3. Your beauty never ever scared me (pg-13; травмы, hurt-comfort, разговоры, songfic) (1/2)

Кацуки закрывает глаза и видит битву. Кошмары продолжают преследовать и через полгода после победы Изуку, успокоительное с ними уже не справляется. Кацуки даже подумывал о наркотиках, но быстро отмел эту идею — его поймают слишком быстро и наверняка выкинут из академии. Он вздыхает и вылезает из кровати за очередной таблеткой, примерно пятой. Холодный ветер с балкона неприятно обдает его ноги, но сейчас это меньшее из зол. Кацуки чувствует себя мертвецом, а нежити не бывает холодно или неуютно. Он заглатывает мерзкую горькую таблетку без воды и опускает ладонь на лицо, чтобы потереть. Бугристые отвратительные шрамы под пальцами с правой стороны вызывают дрожь. Кацуки никогда особо не переживал из-за своей внешности, но первое отражение чуть не сшибло его с ног. Это не его лицо. Кацуки ничего не сказал, не дернул и пальцем, но внутри все оборвалось.

Кацуки знает, что это не кончится, он не в силах смириться с уродством так же, как и со слабостью. И что с того, что увечья он получил, выйдя за все пределы?

Киришима сказал, что он выглядит очень мужественно, к нему присоединились Каминари, Мина, Урарака и Яойорозу. Изуку просто бросился на шею, громко рыдая от облегчения. А Шото… Шото до сих пор нет. Он просто исчезает, стоит Кацуки попытаться подойти к нему. В голове громче ненависти к себе звучат только тихие слова: «Ты мне нравишься, Бакуго». Кацуки хочет в них верить, но понимает, что Шото нравится, скорее нравился, другой человек.

Кацуки лежит на кровати и смотрит в потолок. Пятая таблетка не действует. А прямо над ним спит Шото, не подозревая, какую глупость однажды сморозил. Глупость, лишающую рассудка и здравомыслия. Кацуки хочет ответить взаимностью, и если тогда он не был готов, то сейчас он по уши в дерьме и с осознанием, как скоро все кончается. Кацуки не шевелится еще три минуты, а потом рывком прыгает с кровати и идет на балкон к Шото.

Сердце бешено бьется, и для спокойствия Кацуки неосознанно прикрывает правую сторону лица. Стучит. Еще и еще, пока не начинает подходить истерика. Шото не отвечает, тогда он закусывает губу и прекращает. Главное не разрыдаться на балконе одноклассника, это будет слишком глупо и жалко.

— Бакуго? — мягкий бархатистый голос выводит из раздумий. — Эй, все в порядке?

— Все отлично, Двумордый. — Чужая рука ложится на плечо и тянет внутрь. Кацуки не сопротивляется, для этого он слишком устал.

— Будешь чай? — Шото не начинает с расспросов, что он тут вообще делает, а просто протягивает плед и достает две чашки.

— Как ты свыкся со шрамом? — Кацуки сжимает низ футболки руками. После пробуждения из комы он чувствует себя разбитым и беззащитным, несмотря на четкую цель: стать героем номер один, ну или хотя бы два, после Изуку.

— Что? — Шото пристально смотрит в глаза Кацуки, изучает его лицо и останавливается на его шрамах. Кацуки отворачивается. Это так унизительно, хочется развернуться и уйти, но только он начинает дергаться, как к нему подходит Шото и разворачивает его лицо к себе. Чужие пальцы на пораненном участке кожи ощущаются безумно неправильно, но Кацуки даже не дышит, не то что не отталкивает.

— Никак. Он до сих пор напоминает о том, что отец сотворил с семьей, но я перерос этот травмирующий опыт. Но Бакуго, у тебя совершенно другие шрамы, героические.

— И все равно неимоверно уродливые. — Теплая рука все еще накрывает их. От такой нежности Кацуки становится плохо.

— Ты прекрасен, они не способны изуродовать тебя, ничто не способно.

— Если скажешь что-то про мужественность, то я взорву тебя к чертям собачим.

Шото мягко улыбается.