Часть 2 (1/1)

Больница

Перед глазами непросветно затягивающее полотно тьмы, а в ушах неприятный, режущий и пробирающий до самых костей, нескончаемый звон. Сознание приходит вместе с острой болью, что растекается по всему телу кипящей лавой, словно сотни толстых кинжалов одновременно оказались в нежной плоти и медленно разрезали её, после обильно посыпая свежие раны солью. Сознание приходит медленно, но настолько болезненно, что младший не в состоянии понимать ничего, кроме боли.

Хотя на первый взгляд так и не скажешь, юноша будто спит крепким, беспробудным сном.

Белокурые локоны, что почти достают до плеч, сейчас изящно раскиданы в разные стороны по белоснежной, медицинской подушке, а вишневые, искусанные пухлые губы, что особенно сильно выделяются на фоне бледного лица, слегка приоткрыты. Тело парня рефлекторно подрагивает, а грудная клетка под тонким, таким же белоснежным одеялом, медленно поднимается при каждом тяжёлом вдохе, что давался Бену с несказанным трудом. Открыть глаза тот даже не пытался, сейчас это казалось слишком непосильной задачей, как и каждый новый вдох больничного, прохладного воздуха, что отдавался в лёгкие острой, но неизбежной болью.

Время для Бенджи не ощущалось вовсе, все казалось бесконечностью, что противно тянулось в никуда и сопровождалось такими же бесконечными  страданиями.

Но шум в голове постепенно, со временем, начинает утихать, и блондин пытается едва подвигать длинными, бледными пальцами левой руки, за что моментально получает новую порцию такой же боли, а из уст на мгновение вырывается тихий, сдавленный, болезненный стон, который тут же теряется в тишине больничных, бетонных стен. Под кожей, по венам, словно проливается волна кипятка, и парень больше не смеет совершать не единого телодвижения, теперь понимая, что за этим следует.

К нему до сих пор не пришло понимания ситуации, где он находится, что случилось и что происходит сейчас, но что бы то ни было, парень отдал бы все, что угодно, что бы это прекратилось. Всё...что угодно...

Рядом с больничной койкой уже несколько дней и ночей подряд сидит шатен, массивного телосложения. Он выслеживает каждый вдох и выдох Бена, следит за аппаратами, боясь, что вот вот нить жизни оборвется, выпрямится, словно струнка, а протяжные писк навсегда заберёт с собой его любимого. Он сам виноват. Сам виноват, что тогда, пару лет назад, поверил не Бену. Что отказался его слушать, зато совершенно не требуя доказательств послушал Стива, которого сейчас проклинал бесчисленное количество раз. Проклинал человека, которому ещё пару месяцев назад, а именно столько он уже не вылазит из палаты Бена с того самого дня, говорил о любви. О любви, которая и правда, может, имела место быть.  А может являлась просто привязанностью, но об этом Крис старался не думать, ведь это вновь заставляло вспоминать Стива, ненавидеть его, а заодно и себя.

А ведь если бы тогда он просто согласился выслушать, не поддался бы эмоциям,  и не дал захлестнуть рассудок ревности и ненависти, все бы точно было по другому. Если бы в тот день, два года назад, когда Бен в слезах захлебываясь пытался что то сказать, Крис просто остановился и дал блондину хотя бы пару минут на объяснения... А ведь именно тогда Кристофер в порыве гнева впервые позволил себе поднять руку на самого дорогого человека в жизни. И если бы это был только единственный раз...

Но разве есть смысл сейчас, когда все уже сделано и сказано, думать об этом? Разве есть смысл в бесполезных сожалениях и терзаниях тонуть? Казалось, что уже ни в чем не было смысла.

И вот глаза Бена медленно, с трудом открываются, первые мгновения не наблюдая ничего, кроме белоснежного потолка и режущего холодного света больничных ламп, что заставляет поморщиться и болезненно хрипло простонать, а после вновь закрыть глаза. Это малейшее действие не остаётся незамеченным Крисом, который впервые за долгие, мрачные дни ощутил что то помимо сожаления и бесконечной тоски, вперемешку с угрызением совести и желанием окончить свою жизнь. Бенджи...его мальчик жив! Хотя может ли он называть его своим после всего того, что натворил. Может ли он на что то надеяться? Ответ очевиден, но даже если так, то Крис должен, нет, обязан искупить свою вину, иначе его сердце точно разорвется, не выдерживая всего заслуженного груза. Аккуратно накрывая костлявую, холодную ладонь Бена своей, большой и тёплой, Крис с трепетом и особым волнением наблюдал за медленным пробуждением блондина, что сопровождалось тихими хрипами и болезненным сдавленными стонами. Наблюдая за этим сердце Криса, переполняясь сочувствием, вот вот готово было разорваться.

Бенджамин вновь медленно раскрыл глаза, совершенно не ожидая едва

сфокусировав зрение увидеть перед собой очертания своего главного кошмара в лице того самого  Криса, что сейчас сидел рядом и прикосался к нему,  оставляя после своих пальцев самые больные ожоги . В голубых, и без того больших глазах, что сейчас оказались распахнуты ещё больше, тут же отображается животный страх. Ничего не соображая Бенджи резким, случайным рывком руки  разом вырывает из руки все катеторы, проведённые врачами, замирая в безмолвном оцепенение. Страх с лязгом цепей сковывает тело и горло, вытесняя боль на самое последнее место в бесконечном спекторе нахлестнувших эмоций. Расстерянный Крис тут же отпускает ладонь Бена, начиная сумбурно махать руками и беспорядочно извиняться не менее миллиона раз, пытаясь обрывками, кое как, составить предложение и хоть как то успокоить до смерти испуганного младшего.

-Я испугал тебя...прости...я не причиню вреда...прости...прости, надо... надо врача... прости..

Сердце от переполняющего волнения бьётся настолько громко, что вот вот готово наживую проломить ребра и выскочить из груди. Пальцами Крис нащупывает кнопку помощи возле койки на стене, бесчисленное количество раз лихорадочно нажимая на неё. Бен весь дрожал, сжимался и чуть ли не плакал, а в огромных глазах не отображалось ничего, кроме непонимания и маштабного страха. При виде него сердце кровью обливалось, хотелось обнять, успокоить, спасти. Но от кого спасать, если ты и являешься причиной всего происходящего?