Настоящий? (2/2)

— Спасибо, — шепнула Сердоболия, и Грей лишь подмигнул ей, отчего сердце лишь сильнее кольнуло. Вот же…

Дальше Люси не особо слушала. Она чувствовала, какой жар исходит от Лаксуса, как он горел от переполнявших его эмоций, и это подпитывало её. Вот так, верно, пусть чувствует то, из-за чего Заклинательница сама чуть не сгорела. Месть, оказывается, и правда сладка, вот только боль никуда не исчезла.

Сердоболия не смогла долго находиться вместе со всеми — нашла удобный момент и выскользнула из здания. Вдохнув ночной воздух, девушка едва не задохнулась от слёз, которые всё время подступали. Вот только и в этот раз она сумела сдержаться и задрала голову, чтобы рассмотреть на редкость ясное небо, усеянное звёздами.

— Я, наверное, поступила неправильно? — шёпотом спросила Заклинательница у небосвода и сжала ключницу до побеления пальцев.

— Ну, и как мы с ней смотрелись? — раздался голос из-за спины, и Люси закусила губу, чтобы прийти в себя. Да уж, он так просто её не оставит.

— Изумительно, — легко — ложь — пожав плечами, ответила Сердоболия. — Вы очень подходите друг другу, — продолжила она и наконец развернулась, встретившись с тяжёлым взглядом.

— И что, ничего не ёкнуло? — так же хмуро продолжил Лаксус, и Люси не представляла, чего мужчина хотел этим добиться.

— Почему же? — не сдержав сарказма, усмехнулась девушка. — Вы устроили прямо-таки сексуальное шоу в узком кругу, произвели фурор.

— Хочешь сказать, с Фуллбастером ты мило обнялась? — продолжая наступать, дёрнулся Дреяр.

— По сравнению с вами мы были скромной парой евнуха и выпускницы пансионата, — ухмыляясь, парировала Люси. Желчь расползалась по всему сознанию, и теперь, кажется, именно она, а не нейроны, отвечали за её речь.

— Понравилось?

— Да, — не став врать, просто кивнула Сердоболия. И как же ей было до чёртиков приятно говорить это «да» и видеть, как Лаксус не может контролировать себя.

— Значит, притворялась правильной, ломалась, чтобы цену набить, а, Болельщица? В такую игру решила со мной поиграть? Так хуй тебе, — взорвался мужчина и рывком притянул к себе Люси, забывшую, как дышать. Она пыталась осознать, что происходит, но боялась.

— Отпусти, — просипела она и дёрнулась в сторону, вызвав ещё более бурную реакцию. — Отпусти! — наконец сумев крикнуть, приказала девушка, но для Убийца драконов это звучало равно как для собаки команда «фас!»

— Ори сколько влезет, никто тебя не услышит, — с сумасшедшим оскалом прорычал Дреяр. Выглядел он как хищник, впрочем, им он и был. Слёзы, тщательно сдерживаемые Люси до этого момента, вырвались наружу, бессвязное лепетание срывалось с губ, которые терзались чем-то, отдалённо напоминавшем поцелуи.

Могла ли Сердоболия предположить такой исход? Эти губы и зубы, впивающиеся в её рот, эти руки, бесстыдно и пошло шарящие по всему телу, оставляющие отдающие болью отметины, этот взгляд, животный, звериный, нечеловеческий — всё было словно плохим сном, из которого не удавалось вырваться.

— Хватит, отпусти, не смей, хватит, хватит, хватит, — шептала сквозь рыдания Люси, не в силах сделать хоть что-то — любое сопротивление приносило ещё большую боль, и девушка просто упала на камень, содрогаясь. Кошмар не заканчивался, и она с новой силой продолжала лепетать.

— Открой глаза! — получила Сердоболия приказ, а оттого зажмурилась со всей дури — глазам тоже стало больно. — Открой глаза, открой глаза, Люси, открой! — всё повторялся и повторялся приказ, перемежаемый лепетом Сердоболии. — Принцесса, миленькая, открой глаза, умоляю тебя, — раздался тревожный шёпот, и Люси притихла, прислушиваясь к ощущениям. Её не сжимали, а мягко обнимали, тело не болело, одежда не была порвана. Вот только слёзы никуда не делись.

— Что… — одними губами проговорила Заклинательница, боясь открыть глаза.

— Хорошая моя, это была иллюзия, всё было не по-настоящему. Открой глаза, прошу тебя, — с неподдельными нотками переживания и паники уговаривал Лаксус, и Люси решилась приоткрыть саднящие глаза.

Объятия стали крепче, слёзы закончились, и Сердоболия осознала себя на полу своей комнаты. Часы, чашка, Лаксус — всё как и было. Только сердце колотилось как бешеное, губы оказались искусаны, а руки безбожно дрожали.