Часть 2 (1/2)

Драко очнулся. Он увидел корни деревьев и землю, на которой корчился в конвульсиях, когда Уизли пустил в него Круциатус.

— ...это за что вы ее пытали, — орал рыжий.

Как будто это Драко лично пытал ее. Он просто хотел поговорить с Поттером и Уизли и рассказать, как и в какой день лучше напасть на менор, чтобы вытащить Грейнджер. Но два идиота без капли мозгов устроили ему засаду, и вместо милой беседы, он получил Остолбеней в спину и Круциатус. Стоило ожидать от них!

Рыжий опять заорал — и в Драко снова ударил луч заклятия. Поттер кричал, чтобы Уизли остановился. Перед глазами мелькали деревья, земля, больбольбольбольболь… а затем боль утихла на мгновение — и над ним появилась перекошенная рожа Уизли, багровая в темноте, а медальон, который висел у рыжего на шее, хлестнул Драко по лицу.

Уизли собирался убить его — сомнений в этом не было. Драко, почувствовав, что снова может двигаться, попытался нащупать палочку, которая выпала из рук, когда он упал. Под пальцами перекатилось что-то. Руки не слушались. Палочка ускользала в траве. Уизли снова наставил на него палочку, почти касаясь лица, — и вдруг свалился с ним рядом. Над ними возвышался Гойл, который и вырубил Рыжего. В Гойла полетели заклятия. Рядом появился Крэбб. Поттер подбежал, оттащил Уизли. Крэбб и Гойл бросились к ним.

Драко сумел-таки сжать палочку в ладони. Послышались хлопки аппарации. А потом тишина. Он остался в лесу один.

Он чувствовал, что теряет сознание. Собрал последние силы, как можно более четко представил гостиную в своей комнате и трансгрессировал.

Он увидел размыто диван, серые стены и огромное зеркало, в котором отражался он сам.

Его не расщепило.

Он в гостиной.

На зов тут же появился Типпи, и Драко приказал позвать Грейнджер. В какой-то момент он решил, что всё обошлось. Кажется, он даже попытался поцеловать Гермиону, когда они остались вдвоем. И кажется, пытался объяснить ей, что она должна использовать заклинание, которое осталось на его палочке, и совал палочку ей в руку. А потом он потерял сознание.

В голове ярко, слишком ярко, до болезненных судорог в теле, проносились события его жизни. Воспоминания, наполняющие болью и стыдом. Падение с метлы на матче по квиддичу. Боль. Поттер с близнецами и Роном Уизли накинулись на него толпой. Боль. Заброшенный туалет в Хогвартсе, когда он упал сраженный Сектумсемпрой. Боль.

А затем поляна колокольчиков. Он снова был ребенком, снова верил в чудеса, но вместо мамы с ним рядом сидела Грейнджер и так же, как мама, говорила:

— Ты хороший.

Эти слова тревожили что-то внутри. Сам-то он себя хорошим не считал давным-давно.

А затем его наполнил свет. И боль, пульсируя, исчезла.

— Драко, — доносился голос Грейнджер издалека. — Малфой.

Драко распахнул глаза.

На него смотрела Грейнджер. Кончик палочки в ее руках — его палочки — был направлен на него.

Он отстранился резко, как загнанное животное, за спиной которого стена, а сил сражаться уже не осталось.

— Я только применила исцеляющее заклинание, — сказала она и вложила палочку ему в руку.

Драко взял палочку, оттолкнул Грейнджер, а затем упал на диван. Сил больше не было — глаза закрывались. Но теперь Драко больше не плавал в болезненном бреду. Его сморил такой желанный сон.

И вот он очнулся снова. Гермиона лежит на полу. Его палочка в ее руке.

Драко встал с дивана. Вынул палочку из ее рук и, едва коснувшись древка, всё понял. На палочке всё еще крутилось остаточное заклинание — легилименс. Неужели она попыталась залезть ему в голову? Зачем?

Зачем она это сделала после того, как исцелила его? В том, что она его исцелила, сомнений не было. Тот белый свет, который он видел в бреду, и его хорошее состояние сейчас были связаны. Она использовала на нем заклятие, которое он сам применил к ней в подвале. Заклятие, которое помогало восстановить нервную систему после Круциатуса.

Но почему она полезла ему в мысли? Что ей искать в его голове? Он всего лишь пешка в этом сражении. Маленький человек, такой же беспомощный и бесполезный, как она сама. В его голове нечего искать. Но дура полезла всё равно. Полезла, не зная, как это делать. Она же не знает, как и что искать! Проникла в его кошмары и страхи. И, конечно, ее психика не выдержала. Драко читал, что такое бывает у новичков и может закончиться потерянным сознанием. Сейчас она должна прийти в себя.

Драко зажёг огонь в камине. Почувствовав жар, снял пиджак и расстегнул рубашку.

Грейнджер застонала и села на полу.

— Ты дура, Грейнджер? — ответил он, сжимая палочку. — Ты лезла в мою голову.

Она тут же пришла в себя:

— Прекрати называть меня дурой! Если ты не помнишь, я была лучше тебя в шк…

— Ты же не умеешь! Откуда такая самонадеянность? Это и есть гриффиндорская смелость?

— Но у меня получилось, — ответила она тем противным тоном, каким давала понять на уроках, что она самая умная.

— Видел я, что у тебя получилось. — Драко бросил палочку на каминную полку. — Ну как? Понравилось быть в моей шкуре?

— Ничего особенного.

Ничего особенного... Еще бы… посмотрела бы ты пытки.

— Удивляюсь, что ты еще тут, — он взглянул ей в глаза.

— Ты меня сам позвал. — Она отвела взгляд. — Кто тебя так?

— Какая тебе разница?

— Никакой, по большему счету. Но ты трансгрессировал в таком состоянии, а потом лежал тут без сознания!

Он не собирался отвечать.

— Так кто тебя так? — настаивала она.

Драко усмехнулся зло. В памяти возник Круциатус — и тело дернулось при воспоминании о боли.

— Твой тупой рыжий приятель очень хочет знать, что с тобой, и думал, что Круциатус — лучший способ меня разговорить.

— Что с Роном?

Его вдруг кольнуло неприятное, гадкое чувство. Она спрашивает, что с рыжим. Конечно, ведь они встречались в школе. Наверно, встречаются и сейчас. Она, наверное, и когда его целовала, думала о рыжем. Когда пыталась стащить его палочку с каминной полки, тоже думала не о нем. Почему-то это кольнуло так больно, так неожиданно неприятно. Драко не мог понять природу этого чувства, но настроение из плохого стало просто паршивым.

— Гойл о нем позаботился, — ответил Драко, стараясь, чтобы его голос звучал как можно равнодушнее.

— Убил? — переспросила она.

Она побледнела — заметил Драко.

— Вырубил с ноги, — ответил он, уже не скрывая злость.

— Рон в порядке?

— Откуда я знаю? Поттер утащил его. Вислый вырубился, но думаю, жив, даже ничего не сломал. К сожалению. Всё?

— Нет.

— Что еще?

Опять начнет расспрашивать об Уизеле? Но она вдруг сказала совсем другое. И лучше бы она продолжала про рыжего.

— Знаешь, Малфой, мне очень жаль, что такой сильный волшебник с такой светлой энергией растрачивает свою силу на подобное… — сбивающимся голосом начала она.

— Грейнджер…

— Как волшебник с такой светлой энергией может совершать такие поступки?

— Прекрати, — отрезал он, — я не в том состоянии, чтобы мне компостировали мозги.

— Твой ум, твоя сила, твои возможности, как ты…

Он не желал слушать об этом. Он не хотел! Его сила, его ум, его возможности — всё это давно никому не нужно. Давным-давно. Зачем она напоминает ему о том, с чем он не способен совладать? Неужели она думает, что он сам не мучается каждую ночь, лежа на диване и размышляя о своей жизни? Неужели она думает, что он не знает о своей силе? Но он не Поттер. Он не нужен миру. Он никому не нужен.