муто ясухиро | санзу харучие (1/1)

К машине Санзу особой страсти не питает.

К скорости, к некому чувству невесомости, когда мчишь, тревожа стрелку на спидометре — да. Ко взгляду Мучо в такие моменты — дважды да.

Лишь бы она была крепкая, чтобы вынести все их прихоти, от гонки по пустой трассе до секса, когда срывает чеку на контроле.

И то, и другое случается в равной степени часто с тех пор, как Мучо поймал Санзу за шею и нагнул, усаживая на водительское кресло с тяжелым «я научу». Научил, конечно, Санзу всегда был жадным до всего, ощущений и людей, как голодная акула.

— Касатка, — Харучие пальцем мнет край маски, скалится весело, заведенный вечерней гонкой. Кто кого, он, или свет уличных фонарей вдоль дорог, слившийся в бесконечность.

Ясухиро до звезды все сравнения с дикой природой. Зачем сравнивать, когда ее воплощение вжимает носком раздолбанной кроссовки педаль в пол? Они пересекают вдвоем перекрестки, улицы и границы, режут ночь светом фар. Санзу почти вибрирует вместе с мотором, сыто сверкает из-под челки, кусает взглядом Мучо на соседнем сидении.

Вместе с новым навыком вождения открывает для себя еще один новый пункт, напротив которого ставит кислотно-жирную галочку. Пункт, в котором место есть только Мучо, машине с запахом бензина после заправки, скрипящему от прикосновений кожаному салону. Целый новый мир, с возможностью щелкнуть ремнем безопасности, перегнуться плавно через коробку передач, и, оттянув край брюк Мучо вместе с бельем, прихватить губами яркую головку его члена.

Никаких правил, только горячий мокрый рот Санзу и крепкие пальцы Мучо меж светлых прядей на затылке.

Вся реальность вспыхивает удивительно четкими кадрами, делится на вдохи и выдохи: ладони Харучие перенимают дрожь дорог, сжимают уверенно руль, а после бедра Ясухиро, ныряют ловко, тянут ткань, кожу.

Харучие всегда громкий, его хаоса и жажды много для тесного салона, мира. И мало для Ясухиро. Раздеваются они рвано-мято, подгоняя друг друга укусами, влажными прикосновениями языков — Мучо нравится чувствовать под ладонями движения Санзу. Он гладит, давит, направляет, избавляет его от верха одежды, помогает стянуть белье, вгоняет сразу два пальца, рычит в красное ухо под аккомпанемент громкости Хару. Тот хорошо растянут еще с утра и на пальцах Мучо сжимается тесно, выгибается, уже полностью перебравшись к нему на колени, толкаясь своими остро, дышит ртом.

А потом щипается, почти дерется, потому что:

— Ясухиро-сан, — стон, от которого тонко звенит в голове, короткий вдох, почти приказ. — Хиро, член.

И Мучо готов в этот момент дать все, что угодно.

Машину, которой Санзу по неосторожности отобьет через пару дней боковое зеркало.

Член, на котором Санзу сейчас гнется так красиво и чувственно, что Мучо забывает дышать.

Жизнь.