Глава 33. Хозяйка Низкого кряжа (2/2)
― И как ты узнала, что мора? ― Наташа пила кисель, чтобы хоть чем-то себя занять. Сейчас ей раскрывались самые глубокие и странные тайны. Распахнулись шкафы со скелетами её семьи.
― Я отправилась в город шаманов в Подкаменной Тунгуске. И там уже старики-алагумни, пережившие Отечественную войну и истребления, рассказали мне, что значит, когда растения, посаженные тобой, дают по два урожая в год, а цветы и ветки мгновенно дозревают до семян и ягод. ― Ольга поглядела в окно, где на небе сияли звёзды Летнего Треугольника, и добавила: ― А твои недруги всё время чувствуют холод, пока ты на них злишься. Дар медленной смерти. Потому что Морена ― жена Чернобога.
― К нам в «Лосиную Курью» приходил Хозяин Смерти, ― произнесла Наташа.
― Воплощения Чернобога редки, ― кивнула мама. ― А Морены ― ещё реже. Знал бы отец, кто у него дочь… ― Она усмехнулась. ― Он так и не оставил наследников, а ведь был последним колдуном в роду. Мне до сих пор интересно, куда моя мама девала символ силы Малахитовых ― медную серьгу с малахитом. Перед смертью она о ней ничего не сказала.
Услышав про медную серьгу, Наташа вздрогнула. Вдруг накатило странное покалывающее чувство, что символ Малахитовых был в форме крыла. Такого же, как в «Легенде о воронах». Наташа уставилась в полупустую кружку с киселём. Голова уже не так шла кругом, как после рассказа Ярославы Ростиславовны о Земле и Небе, но ощущение, что привычный мир никогда не вернётся, никуда не делось. Наоборот, ширилось и затопляло собой сознание, но уже не грозя перерасти в истерику. Слишком много слёз Наташа выплакала в «Курье». Настала пора взять себя в руки и принять судьбу, которая ждала её долгие годы.
― Ярослава Ростиславовна говорила, что у хозяек земли есть посохи. ― Наташа выпрямилась и внимательно поглядела на маму. ― Какой был у бабы Даши?
― Небольшой, с локоть размером. А в навершии…
― Мельничное колесо.
Мать и дочь, непохожие, но обе с кровью последнего карасукского ветрогона в жилах, посмотрели друг на друга. В льдистых глазах Ольги плескалось весеннее тепло. Наташа протянула руку и сжала ладонь мамы в своей.
― Бабушка сказала мне принять силу Низкого кряжа. Я готова.
― Тогда принесу тебе посох. ― Ольга легко поднялась, точно вьюга подняла вихрь снежинок, соткавшийся в прекрасную снежную королеву. Но не злую, как в сказке Андерсона, а добрую, настоящую маму.
Стоило Ольге выйти, как на кухню заглянул Адам. В квартире он не носил очки, но Наташу уже не пугали его белые слепые глаза. Только сердце всякий раз тихонько замирало от осознания сотворённого собственной вновь разбуженной силой. Прав был папа: Наташа ― дочь Сибири.
― Ты подслушивал, ― утвердительно произнесла она, взяв Адама за руку. Тот примостился на краешке дивана.
― Так, мимо пару раз по стеночке проходил, ― неловко улыбнулся он. ― Будь я зрячим, уже бил бы посуду. Плюс от слепоты — я перестал бесить людей. ― Адам порой так бескомпромиссно припечатывал себя, что Наташе становилось неловко. Но где-то в мозгу зудила мысль: «Заслужил!»
― Дажди вылечат тебе глаза. Может, какие-то новые найти можно, ― попыталась пошутить она. ― Мы вернёмся в Балясну и со всем этим разберёмся. Постараемся разобраться. И с Малютой Яхонтовым мы ещё повоюем. ― Вот бы ещё самой верить в то, что говорит.
Стоило Наташе представить противостояние с Вием Балясны, как перед глазами тут же вставала широкая полоса крови и обрывков одежды на асфальте Колпаковки ― всё, что осталось от Анны Самохваловой. И Наташа не хотела, чтобы кто-то ― она сама, Адам, Ярослава Ростиславовна или Маргарита Алексеевна и другие карасукские ведуньи разделили её участь.
― Повоюем, конечно, повоюем. За нас губернатор, ― отозвался Адам и нежно сжал Наташины ладони.
― Вот ещё одна инфернальная личность, ― криво улыбнулась Наташа. ― Я к нему как на костёр иду.
Она повела плечами, и тут с дыханием прохлады на кухню, прошуршав бамбуковыми занавесками, вернулась мама. Следом за ней к кастрюле с киселём прокрался папа. Остановился и внимательно посмотрел на Наташу. Замер, глядя на прямую Ольгу, точно давно ждал этого момента, но до сих пор не мог поверить, что всё происходящее взаправду.
― Посох Евдокии Нехлюдовой. ― Мама замерла, а Наташа, следуя неясному порыву, шагнула к ней. Сердце гулко забилось, ладони стали горячими.
Наташа чувствовала. Ощущала всей кожей, что здесь и сейчас в руках Ольги трепещет потаённая, запечатанная в черёмухе сила Низкого кряжа. Словно наяву представился Кряж с высоты птичьего полёта. Того самого, где летают ветра. Узкая полоса тёмной тайги, перерезанная дорогами, реками и золотыми жилами. Россыпи самоцветных камней и серебра. Голоса ручьёв, пересвисты синиц, ворчание росомах и тявканье лис. Всё слилось в монотонную, точно пение дождя, мелодию родной земли.
Наташа протянула руку и вдруг поняла, что на кухне стало очень тихо. Даже часы перестали тикать.
Ольга наклонила голову, чуть вздохнула, и положила на раскрытую ладонь дочери короткий деревянный посох. Простой, без украшений и резьбы. Только навершие венчало крылатое мельничное колесо.
И в тот миг, когда тёплое, будто живое дерево коснулось руки Наташи, она поняла всё. Окунулась с головой в песню земли и ответила ей на том же языке. Услышала радостные голоса Ярославы Ростиславовны, Кати, Лены и Пелагеи Ковалевской, приветствовавших вернувшуюся сестру. Наташа ощутила горячую волну, прошедшую вместе с кровью по всему телу. А когда глянула на своё отражение в оконном стекле, почти не удивилась: глаза сияли ярким малахитовым светом.
Наташа обрела силу Низкого кряжа. Пятая ведунья Карасукской республики вернулась домой.