13. ты не сможешь скрыть печаль (1/2)

sound: wizard — stripper

Подозреваемый номер один — Риндо Хайтани.

Я не сплю, думаю об одном и том же из раза в раз, собственноручно загоняя себя в яму. Вожу рукой по его волосам, по его лицу, думая, что я же сделаю не так. Может, я уже сделала что-то не так? Мне страшно до дрожи в коленках, я чувствую, как что-то сворачивает мои внутренности подобно стиральной машине. Это страх. Чистый, первобытный, я знаю что он отравляет мой разум, но не могу противиться ему. Теории и предположения крутятся в моей голове, их поток не прекращается.

А если я могу предотвратить это прямо сейчас? Убить его так, как он убьёт меня. А как он меня убьёт? Задушит, изобьёт, застрелит, взорвёт? Его жизнь в моих руках, трепещет подобно крылу бабочки. Быстро и трепетно. Он такой милый, когда спит. Сопит и дует щёки. Мне нужно просто спуститься вниз, достать нож и сделать один точный надрез по горлу. Или сделать всё как-то по-другому? Способов много, вариаций будущего — бессчетное множество. Взмах крыла бабочки на одном краю земли порождает тайфун на другом. Что будет бабочкой, а что будет тайфуном?

Я тянусь рукой к его шее. И правда мило спит. Хочется улыбаться, смотря на него сверху вниз. Хочется сжать руку, выбивая последние вдохи. Вдруг всё что было — одетая им, ради извращённого желания поразвлечься, маска? Его недавние слова о любви вынуждают думать в этом ключе, разве можно испытать любовь за такое короткое время? Тогда почему я не испытываю того же, а может, я просто не понимаю этого? Вопросы остаются без ответов, я остаюсь без сна, пальцем ощущаю его пульс. Медленный и громкий, он эхом отыгрывается в моей голове. Я могу избавиться от него прямо сейчас. Надавить. Всего чуть-чуть.

— Давно проснулась? — я дёргаюсь, его голос доходит до ушей словно через толщу воды. Борюсь с собой, но всё же перемещаю руку с шеи на лицо, сдавливаю щёки указательным и большим пальцем, делая его похожим на рыбку. Быстро целую его, резким движением откидывая одеяло с острой потребностью очутиться в ванной, но Риндо таким же резким движением тянет меня обратно.

— Минут десять назад. — лживые слова покидают ротовую полость быстро и ненавязчиво, так, что я даже не понимаю, что вру ему сейчас. Просмотренные документалки были моим хлебом насущным в детстве, особенно та, где рассказывали как попадаются на вранье. Не бегать глазами, не заламывать пальцы рук, быть уверенной в собственной лжи так, будто это чистейшая правда.

— Врёшь. — он отрезает попытку, пока та ещё была в зародыше. Жаль, что его проницательность не такая же острая, как его зрение. Появляется стойкое ощущение, что спроси он меня, в порядке ли я, то понял бы всё сразу, едва бы я открыла рот. Пытаюсь возразить, а он так нахально пользуется этим, целуя меня и проникая в рот языком.

Удивительно, как эти горячие поцелуи, с большим количеством слюней, успокаивают меня. Напоминают о ночном откровении. Избавляют меня от звенящей в голове паранойи. Едва ли я хотела, чтобы он останавливался. Он сверху, но не наваливается всем весом, а стоит на коленях, опасаясь причинить дискомфорт. Рукой залезаю под резинку его домашних штанов и нижнего белья, обхватывая наполовину вставший член. Начинаю медленно двигать ладонью, отодвигая крайнюю плоть, ощущаю его зубы, впивающиеся в мои губы. Он оттягивает нижнюю губу, кусая её и тут же целуя.

Свободной рукой тяну его одежду вниз, приподнимая таз для его удобства. Горячие руки Риндо цепляют нижнее бельё, стаскивая их вниз и откладывая куда-то в сторону. Он касается бёдер, подтаскивая меня к себе, ощущаю как его пальцы проникают в меня, медленно двигаясь, выбивая из меня хныканье и мольбы о большем. Я хотела его не потому, что это он, а потому, что не только тело отзывалось его ласкам, но и разум будто бы приходил в себя. Может неправильно было использовать его, только лишь для того, чтобы отключиться. Может стоило исчезнуть до того, как он проснётся.

Может я сейчас делаю ошибку, закусывая губу когда он прикасается головкой члена к влажному лону, медленно входя в меня. Секс ощущается грязным из-за минимума предварительных ласк, из-за того, что сверху мы одеты. Моя футболка прикрывает бёдра, он чуть откидывает её вверх, хватаясь за мои тазобедренные косточки, поглаживая их большими пальцами.

Он не целует меня, так же грязно смотря сверху, а я не могу смотреть ему в глаза, прикрывая веки, открывая рот в исступлённом наслаждении. Медленный темп с сильными толчками доводит до грани, ощущаю как он крепко держит меня, фиксируя в одной позе. Я не думаю ни о чём, кроме этих медленных движений, моля о более быстрых, но Хайтани, явно специально, замедляется ещё больше.

— Посмотри на меня. — я качаю головой, сжимая веки до летающих кружочков. Не могу, не хочу, не буду. Пусть не вынуждает меня, пожалуйста, иначе я снова свихнусь, иначе я буду думать только о том, как он убивает меня из раза в раз. Слышу его тяжкий вздох, который явно символизирует, что он больше не будет пытаться.

Толчки то становятся чаще, то вновь замедляются до скорости улитки. Редкие стоны, которые Рин себе позволял будоражили, бросая то в жар, то в холод. Навязчивый стук в дверь вынуждает Риндо закрыть мне рот рукой, ощущаю жар его кожи. Ощущения иные, чем в первый раз, всё напоминало скорее эмоциональный взрыв с последующим «перепихоном». В последний момент, когда он выходит из меня, изливаясь прямо на живот, я со всей силы кусаю его в место между большим и указательным пальцем. Слышу его шипение, открываю глаза только для того, чтобы увидеть как он махает рукой.

— Давно хотела это сделать. — я смеюсь, ладонями прикрывая лицо. Я всерьёз думала как убить его минут сорок назад, опьянённая мыслями искалеченного разума, укусить его за руку — малейшее, что я могла сделать.

Когда открываю глаза не вижу его рядом, слышу звук льющейся в ванной воды. Бумажным полотенцем, лежавшим дурным напоминанием рядом, вытираю с живота небольшое количество семенной жидкости, профессиональным баскетбольным движением отправляя скомканный комок бумаги в урну. Какая же я дура. Блять. Он держит руку под потоком холодной воды, придирчиво осматривая след от моих зубов. Из двух следов, явно от слегка сточенных клыков, идёт кровь, всего немного, но идёт. Рин смотрит на меня, тут же отводя взгляд, а я не думаю ни секунды, перед тем как стать сзади, неловко обнимая, сцепляя руки в замок на его животе.

— Прости. Я не хотела. — чистая ложь. Хотела, хотела отгрызть ему руки, чтобы он не смог убить меня ими. В голове стучит эгоистичная мысль — защитить свою жизнь любой ценой, даже если ею окажутся хорошие отношения с ним. Никакого чувства стыда, только навязчиво дребезжащий инстинкт самосохранения.

— Прощу, если поцелуешь. — он собственным руками погружает меня в самое начало, когда я стеснялась даже поцеловать его. Выдавливаю из себя смех, целуя его в губы, а после оставляю лёгкий поцелуй на руке. — Теперь простил.

Подозреваемый номер два — Ран Хайтани.

Я не так часто пересекалась с Раном, чтобы знать о нём что-то более той информации, что мне рассказал Риндо. Но то, каким он взглядом смотрел на меня, было сродни тысячи ножей. Неприязнь, сочившаяся из каждого небрежного движения рукой или из устало прикрытых глаз, была физически ощутимой. Впору было отрезать не сливочное масло, а это напряжение между нами, которое Рин, сидящий между нами, умело игнорировал. Или же попросту не замечал.

Какие у него были причины убить меня? Естественно, Риндо. Я занимала чуть ли не семьдесят процентов его времени. Моя зубная щётка была в его ванне, кружка на полке в кухне, вещи в шкафу, благо Ран не знал, что я пользуюсь деньгами его брата и уже который раз отвергала предложения Рина о собственной копии ключей. Я безрассудно вторглась в их мир на двоих, немощная и беспомощная, с извечной потребностью в защите. Естественно, Ран скучал по спокойным временам, когда он мог спокойно пройти на кухню, не заставая целующихся нас.

Причин было много, но итогом моих умозаключений было одно — братская ревность. Если у Рана был только Риндо, то у Риндо был Ран и я. И последнего это явно не устраивало, а за кривой полоской тонких губ явно скрывалось дикое желание высказать всё прямо здесь и сейчас, но он стойко держался. Только вот почему? Из-за Рина или чтобы не вызвать подозрений, когда я испущу последний вздох?

Сладкая паранойя намекала на последнее и я, будучи ведомой овечкой в стаде, покорно слушала такие же сладкие речи. Нестабильная нервная система же буквально молила закатить истерику, обвиняя их обоих в своей смерти, но едва ли они бы поняли. Всё тот же инстинкт самосохранения вопил скорее всего уносить ноги, а я, в данной ситуации, считала его вопли высшей инстанцией, которую слушаться следовало безоговорочно. Ни одного звонка от Чифую или Такемичи, потрёпанные временем ботинки и отказ от предложения подвезти, высказанный Риндо. Я покидала Роппонги в старом вагоне метро с забитой головой, зато живая.

***</p>

sound: bones — connectingtoserver