какучо | хаитани ран (1/1)

Желание попробовать Рана на вкус такое сильное, что Какучо по-хулигански не сдерживается, поддаваясь ему, спускает с острого плеча тяжелую ткань халата и прижимается раскрытым ртом к обнаженной коже. Сравнение с киношным вампиром остается не озвученным — Ран давится словами, прикрывает на миг глаза, чтобы сосредоточиться и глотнуть воздуха, но Какучо и с этим ему не помогает, оставляет на шее укус, второй, третий, цепляет и тянет.

Попался.

Ожидание со звоном разбивается о реальность: Ран ощущается неопознанной на вкус сладостью, вроде расплавленной карамели с примесью соли, а на следующий укус оседает на языке терпкостью, вяжет, по-настоящему дурманит собой, как ядовитые пары топей. У них на двоих всего пара мокрых поцелуев, оставленных в спешке разбитыми губами, взгляды, голодные, от которых мурашки по лопаткам и мимолетные бесконечные прикосновения.

Какучо даже не ловит Рана за ладонь, не тянет к себе, а пальцами неловко оглаживает по внутренней стороне. Для них двоих это знак на уровне интуиции, мимолетное «скучаю», «хочу» и «хочешь?». Ран хочет, примерно с момента знакомства, всего и сразу, потому незамедлительно сжимает пальцами чужие, сухие и крепкие, окутывает будто прохладным туманом, мягким «да», сманивает за собой, подальше от чужих глаз.

Ему хочется избавиться от одежды, подставиться под укусы и другим боком, но Ран путается в собственных рукавах, так некстати распущенных волосах, вздрагивает крупно от щекотки. Какучо сытой улыбкой светит в затылок и не спешит никуда абсолютно, проскальзывает пальцами по черной, вбитой под кожу, краске на ребрах и откровенно наслаждается теплом. Невесомость вызывает новую волну дрожи, Ран втягивает живот, кусает губу, собирая по капле все, что осталось от самообладания. Мало.

Гладко стекает со второго плеча рукав, поцелуи становятся плавно жарче, а Какучо проворно ловит за подбородок, давит с намеком на честность.

Впервые такой безоружный перед «чужим», думает Ран, оглядываясь, чтобы поймать взгляд, выдыхая через раз шумно, резко вжимаясь в грудь Какучо от того, что тот кончиками пальцев прокатывается по соску. Честность срывается первым коротким стоном, отражается от всех поверхностей и горячо опаляет изнутри обоих.

Второй не дает позвать по имени, Ран гнется ломко в спине, хватается за запястье Какучо — не останавливает, нет. Расставляет ноги чуть шире и тянет его руку ниже, и больше не молчит, сплетая дыхание и голос.

Какучо подталкивает бедрами под бедра, ловит, удерживает, не позволяя расплавиться и рухнуть вниз, ласкает жадно, терзает, не давая опомниться, ни себе, ни Рану. И только после того, как в ладонь выплескивается горячее, целует под пылающим ухом и дает, наконец, возможность развернуться к себе лицом.