Сайд-стори. Bohemian Rhapsody. (1/2)

— Всё уже готово?

— У нас свет не включается!

— Чёрт возьми, до начала меньше десяти минут! Починить, срочно!

— Уже делаем!

Я стояла в тени, — софиты реально барахлили, — и, ухмыляясь, смотрела на Луку. Несчастный Куффен мой взгляд чувствовал кожей, так что раз в секунду передёргивался, морщился, закатывал глаза или фыркал. Девушка, правящая его макияж, от этого злилась и скалилась, но вроде бы молчала.

Макияж, Господи! Мой дражайший друг был накрашен, словно собирался на свидание! Чёрная подводка, лак для бровей, кастрюля дорогого контуринга для остроты скул и тинт на губах, чтобы их было видно. Я едва сдерживала свои комментарии насчёт метросексуальности, просто из-за того что знала: Лука профукался с условиями контракта. Хорошо ещё, что только с образом, а не с музыкой.

Ну, Боб Ротт, с другой стороны, плохого не посоветует. Он всё-таки не одну звезду раскрутил. Джаггед продолжал петь, несмотря на приближающийся полтинник. Лука же был молод, сексуален, возмутительно одинок. И пел мои песни.

Не мои, конечно. Но объяснять кому-нибудь, что это песни из другого мира, было слишком запарно.

— Пять минут!

Визажистка растворилась, как утренний туман. Лука похрустел костяшками и нервно улыбнулся мне, когда я подошла: Куффен впервые в жизни давал концерт для невообразимо огромной толпы.

Семьдесят тысяч зрителей. Это не Уэмбли со вместимостью в девяносто тысяч, но очень близко. Немудрено, что Куффен нервничал.

Я поправила его волосы и с нажимом провела руками по плечам. Куффен неожиданно сгрёб меня в охапку и уткнулся носом в волосы. Он был жутко высоким, хотя и ниже, чем мой Агрест. Метр восемьдесят семь против моих метра семидесяти.

— Спасибо, — пробормотал он мне в макушку. — Без тебя бы этого не было.

— Было бы, — возразила я, обнимая парня в ответ. — Просто чуть позже. Года на два.

Куффен усмехнулся и прижал меня теснее. С парнем мы абсолютно сошлись насчёт тактильности: прикосновения исключительно для близких людей. В огро-омном количестве.

— Три минуты!

— Ты… твои песни… какими бы депрессивными они ни были, они прекрасны.

— Здесь слишком много розового, — усмехнулась я. — Я пришла в этот мир, чтобы добавить каплю депрессии.

— Скорее уж канистру!

Луке я давала определённый репертуар: Queen, мою обожаемую Лану Дель Рей, Beatles и Пресли. Было что-то ещё сверху: я уже и не помнила, кто именно пел первоначальную версию записанных мною песен.

Лука пропускал тексты через себя и проводил в этот мир с новой аранжировкой. Иногда она была лучше прежней, иногда хуже — это было не так важно. Куффен всё равно выпрямлял всё своим волшебным голосом.

К сожалению, не все песни он смог переделать. К примеру, я так и не услышала Богемскую Рапсодию. Лука, получив от меня текст, долго чесал в макушке. После уточнений парень совсем приуныл: ему хотелось повторить тот звук, что был в моей памяти. С оркестром, оперой, взлётами и падениями голоса и музыки.

Это было сложно. И за пять лет Лука, по его словам, даже не приблизился к мелодии, которая его бы устроила.