколько секунда, а потом побрёл в комнату.

— Руки! — крикнул Алекс.

— Да, мам… — пробурчал Цезарь и покорно пошёл в ванную.

В рюкзаке он притащил какую-то бурду, которую потягивал в гордом одиночестве, ибо Алекс наотрез отказался пить «эту дрянь». Ребята расположились на полу возле кровати. На толстом шерстяном ковре было не холодно и достаточно комфортно сидеть, так что, этот пятачок посреди комнаты стал их любимым местом.

— У тебя опять проблемы с отцом? — спросил Алекс.

— Ага, нажрался и снова отпиздил… Вот, смотри.

Он задрал футболку, демонстрируя свежие синяки на рёбрах и животе. Алекс невольно сглотнул.

«Ты, блять… О чём думаешь, идиот?! Ему больно вообще-то, а ты…», проскользнула мысль у него в голове, но рука сама потянулась. Пальцы легонько коснулись ушибов. Цезарь шикнул, но футболку не отпустил.

— Очень больно? — Алекс заглянул ему в глаза, всё ещё водя пальцами по рёбрам, перемещая их к синякам на животе.

— Терпимо. Пресс есть, ничего не отбил, так… Пустяки. Больше орал.

Алекс снова перевёл взгляд туда, где скользили его пальцы. Добираясь до очередного синяка, он нажимал сильнее, заставляя Цезаря с шумом втягивать воздух. Однако тот так и сидел перед ним с задранной футболкой. Ничего не говоря, не отталкивая и не отстраняясь. Кожа под пальцами горела. Или у Алекса были такие холодные руки, или Цезаря бросило в жар. Проведя рукой вверх, он остановился на небольшом синяке на груди парня. Кончиками пальцев он почувствовал, как сильно и часто бьётся сердце, только тогда Цезарь наконец отстранился и опустил футболку. Слишком резко и низко стянув её вниз, однако, Алекс заметил.

«У него что, стоит? Так он тогда не врал на счёт ошейника и этих БДСМ игр с Арианой? Еба-ать… И что мне теперь делать с этой информацией? Я то думал, что он просто решил подкинуть мне «тайну», чтоб наконец выспросить у меня по поводу того случая, а он по правде… ну дела…», мысли метались, теперь ему и самому захотелось побывать на месте Арианы. Прям сейчас надеть на Цезаря ошейник и… Правда, что дальше делать он не представлял. Ему просто хотелось наконец сбить спесь с этого шелудивого пса, который всем своим видом всё время показывает свою маску альфа-самца.

Цезарь снова приложился к бутылке. Алекс попытался её отобрать, безуспешно. Тогда он сказал:

— Ладно, твоя взяла, дай мне тоже.

— А ты отбери. — поддразнил Цезарь, снова сделал глоток и показал ему язык.

И Алекс отобрал. Спустя несколько минут возни, он победно сидел на животе у поверженного Цезаря и, открутив крышку, сделал большой глоток этого пойла. По рту и горлу разлился жар, Алекс закашлялся.

— Если не умеешь пить виски, зачем пьёшь? — спросил Цезарь, глядя на него снизу вверх.

— А знаешь, я вообще думал, что будет хуже. Но… — он сделал ещё глоток и поморщился, — Теперь я знаю, что это вкус победы!

— Победы? Надо мной?

— Над здравым смыслом.

Он чуть сдвинулся назад и упёрся в выпирающий из штанов бугор.

— Ничего не хочешь мне сказать? — Алекс вопросительно поднял бровь.

— По поводу? — Цезарь упорно делал вид, что ничего не понимает, и вообще, его тут нет.

— По поводу этого. — Алекс снова подался назад, — Или этого. — он быстро прикинул, в каких местах были синяки, и надавил на один из них, заставив Цезаря издать тихий стон. — Ну так что?

— Я тебе уже всё рассказал, или ты подумал, что я тогда по приколу перед тобой час распинался и даже ошейник тебе отдал? — пьяный мозг уже не мог фильтровать информацию, которая поступала в него или выливалась из него. Такая искренность удивила и самого Цезаря, но слов назад не воротишь.

— И зачем ты мне его отдал? Хотел, чтоб я надел его на тебя? — Алексу тоже дало в голову, но он всё равно снова отпил из бутылки.

— А если так, то что?

— Салат, ты перегибаешь…

И это говорил он, тот кто сейчас сидел сверху на лежащем на ковре друге, и неосознанно, почти неуловимо тёрся бёдрами о его член.

— Это я перегибаю?

Снова этот взгляд снизу вверх, учащённое дыхание и мелкая дрожь по всему телу.

«Салат, ты нормальный или где? Ты вообще понимаешь, как ты сейчас выглядишь?!», Алекс всеми силами пытался не думать ни о чём пошлом, но от одного вида Цезаря, который сейчас лежит под ним, дрожа от возбуждения, его мозг начинал сбоить.

С огромным трудом взяв себя в руки, Алекс слез, давая другу возможность принять вертикальное положение. Но тот лишь издал разочарованный вздох.

— Слушай, Салат, завязывай со своими странными шуточками. Мне от них не по себе…

— Правда? — он встал на четвереньки и вплотную приблизился к Алексу, заглядывая тому прямо в глаза.

— Правда….

— Не пизди, Лекс, у тебя по глазам всё видно. И вообще…

— И что тебе там видно? И отодвинься, ты слишком близко!