Part 1. (1/2)

Что есть любовь? Как понимать ее? Что при ней должно происходить? Как ее охарактеризовать? Является ли она чем-то живым, или она — это какая-то патология?

Что есть любовь?

Этим вопросом я задаюсь уже второй день. Размышления о любви постоянно доводят меня до слез и неизвестной, непонятной боли в груди, в области сердца. А все почему? Потому что я влюбился. Мне так кажется. Я не знаю этого чувства, ведь я никого не любил, и даже ни с кем не встречался. Поэтому я не уверен в том, что есть любовь, а что — влюбленность.

Меня зовут Таканори Матсумото. Мне восемнадцать лет. Я учусь в университете на факультете философии и культуры. Выгляжу я почти стандартно. Почти… ну, это из-за того, что я крашу волосы и глаза, я всегда стараюсь одеваться со вкусом, и у меня проколото правое ухо… пять раз! Не у многих ребят Токийского университета можно увидеть серьгу в ухе, и уж тем более пять!

Мое увлечение — рисование. Я не художник, но рисую вполне неплохо (мне так говорят). Я хожу в кружок рисования. Мои работы часто висят на стенах в коридорах университета в качестве выставки.

Мои родители развелись два года назад, живут, соответственно, отдельно друг от друга, и от меня тоже. Я живу в нашем прошлом доме. Глупо звучит «прошлый дом», но сейчас он именно «прошлый», в нем нет такой жизни, как раньше. Родители приезжают ко мне редко — раз в месяц, а иногда и раз в два месяца. Мама — адвокат — она вечно в делах и заботах, и только она оставляет мне деньги на жизнь. Папа — писатель, чувствительная натура, которая часто раздражала, словно назойливый комар. Недавно он женился снова, поэтому не заглядывает ко мне, и даже не звонит.

Бывают моменты, когда они приезжают ко мне одновременно, и тогда сразу начинается скандал, от которого я ухожу в парк. Я гуляю там до темной ночи или даже до утра. Из-за этого у меня возникают проблемы с учебой, которые я кое-как раскручиваю.

Однажды во время такой прогулки я встретил его. Он шел среди компании в количестве шести или восьми человек, возможно они шли из клуба, потому что явно были нетрезвыми и чересчур веселыми. Они, приметив меня, замолчали, а потом вновь засмеялись, я не придал этому значения, потому что смеялись все, кроме него. Он продолжал смотреть на меня удивленными глазами, так же как и я на него. Но наш зрительный контакт был недолгим, его сразу отвлекли, и он ушел со своей компанией.

Спустя две недели мы встретились вновь, когда в университете у нас объединили лекцию по культурологии. Было странно сочетание факультетов исторического и философского не только для студентов, но и для преподавателя, которому пришлось отойти от плана и читать лекцию на много тем вперед, чтобы у нас было совпадение. Так как философский факультет более углублен, то по культурологи мы ушли далеко вперед от исторического.

Именно в тот день я узнал, где он учится, на каком факультете, в какой группе и на каком потоке, сколько ему лет, как его зовут… Я узнал все, чтобы видеться с ним чаще, просто так, мельком. Но постоянно я не мог его увидеть, он вечно где-то пропадал.

Редко когда бывало, что наши лекции совмещались, но в таких случаях мы постоянно сидели слишком далеко друг от друга. Я предпочитал места на балконах, — там мало народа и можно делать, что захочется, а он всегда сидел в правом крыле основной лестницы. Каждый раз меня это немного расстраивало… Хотя, с другой стороны это хорошо. Я постоянно мог его видеть, всегда наблюдал за его действиями: как он пишет, спит, играет в приставку, смотрит фильмы или разговаривает с соседом.

У меня набралось много работ с его изображениями. Некоторые хранятся в тетрадях или блокноте, другие же перенесены на формат А3 и хранятся в папке. И все они либо надежно спрятаны в моем доме, или же сожжены во дворе.

Недавно я вновь видел его. У меня была пара по физкультуре, которая проходила на улице, а у него, видимо, было окно, так как он сидел в парке с другом и что-то читал. Я несколько раз проходил мимо него, и постоянно испытывал это болезненное чувство. А он даже не поднимал головы, потому что был слишком увлечен чтением.

Сегодня я пойду в мастерскую, мне нужно срочно удовлетворить нахлынувшее вдохновение и написать картину. (Ненавижу осеннее вдохновение, из-за него все мои работы омертвленные и темные.)

У меня осталась всего одна лекция, — и я свободен. Даже не пойду домой, погуляю еще два часа где-нибудь. На паре мама прислала смс, что в обед приедет меня навестить. Пусть. Оставит деньги и едет куда угодно! Не хочу видеть ее. А про отца я вообще забыл, не видел его уже около трех месяцев, может больше.

— Эй, Таканори, ты идешь домой? — окликнул меня одногруппник, который сидел на основном крыле лестницы за первой партой. Я в ответ лишь отрицательно покачал головой, и случайно перевел взгляд на него. Он наблюдал за тем, как мы «разговариваем». — Ладно, тогда до завтра! — одногруппник махнул мне рукой, взял свою сумку и направился к выходу. В ответ я кивнул и тоже помахал рукой, боковым зрением наблюдая за ним.

Он осмотрелся вокруг, положил телефон в сумку и пошел навстречу своему товарищу. Что касается меня, то я никуда не торопился, поэтому медленно собрал вещи и так же медленно спустился и вышел из аудитории. Я очень удивился, когда увидел его, стоящего с тем же парнем у выхода. Когда я вышел, оба перевели на меня взгляды. Я сразу почувствовал себя, словно под микроскопом, поэтому отвернулся от них и как можно скорее спустился вниз. И только на первом этаже я понял, что ступил: мастерская же находится на седьмом этаже. «Я — идиот» — с этим вердиктом мне пришлось идти по коридору прямо к автоматам. Там я купил бутылку лимонада и вышел на улицу. На мое удивление, погода радовала своей солнечностью и теплотой: на прошлой неделе я ходил в свитере, а сегодня — в простой рубашке и пиджаке, и вполне комфортно себя чувствую.

— Акира, шевелись, я надеюсь попасть на беговую дорожку! — крикнули за мой спиной, тем самым заставив обернуться.

— Иду, иду! Все равно этот «бабский тренажер» уже давно занят. — ответил блондин, допив газировку и сминая жестяную банку. Выбросил он ее на ходу, при этом взглянул мельком на меня. Кажется, сейчас я выгляжу, как никогда, глупо: покрасневшие щеки, удивленные глаза и приоткрытый рот. Я сразу же опомнился и быстро отвернулся, отходя к скамейке.

— Акира, быстрее! — последнее, что я услышал перед тем, как хлопнула дверь спортзала. Так он, оказывается, еще и спортсмен. Мало того, что красавчик, учится на историческом, так еще и за телом следит! Интересно, а у него мышцы ярко выражены?..

Ай! О чем я думаю?! Как я могу?! Срочно выбросить эти мысли из головы!

Я присосался к бутылке с водой, мысленно ругая самого себя, и в воображении представляя его обнаженный торс. Как бы он выглядел после тренировки?.. Немного потрепанный, уставший, по его коже стекали бы капельки пота, он бы с жадностью пил воду из бутылки, а потом бы намочил ею полотенце и начал промокать свое тело.

— А-а-а! Нет! Как я могу думать о таком?! — вслух, но тихо, начал вопить я.

Скорее всего, у меня осеннее обострение: ну, как у котов, только у них оно весной. А я с дурью, у меня осенью…

Так, в раздумьях и «ничегонеделании» прошли два часа моей жизни во дворе университета. Я так не увидел, как выходит Акира из спортивного зала. Видел его друга, других ребят, но его — нет. Сейчас я уже сижу в мастерской за своим рабочим местом, наблюдаю в окно, как студенты выползают из университета, словно муравьи из муравейника.

— Таканори, мне нужно идти, закроешь мастерскую, когда будешь уходить, хорошо? — спросил меня преподаватель, складывая свои вещи в портфель.

— Конечно, учитель. — Я слегка улыбнулся и кивнул ему.

— Тогда до завтра, не засиживайся долго.

— До свидания! — ответил я и перевел взгляд на лист бумаги передо мной, когда учитель уже вышел за дверь.

Я не знал, с чего начать, какие цвета взять, что изобразить. Просто было вдохновение, оно рвалось наружу из меня, но вот как его реализовать — я не знал. Думал о том, чтобы создать что-то в минимализме, но это было бы явно не то, что я бы хотел видеть сейчас перед собой. Абстракции — это как-то нудно… В голову ничего путного не приходило, в мыслях о сих пор был он. Его лицо, глаза, нос, заклеенный пластырем, губы, его взлохмаченные белые волосы и небрежно падающая на лицо челка.

Раздумывая о нем, мне пришла в голову мысль — я нарисую его! Но не полностью, я нарисую лишь глаза. Его взгляд, который раз за разом меня пленит…

Я взял карандаш и начал делать аккуратные наброски, попутно исправляя их, затем вывел контур. Потом взял обычную гуашь, ибо дорогие и хорошие краски учитель спрятал в сейф, и начал делать фон градиентом: от синего к фиолетовому, затем добавлял немного затенения по краю черным цветом. Оторвавшись от листа, я оценил заготовки. Выходило пока неплохо... Что ж посмотрю, что получится в итоге.

— Извините, — произнес кто-то возле двери так неожиданно, что я дернулся на месте.

— А?.. — единственное, что я произнес перед оцепенением. Какого черта он здесь делает?

— Не подскажешь, где мне найти преподавателя? — он лишь улыбнулся, наконец заходя в мастерскую.

— Он ушел домой. — Тихо ответил я сразу же почувствовал, как горят мои щеки.

— Вот как, а как же..? - я не дал ему договорить, ибо знал, что вопрос будет стандартным.

— Я обычно остаюсь допоздна, поэтому закрываю мастерскую.

— Тогда понятно. — Он вновь улыбнулся мне, а я насупился, стараясь делать вид, что невозмутим и вовсе не волнуюсь, разговаривая с ним. — А что ты рисуешь? — спросил он, проходя за мою спину.