Глава 63. Истинная любовь (2/2)

— Пойми, Малюта. Наташенька — самое удивительное, что могло со мной случиться. Даже тебе она приглянулась, тогда что говорить обо мне? Она моя истинная любовь. Наречённая.

«Обречённая», — долетело до Ярославы эхо печальных размышлений Адама.

— Как сказал бы мой покойный Владик: «Ебать, ты лох!», — заржал Яхонтов. — Наталья Николаевна твоя мне не приглянулась, я руководствоваться чистым расчётом, как и во всех делах. А «истинная» любовь ничего не значит, наречённость издревле только чтобы детей здоровых рожать! А в опасной дороге с хрупкими детишками много чего может приключиться! — продолжал глумиться Вий. — И если деточек не станет, пожилой дичок Адам Евгеньевич молодой ведунье Наталье Николаевне в хер бы не стучал!

— У всех есть истинная любовь, — с завидным упрямством гнул своё Адам. Ярослава прониклась его выдержкой: в душе у Адама бушевал шквал горя, злости и сомнений. — У меня это Наташенька. Я всю жизнь прожил с моей Элей и не знал об этом! И у тебя тоже должна быть истинная любовь. Ты почувствуешь её, обязательно почувствуешь сердцем, Малюта. Понимаешь?

— Понимаешь! — Яхонтов взвился вихрем и полетел к Адаму, схватив его за грудки. — Ты всегда слишком много болтал, особо о том, о чём не знаешь! Ты никакого понятия не имеешь о любви! Ты всё делаешь так, как хочется тебе, без оглядки на чувства другого человека! Я видел твою Наташеньку! Она несчастна! Она не видит твою любовь, только то, что ты всё знаешь лучше всех, и везде суёшь свой нос. А потом ты предашь её! Бросишь одну с её горем! Все вы такие, белобрысые мрази!

Яхонтов отпустил Адама, и тот мешком плюхнулся на диван, потирая помятые медвежьми ручищами рёбра. Ярослава услышала гневное:

«М-да. И что я в нём нашёл? Гора точно нет».

Адам задел Яхонтова за живое. И сейчас тот ругал не его. Словно видел перед собой кого-то другого.

Ярость Вия была настолько сильной, что захлеснула Ярославу с головой, унося на мережку в странное, пугающее видение.

Платиновые волосы, рассыпавшиеся по угловатым плечам снежной позёмкой. Вылитый одуванчик. Разномастные глаза. Правый — капля солнца в янтаре, левый — глубокое синее небо. Взгляд светится мягкой силой бесстрашия и бесконечной любви. Ровные жемчужины-зубы, веснушчатые щёки, загорелая чистая кожа, точно персик.

Красавец улыбался и летел ветром над морем, а за ним гнался, свернувшись в левосторонний смерч, Яхонтов. Догнал и опрокинул на песок, припудривший белые волосы крупинками золота. Кожа красавца блестела от капель пота и воды, улыбался он насмешливо, игриво, с дурнинкой. А молодой поджарый Яхонтов со следами белых тяжей на коже от прежнего веса, смотрел на него жадно, властно, но — с любовью.

— От Яхонтова не сбежишь.

Красавец сбивчиво дышал, в прищуренных глазах сверкали отблески тревоги. Он боялся и любил.

— Кто бы хотел, идиотина.

Ярослава не хотела всё это видеть. Чужие любовные утехи никогда её не привлекали. Но она не могла оторваться от тайн прошлого Яхонтова. Адам в очередной раз доболтался, вытащив всё самое сокровенное из Вия наружу. Так, что это смогла увидеть Ярослава.

Яхонтов любил этого красавца, в этом сомневаться не приходилось. А потом каким-то образом потерял.

Перед глазами встало видение о льющейся с неба крови и лоскутах солнечного лётного костюма. Что же случилось с этим разноглазым парнем? Следующее видение открыло Ярославе тревожную и безрадостную картину.

Красавец был тихим и сумрачным, точно сам не свой. Угасшее солнце. Ковырял подошвой опавшие ранетки в незнакомом ботсаду, пряча тонкие руки в карманы. Яхонтов, прищурившись, следил за ним. Его карие глаза казались красными. Как у Сета. У Гора же в легендах были разноцветные глаза.

— Нас засекли и сняли на «Полароид». Отец вывалил мне снимки. Ты на них счастливый, — Гор одарил Яхонтова грустной улыбкой. — Я тоже. И мы голые.

— Где нас застали? На пляже? — По лицу Яхонтова пробежала тень. Испугался, что его отец, Злат Путятич, Вий Балясны, в курсе их похождений.

— И в бассейне гостиницы. И на горячих источниках. И на водопаде.

— Нормально, — прохрипел Яхонтов, хотя всё было плохо.

— Отец в ярости. — Гор не смотрел ему в глаза, уставившись под ноги. — Твой тоже... Знает.

— Интересно, кому в голову взбрело? — Яхонтов огляделся, словно желая развеять к айнам собачьим стукачей.

— Сева засёк, сказал Смарагдину. А тот, сам знаешь.

— Их какое дело?! Завистники! Моё превосходство им спать не даёт! — взъерепенился Яхонтов. — Уроды. Мрази.

— Так вот отец нас и назвал, — скривился Гор. — Хочет, чтоб я женился и подарил роду наследника.

— Ты?! — Яхонтов выдохнул, точно ему в сердце всадили нож. — На ком? На ком, блядь?

— Да так... Мэл.

— Что? — с трудом выплюнул Яхонтов.

— Я не хочу. — Гор обнял его и, дрожа, прижался всем телом, ища опору, готовый упасть. Яхонтова трясло от ярости. — Не хочу стать убийцей. И тебя... Предавать. Не хочу.

Яхонтов выдохнул в небо и мерзко улыбнулся, скривив лицо безучастной маской. И произнёс:

— А как по мне, ничего такого в этом нет. Ты же понимаешь, рано или поздно нам обоим придётся через это пройти. Род есть род, Гор. — С каждым брошенным в него поучением разномастные глаза Гора становились всё круглее. — Сделай это, отстреляйся и стань свободным.

— А... Как же девушка, Мэл? Она погибнет. Как погибла моя сестра, — растерянно пробормотал Гор, отчего его лицо стало, точно у дурака.

Яхонтов злобно засопел. По нему было понятно, что никакая девушка его не волнует, когда речь шла об их отношениях и репутации.

— Зато докажешь отцу, что ты нормальный. И я постараюсь доказать. Всё это ради нас, Гор. — Яхонтов покровительственно положил руку на худое, дёргающееся плечо Гора. — Если мы обзаведёмся наследниками, они нам слова поперёк не скажут. Ты же не подведёшь меня?

— Нормальный?.. О, нет, не подведу... Я тебя не подведу.

Гор покорно закивал. Довольный Яхонтов улыбнулся.

Вот так любимых и теряют. Ярославе сделалось не по себе от того, как Яхонтов походя распорядился чувствами Гора.

А видение сменилось, открыв красивую картину приморского юга.

Покоившиеся в воде сваи разрушенного камнепадом железнодорожного моста прятались в переплетении поваленных деревьев, южных кипарисов и пальм. Ледяной водопад бил из руин, до боли похожих на Курьинскую ГЭС, сверкая на приглушённом тенью солнце.

Торчащий из воды обломок трубы среди не до конца подгнивших свай изнутри оказался залит бетоном. А на нём — два отпечатка ладоней. Более крупный, от левой кисти, прятал в себе меньший, правый. Большие пальцы сложенных ладоней смотрели в разные стороны, а сама фигура напоминала шестиязыкое пламя. Рядом, видимо, в ещё не застывшем растворе была выдавлена надпись:

«Мэл и Гор. 1988 г.»

Психованный, полнеющий, заедающий стресс, обожжённый высотным солнцем Яхонтов остервенело ковырял ножом твёрдый бетон. Криво выцарапывал сбоку от первой надписи: «без тебя — бездна».

Ярослава боталась между реальностью и мережкой. Вспомнилось проклятие, выкрикнутое Воеводой Белояром ветрогону с соколиными стрелами. И теперь этот же сокол исчез в вышине.

Она вспомнила. В девяностом году всё колдовидение кричало о гибели подающего надежды спортсмена на большой высоте, куда ветрогон летел ставить рекорд. А ведь оставил вдовой молодую беременную жену. Погиб от долгого пребывания в верхних слоях атмосферы, развеянный силой озона. Гавриил Гелиодорский. Ветрогон из Белороди. А страхующим у него был Малюта Яхонтов.

Гор сам ушёл к солнцу с разбитым сердцем, а Сет остался на земле в песках ненависти. И отомстил Севе Тиронову, едва не убив его во время соревнований. Так вот какая болтовня научила Севу держать язык за зубами.

Яхонтов любил, а Гелиодорский не смог с этим жить. Вернувшись с мережки, Ярослава моргнула и встретилась взглядом с Яхонтовым.

Ярость, бессилие, стыд и страх, что его застали, раскрыли, обнаружили. Всё это за мгновение промелькнуло в Яхонтове, а потом он взревел:

— Подглядела, сука! Убью!..

Ярослава схватила чучело ласки и метнула в Яхонтова. Ринулась к Адаму и повалила его с дивана. Успела краем глаза увидеть, как Вий сворачивается смертоносным смерчем.

В следующий миг в лицо ударил порыв ледяного ветра. За окном прогремел взрыв.