Часть 17 (1/2)

— я буду думать только о работе и о своём состоянии. меня Дима не волнует

—как же как же)

—да, Артём, я всё сказал. ну бывает, с каждым такое может случится.

— ты уверен? мы все очень переживаем за тебя.

— полностью, я же не буду всю жизнь за ним бегать, верно? когда нибудь отношения заканчиваются.

— ну смотри..

***</p>

— ц..; Эмиль дёрнул компьютерной мышкой, вновь не удалось пройти уровень очередной видеоигры. но он не расстроился, ведь без ошибок мы не были бы людьми.

— ты самая моя главная ошибка, Масленников!; вырвалось. хотелось утешиться в таких тёплых и до боли знакомых объятьях, ощутить, что всё на самом деле хорошо, что всё это был дурной сон, которые то и дело посещали людей, заставляя просыпаться в холодном поту и судорожно двигать руками по одеялу, глотая воздух настолько часто, что лёгкие просто не успевали насыщаться кислородом, пытаясь наладить сбившееся дыхание, человек будет захлебываться в слезах отчаяния, от увиденного пробегались мурашки.

паренёк будто погряз в тине боли и разочарования в жизни, в себе и, в конце концов в возлюбленном.

чувство страха не покидало его с самого начала, только оно оставалось верным ему чаще всего, то и дело напоминая о сущности собеседника,  или предостерегая его, но и оно могло подвести парня. было время, когда он полностью забывал о предупреждениях, моральных принципах, даже о собственных словах. Всё это было до умопомрачительства омерзительным, поэтому впивалось колючими шипами, под едким названием ”осознание”. это чувство вызывало отвращение, окутывая волной полного негатива, а далее отсутствия неких эмоций, что были не чужды многим, однако при этом всегда оставались чем-то запретным среди жёсткого общества, противных людей.об одной мысли об этом всем по телу проходился целый табун мурашек, оставляя после себя неприятный, но красивый осадок, словно белая полоса дыма после самолёта. кажется до головокружения красивым, заставляя составлять ошибочное мнение ещё непознавшим трудности жизни людям, которые пока что мало понимают и порой готовы пойти на всё, дабы доказать обратное, хотя боятся резкого разоблачения, среди мудрых и таких гениальных старших, кто вполне может сложить два да два, легко объясняя поведение, что не могло не вызвать подозрений и косых взглядов, как бы из подтишка, пытаясь оставаться незаметными, но для самозванцев, почти ничего не остаётся тайной, хоть перехитрить их и до хохота легко. манипулируя подобными пешками можно получить практически все, что захочешь, при этом оставаясь в тени и прикрываясь остальными, если пожелаешь.

но тогда не стоит забывать, что у тебя всегда был, есть и будешь ты сам, индивидуальная личность, которая, конечно может спрятаться за тысячами масок, что были воссозданы для таких же тысячи людей, однако пытаясь разглядеть сквозь разбитого в дребезги зеркала ”я”, ты возможно увидишь маленького, брошенного, никому не нужного ребёнка, который нуждался в любви лишь ранее, ведь сейчас ему уже ничем не поможешь. хотелось подойти и обнять, прижать к себе этого мужчину, время от времени проводя ласковыми движениями по шелковистым волосам, и говоря успокающие и греющие душу слова. Но он остался в прошлом, где про него благополучно забыли, ставя на второе, а то и последнее место, показывая свое равнодушие и ненависть к этому существу. всё это было раньше и сейчас, к сожалению,  остаётся только смотреть на страдания,  в поисках истинной личности.

всё это – до дрожи в теле дерьмово и страшно осознавать, понимать и принимать, будто именно сейчас перед тобой стоит выбор, что решит твою судьбу и дальнейшую жизнь.

забиться в угол и плакать – явно не лучшая идея для всех, кто не хочет прожить свою краткую жизнь зря, жалуясь на каждую проблему и соревнуясь ”у кого хуже”. поэтому, ”шут” вышел на улицу, не прихватив с собой чёрный, обшитых различными узорами зонтик, который явно выделялся среди остальных ”мрачных и неприветливых товарищей”.

дождь хлестал по щекам, скрывая горькие слезы, что бесконечно катились из его прекрасных, уже красных от рыданий, сапфировых глаз . его состояние замечали даже прохожие, странно, ведь обычно, игнорируя абсолютно всех, спешили по своим делам, то и дело поправляя шляпу, или подол юбки, однако, можно было услышать , как внутри сосредоточенного на кровообращении сердца, вдребезги билась хрустальная посуда, неся за собой лишь тысячи мелких осколков, которые даже при возможности, собрать крайне сложно. они ранили, терзали всё, что только было в этом организме. отравленные табаком лёгкие отказывались функционировать, чувствуя эту желчь, что поедала всего парня изнутри . многие бы даже сказали, сколь паренёк выглядит явно нездоровым, в какой-то степени устрашающим. сказали бы, да оказались правы. вся жизнь– череда угадываний и, порой промахов, которые отчайно не хотелось признавать, но отрицая они становятся ещё тяжелей для подъёма, так что к концу жизни человек еле передвигается, пытаясь унести с собой тяжкий груз, от чего можно было освободиться только признав свои самые глупые и постыдные ошибки.

кривя губы в то ли улыбке, то ли в чем-то другом, прохожие смотрели на одаренного с присущей ненавистью и жалостью к этому человечку,  что выглядел до изнеможения беспомощным.

и всё это из-за того, сколь сам он делал с собой невообразимые вещи. топтал,  ломал, швырял собственные чувства, абсолютно наплевав на свои достоинства, коль таковые всё таки имелись, они были безобразны и ещё давно раздавленны в крах. такое паршивое чувство на душе, как этот человек, который звал тебя ”любимый”, способен забыть даже твоё имя..

— дождливая погодка..; пробормотал блогер печатая что-то в ноуте, слушая звуки за окном.

— да, согласна, но это хорошо. в августе месяце вообще не было дождика); ответила ему девушка поставив чашку чая рядом с мужчиной и поцеловав его в макушку села напротив.