Оборона старого фонда (1/2)

Бьющееся где-то в горле сердце - удовольствие ниже среднего. Обычно Петя такое испытывает в момент панической атаки. Вокруг все вроде как тихо-спокойно, а вот ощущения кричат о непонятном мозгу пиздеце: кровонесущая мышца сжимается так быстро, что стук отдается и в горле, и в голове. Дышать сразу трудно становится, сглотнуть не получается, а все содержимое желудка будто раздумывает: остаться на месте или выйти прогуляться.

Сейчас, конечно, не такой приступ. И гул в ушах другой, и сердце отплясывает по вполне понятным причинам. Страшно.

В квартире на первый взгляд нет больше никого, кроме Хазина. Громко тикают советские громовские часы, и булькает вода в кране. Но весь служебный опыт майора вопит о поджидающей его опасности.

Вообще в свой выходной день Хазин собирался выспаться, позалипать в соцсетях и заказать к возвращению Игоря что-нибудь вкусное и легкое. Чтобы, схомячив, они, не вздыхая о тяжести в желудках, могли вдоволь потискаться в разных позах на разных поверхностях квартиры. План этот Петя, надо отдать должное, пока перевыполнял. Проснувшись после полудня и проглотив приготовленные Громом вафли - да благословенны будут доставки готового теста и новенькая вафельница, - он залип на фотках своих старых московских знакомых. Те стабильно каждую пятницу выкладывали сториз из баров и клубов, а Петя язвительно хихикал, представляя их субботнее похмелье. Сейчас он слишком привык в конце рабочей недели заваливаться со своим мужиком на диван перед телеком, приставкой или вовсе книжками, и воспоминания о громкой музыке, чьих-то чужих телах, трущихся о него на танцполе, заставляли брезгливо поморщиться. Петя на это только ворчал: ”Одомашнился”, а Гром поддакивал, мурлыкая на ухо: ”Приручился”.

Так и сегодня Хазин долистал ленту, выложил свою довольную, полную сил моську, прикрытую наполовину томиком Паланика и устроился дочитывать, собственно, этого самого Паланика.

Движение на кухне он заметил случайно: отложил законченную книгу, оставив героя вечно падать в самолете, потянулся к телефону и замер. На кухне был кто-то живой.

Петя попытался сесть ровно и как можно тише, судорожно вспоминая, где его табельное. Пистолет, как назло, лежал за восстановленной стеной, на книжной полке. А вот поблизости от него в оружие годился только пульт от телевизора или джойстик. Или Паланик. Словом, не густо.

Краем глаза майор отметил еще одно движение на кухне. Черт.

Положение у Петьки и впрямь складывалось плачевное: в одних трусах он заперт на скрипучей кровати. Пошевелишься - выдашь каждое свое движение. Рискнешь кинуться к двери - хрен пройдешь незамеченным мимо незваных гостей. В руках нет ничего, чем можно было бы защититься. А если вдруг и получится выскользнуть на улицу, то что он будет голым в октябре там делать? Так и побежит в управление босиком?

Хазин невесело усмехнулся. Мда, к такому его учеба в ментовке не готовила. Да и работа в наркоконтроле тоже. Что там, что там ты всегда мог положиться либо на известную фамилию папеньки, либо на пистолет, сжатый в руке. А тут, Петька, обороняйся харизмой.

Огромным усилием Петя заставил себя перестать паниковать. Ну или хотя бы попытаться подумать здраво. Сидеть и дожидаться, когда взломщики осмелеют и вылезут из кухни крайне глупо. Надеяться, что они его не заметят среди огромных, пышных одеял - тем более. И там кто знает, что у них на уме? А он такой красивый лежит на серой икеевской простыне в цветочек. Остается только уповать на благосклонность изношенных пружин матраса и пытаться пробраться к ним первым. Огорошить, так сказать, и победить. Вариант проигрыша Хазин не рассматривал: он не собирался менять планы по тисканью Игоря вечером.

Вздохнув и оскалившись, Петя медленно стал на четвереньки и потянулся стопой к полу. Дотронувшись голым пальцем до чего-то пушистого, Хазин резко отдернул ногу и зажмурился: матрас оглушительно скрипнул. Не дождавшись реакции от ”кухонных” гостей, он потянулся осмотреть пол. ”Гребаные тапки!” Он ведь сам купил их Игорю, уссываясь в магазине от вида нежно-голубых шлепанец из искусственного меха. Шлепанец сорок пятого размера. Гром тогда лишь пожал плечами, не понимая истерики своего мужика, и спокойно начал рассекать в них по дому. ”Мягкие, Петь, как облачко. Кайф!” И вот теперь Хазин пытался успокоить сердцебиение и проклинал себя то ли за эту покупку, то ли за испуг.

Отдышавшись, он попробовал слезть с кровати еще раз. Если не брать в расчет зашуршавшее одеяло, в котором Хазин запутался рукой, то эта попытка вышла крайне успешной. Бесшумно он оказался на полу, прислушиваясь и сжимая в одной руке книгу. Озадаченно оглядев ее и не понимая, с хуя ли все еще держит, Петя заметил мелькнувшую тень у плиты и мысленно махнул рукой. Пофиг, будет чем отбиться.

Страшно все еще было. Сердце все еще куда-то спешило. И Хазин разве что не зарычал на себя: ”Тряпка! Возьми себя в руки, идиот! Игорь бы уже давно всех перебил!” Вздохнув глубоко-глубоко, он перехватил книжку поудобнее и резко кинулся в дверной проем:

- А ну, блять, какого хуя тут забыли, гаврики?!

***

Игорь за все время отношений с Петей уже привык приходить домой ровно к семи. Ему хотелось приходить вовремя, чтобы поужинать вместе с любимым человеком, послушать, как прошел его день, обсудить особо заебистые дела или молча посидеть рядом, уткнувшись каждый в свою книгу. Игорь теперь всегда спешил домой. Сегодня, открывая входную дверь, он ожидал с порога уткнуться носом в родную макушку, но его никто не встретил. Озадаченно приподняв бровь, Гром разулся и снял куртку с кепариком.

- Петь?

Ответом ему была тишина. Осторожно пройдя в квартиру, Игорь заметил фигуру, сидящую на кухонном столе.

- Петюнь?