Письма и почтальон (1/2)

День... или полдня до.</p>

Лука старался быть таким милым, что поначалу у меня зубы сводило. Он улыбался, мило щуря светлые глаза, стрелял в меня милыми взглядами, даже играть начал что-то розово-светлое, как юбки Роуз. Честное слово, у меня глаз едва не задёргался от обилия милоты в присутствии этого парня.

Но потом Куффен как-то расслабился, что ли, и дело пошло веселее. Из парка нас с парнем выгнала полиция: им не понравилось, что в общественном месте Куффен играет на гитаре, несмотря на то, что денег он за это не брал. Пристать всегда можно, любой повод подойдёт.

Так что мы собрали наши пожитки и ушли, даже особо не возникая. Руны у меня почти высохли, да и погода стала портиться: судя по собирающимся тучам, скоро небо нас порадует мелким дождичком. Настроение у меня опять упало, когда я в очередной раз взглянула на облака: цвет напомнил о глазах Габриэля, а там уже по ассоциативной цепочке всё остальное вылезло.

Неприятный человек. Я не так часто встречалась с подобными личностями — теми, кто парой слов может погрузить тебя в настоящую пучину депрессии, из которой своими силами выбраться практически невозможно. Первым подобным человеком была моя родная бабка, от которой я сбежала, сверкая пятками. Серьёзно, съехала в непонятное и бесперспективное будущее, лишь бы с ней не жить.

Вторым человеком оказалась бабка жены, — ну не везёт мне со старыми женщинами, — за которой нужен был уход и забота… вот только мать жены плевать хотела на благополучие собственной родительницы; больше её интересовала повышенная пенсия и возможность не работать. При этом слышали бы вы, как она кричала о любви к своей сумасшедшей мамочке…

И вот теперь — снова родитель. Не бабка, как в прошлые разы, но всё же человек, с которым я буду вынуждена контактировать чаще, чем мне того бы хотелось. Блеск.

Лука изменение в моём настроении конечно же заметил. Затащив меня в кафе, парень заказал нам бутерброды и сок, прежде чем начать допрос. Я особо и не сопротивлялась: чувствовала, что выговориться-таки надо. Тикки я всё же не воспринимала как равную себе, — в плохом для меня смысле; квами, несмотря на свою мягкость и лапушность, казалась мне достаточно далёкой от мирских проблем, — а поговорить хотелось.

— Ну и, — Лука выразился так непечатно, что у меня сама собой вылезла на лицо улыбка. — Этот папаша твоего парня совсем, — и он повторил.

Вот! Хоть кто-то понимает, как идут мои мысли! Я в этом мире, конечно, не ругалась, — Сабина разочек услышала и заставила меня тщательно вымыть рот с мылом, ужас как невкусно, — но думать на матерном мне никто не запрещал. На родном матерном; Французские ругательства звучали так, словно стая голубей мурлыкала тебе в уши.

Сок принесли грейпфрутовый, который я терпеть не могла, так что оба стакана незаметно переехали к Луке. А вот бутерброд он в меня затолкал, хотя я и отнекивалась. Но кто против Куффена пойдёт — от Куффена и огребёт.

Мило, кстати, что Лука перед заказом спросил насчёт моего здоровья. Эх, выгляжу я, видимо совсем не «айс».

— А твой парень что?

— Он не мой парень?

— Окей. А не твой парень что?

Я подпёрла голову рукой и посмотрела в окно. Люди спешили; они всегда спешат в большом городе. На работу, в магазин, домой, а потом снова работать — и так по вечному кругу, который разбивается только о скалы отпусков. А потом снова, и снова, и снова…

— Да ничего. Перед тем, как я ушла, извинился за поведение отца… мы даже не обнялись напоследок.

— А ты его почему не обняла?

Я поджала губы. Ну…

— Потому что обиделась, — с тяжёлым сердцем призналась я, переплетая пальцы. — И у меня… в общем, если я обижена или злюсь, то мне сложно касаться человека. Физическое отвращение, может до тошноты дойти.

— Тебе было его неприятно касаться?

Я фыркнула. Тоже мне, психолог доморощенный! Самый умный тут, да? Сложил одно с другим, а неправильно. Да и я неправильно сказала.

— Нет. Ну, может, немного… но это ничего, простое проявление обиды. Я скорее совсем об этом не думала. Мне просто хотелось поскорее убраться из дома, где Габриэль использовал меня вместо коврика для вытирания ног.

С премиленькой улыбочкой Лука повторил непечатную характеристику одного известного модельера. Я согласилась.

— Сегодня Адриан в коллеж не пришёл. На СМС тоже не отвечает, и я без понятия, из-за расстройства или же из-за занятости. В любом случае, эта ситуация меня так нервирует, что я ни на чём сосредоточиться не могу.

— Письмо напиши, — посоветовал Куффен, играясь с трубочкой от сока. — Психологи говорят, помогает.

— Ага. Гневные письма…

— Да не, простого хватит. Ты же даже не обижена толком, смысл в гневных. Что? — поёжился от моего недоумения Лука. — До того, как мама подсела на юридические телешоу, она смотрела про психологов. И хотела, чтобы я стал одним из них.

Смех мне сдержать не удалось. Анарка-любительница телешоу в мою Вселенную отлично вписывалась.

Прямо в кафе Лука выпросил у официантки бумагу и ручку; из-за обаятельной улыбочки и сверкающих глаз всё это принесли бесплатно, ещё и конверт для писем где-то раздобыли. Куффен вовсю пользовался благами своей внешности, совершенно этого не стесняясь. Жук, а не морской мальчик.

— Давай под диктовку, — воодушевлённо сказал Лука, когда я замерла над пустым листом. — Дорогой Адриан, ты — непроходимый болван! Вчера ты молчал, как истукан!

Ага, Шарик, ты — балбес.

— Нет уж, давай как-нибудь без рифмы.

— Ну это ты тогда сама. Письма писать меня мама не учила, знаешь ли.

— Просто нет такого телешоу.