Часть 4 (2/2)
Долгих пил мало. Водка жгла внутренности, заставляя вспоминать свои оставленные в прошлом запои. А Михаил опьянел неожиданно быстро – и начал вываливать всю свою жизнь перед свидетелем собственной слабости, перед слишком обожаемым человеком.
О том, как женился на той, кого боготворил. Как влезал в долги ради Нее и великой любви, как терпел измену за изменой и выполнял капризы. Как, в конце концов, не выдержал и порвал. Как пил потом с горя, как вылезал. Как жил теперь, и как рад был, когда неожиданно встретил свою новую любовь– Артёма, принесшего лучи света в его замеревший мир.
Со щеки Квасцова скатилась одинокая, пьяная слеза, и Долгих не выдержал, стёр её ладонью. А потом приблизился и поцеловал Михаила в губы, наваливаясь на них со всей силой.
Он понимал своего возлюбленного. Но у санитара есть его странное увлечение – чтобы перетерпеть боль, чтобы уйти от проблем и выразить все чувства краской на кости. А у Михаила есть только он сам.
Тонкие руки легли на грудь завхоза, когда Артём гладил короткие черные волосы Квасцова. В паху болезненно-приятно тянуло, и эти чувства усиливались с каждой минутой. Завхоз тяжело поднялся, обнимая санитара и невольно опуская его пальцы на свою промежность, скрытую плотной тканью брюк. Артём ощущал твердый стояк, какой, наверно, был и у него самого.
Теперь Михаил лез целоваться сам, иногда промазывая мимо губ, что-то проникновенно говоря и второпях расстегивая пуговицы рубашки. Санитар вылез из водолазки, тряхнув волосами и приникая к мужчине своим бледным телом.
Кожа Михаила оказалась светлее и мягче, чем он думал. Как-то неловко они прижались к стене, пыл между ними немного поугас – так же резко, как и вспыхнул. Однако Михаил уверенно кивнул, избавляясь от штанов, и доверительно прошептал:
– Не боись, Ар-ртем.. на войне всякое бывало...
И, словно проделывал это уже сотни раз, Долгих без колебаний прижался горячей спиной к груди Квасцова, ощущая его сбитое дыхание.
Он даже не сразу почувствовал боль. От нее в глазах бились искры, с груди стекал пот, а руки сами собой упёрлись в стену, но вместе с тем.. это оказалось ново и необычно. Это было даже, черт возьми, приятно. Он оглянулся – Михаил, обхвативший его за талию, запрокинул голову, наслаждаясь грубоватым удовольствием, чуть водя бедрами вверх и вниз, вводя свой член глубже и глубже. Артём судорожно схватил со стола бутылку, глотнул из горла. Теперь горела огнем не только пятая точка, но и грудь, отчего ощущение пространства размывалось. Он расставил ноги по шире, уперевшись лбом в прохладную стену, а руками – в колени, волосы липли к голове, валились на лицо серым водопадом. Разрывающая боль медленно сходила, заменяясь томительным наслаждением, и вот уже из его собственного члена излилась прозрачная жидкость, которую он зачем-то размазал по ладоням, проводя пальцами от конца к основанию. Долгих хрипел, ощущая, что вот оно – блаженство, когда обессиленный Михаил рухнул на его спину, выдергивая член и тупо смотря на тонкую струйку чего-то розового, вытекающего из ануса санитара. Руки дрожали, а ноги подгибались, но Квасцов забрал с пола почти законченную бутылку, выпил остатки и с силой провел по лицу, садясь на табуретку.
Как они оказались в одной кровати, никто из мужчин уже не помнил.