Часть 32 (2/2)
— Ай! Аккуратнее, придурок, больно же!
— Ладно-ладно, Чу.
***</p>
Перчатки, без которых он не выступает, сейчас на его бледных и заледеневших руках. Перчатки вовсе не греют, будто бы наоборот охлаждают, но кому есть до этого дело, если самому Чуе было на это глубоко наплевать?
«Танидзаки» вышел в середину зала и приветственно поклонился как и подобает танцору. И началось выступление, тот же жанр, что исполняли другие, смотрелся совершенно по-другому в его исполнении. Он выглядел ярко, и по сравнению с остальными очень-очень контрастно. Однако, танец это не делало хуже, выглядело наоборот даже слишком хорошо. И это было очень удивительно, учитывая состояние Чуи, который все ещё выступал под именем своего коллеги и отчасти товарища. Черт знает к чему приведёт его ложь и черт знает что случиться, сейчас он не Танидзаки и даже не Накахара, сейчас он танцор перед которым расстилается не только зал, но и весь мир.
***</p>
Голова кружится и болит, как и душа, но ее боль уже давно была заглушена таблетками, и из видимых признаков оставалась лишь очень сильная тряска рук и головокружение, к которым он уже очень давно привык. Однако, к большому сожалению, танцорам нельзя показывать какие-либо эмоции, кроме положительных. Поэтому прямо сейчас Чуя не стоит столбом посреди зала и не сидит на лавке зрителя, а танцует от всей своей огромной и широкой души. Плевать, что в любую секунду он может свалиться без сил и сознания, сейчас он танцует, и на удивление не только зрителей, но и всей его группы без ошибок. Голова резко закружилась и он почти уж было совершил ошибку, которая могла бы стать фатальной, но в последнюю секунду он удержался от падения и смог выставить все это как обычное движение своей программы. Вся его группа охала, хотя, впрочем не только его группа, а многие люди прикрывали рты, находясь в шоке от увиденного. А Чуя танцевал с невыносимой лёгкостью, как казалось со стороны зрителя, хотя он только этого и добивался, поэтому можно считать, что его план был исполнен, однако была одна проблема и она была в том, что самому Чуе было отнюдь не легко, ему было больно до жути и красных пятен в глазах, и это если не считать постоянные головокружения, нет, к этому Чуя привык, болело совсем по-другому, теперь каждая часть тела неистово кричала о помощи, но Накахара все эти крики игнорировал за плотно стиснутыми зубами. Потому что танцор это тот, кто должен улыбаться несмотря на все. Такова судьба его и изменить сии проблемы уже было невозможно. Он выбрал этот путь, и то, что он не был готов к этому, является исключительно его проблемой.
Акико поднесла руку ко рту и прикрыла его в немом шоке, она не могла сказать и слова, будто была лишена дара речи, хотя, возможно, так и было, наверное, последний раз такое случалось в её детстве, в проклятом автобусе, и когда вся правда об этом случае вскрылась не самым лучшим образом. И сейчас было тоже самое, она хочет кричать, но не выходит, она может побежать к Чуе, но сил на это уже нет, девушка лишь замерла в немом шоке и кричит, но слишком тихо, настолько тихо, что даже сама себя услышать не может.
Йосано перевела свой взор на Осаму и… он был спокоен, ни одна мышца не дрогнула на его лице, ни одна эмоция не была проявлена, он был слишком спокоен, и, возможно, если бы это вблизи увидел Чуя, то он бы понял, что это спокойствие было абсолютно фальшивым, но, так как сейчас он слишком занят другими вещами, он видеть этого не может, а вот Акико вполне, и сейчас её мысли об Осаму очень смутные и непонятные даже для неё самой. Единственное, что она видит так это программу Чуи, которая безупречна, но её исполнитель также нем как и она. И он также молча кричит о боли, которая плотно поселилась в его сердце.
***</p>
Выступление окончено. Аплодисменты звучат из каждого угла и Чуя этому вовсе не удивлён, он поклонился так же, как и кланиялся уже бесчисленное количество раз, и с позволения судей направился в сторону выхода.
И тут, наигранное спокойствие Осаму спало, будто маска и он сорвался с места, помчался за уходящим в неизвестность Накахарой.
—Чуя! — крикнул Дазай, почти догнав рыжего.
Услышав знакомый голос, Накахара замер на месте и с неприкрытым шоком в голубых глазах повернулся на Осаму.
— Чуя! Боже, как хорошо, что с тобой все нормально! Ты меня очень сильно напугал! Не делай так больше, прошу! — Дазай не кричал и не ругался, он просто не видел в этом смысла, сейчас ему главное позаботиться о Чуе, который не смотря на свой чудесный образ выглядел очень плохо, пусть и пытался это скрыть за своей безупречной улыбкой.
— Я выступил, Осаму. И ты не смог меня остановить, и никогда не сможешь. — Чуя очень устало улыбнулся и после этих слов его тело будто онемело и перестало функционировать. Земля ушла из-под ног, а в глазах залег непроглядный чёрный цвет, тело устало и больше было не способно дальше выполнять свои обязанности. Накахара свалился в обморок, прямо в руки Осаму, который в последнюю секунду успел его словить и прижать к себе. Криками он привлекал внимание, и очень скоро набежало куча народа, но последнее что было перед глазами рыжего это Осаму, который слабо бил по щекам в отчаянной попытке его разбудить, а так же мысль, что душа больше не болит…