due. (2/2)

— Он, вроде, не знал, кто я и… Да твою мать, Вик! — Внезапно вскрикивает он, потому что девушка нажала на особенно болевую точку.

Виктория хмурится, но массаж не прекращает.

— И этим грязным ртом ты целуешь свою бабушку, Давид?

Дамиано ухмыляется.

— Моя бабушка мертва уже целую вечность, но ты даже представить себе не можешь, какие потрясающие вещи я могу делать этим ртом! Я…

Прежде чем он заканчивает предложение, Виктория сильно давит — намного сильнее положенного, она признаёт! — на другое болезненное место. Дамиано взвывает: «Мать твою, ты совсем больная?» — но Вик этому громкоголосому мудаку в ответ только довольно улыбается.

— Перестань уже быть слабаком, а?

***</p>

Этан, стоя за прилавком, вздыхает — у него выдалась возможность пару минут перевести дух. Он до трясучки ненавидит закрывать смены по пятницам, потому что клуб вечно полон пьяных людей: кричащих, пьющих ещё, целующихся в углах помещения. Угомонить их кажется невозможным, и Торкио вытирает руки об униформу. Снаружи кто-то курит травку, и он отчего-то думает, что резкого запаха, проникающего в помещение при каждом открытии двери, вполне достаточно, чтобы накурился и он сам.

Этан вздыхает и меняет громкость телевизора так, чтобы он не смешивался с хором и без того громких звуков, от которых позже у него точно будет очередной приступ головной боли. Спортивный канал, включённый совершенно случайно, не привлекает его внимания, до тех пор, пока Торкио, решив убавить звук ещё больше, не видит его. Повязка на голове, майка, не скрывающая мускулы, вспотевший лоб, улыбающееся лицо. Он, кажется, что-то говорит об игре, говорит о командном духе и о результате проделанной работы — не разобрать, в заведении до сих пор шумно.

Дамиано Давид. Так вот кто он. О, а также высокомерный мудак, конечно. Этана вырывают из раздумий крики посетителей.

Только самоуверенные придурки считают, что глупая попытка познакомиться с барменом оправдает себя, не так ли?