мицуя такаши | шиба хаккай (1/1)

Собрание заканчивается, когда на токийском небе уже небрежно разбросаны горящие звезды.

Только вот их не видно за слоями облаков и тонкой пелены городского смога. Но они точно есть, Хаккай уверен.

— ...абудь. Слышь, тетрадь по японскому не забудь, говорю. Пэян, тебя это тоже касается, не хрюкай там. — Мицуя теребит воротник, ставит его вертикально — явный знак того, что холод пробрался под ткань, проник, стараясь впитаться в кожу, покрывая ее мурашками.

Хаккай кивает так, чтобы Мицуя точно увидел, опускает внимательный взгляд: по развороту плеч, по черной ткани с россыпью золотых нитей, стежок за стежком, выхватывает движение и чувствует, как руки касается теплое.

— Околел, ага? Шарф есть?

Они отстают неизменно, идут только вдвоем за спинами парней, в отголосках хохота Майки и ругани Дракена. Шарф колючим комком был втиснут в школьную сумку Юзухой, еще утром, когда та молча подметила первые признаки простуды и темные круги под глазами младшего. Мицуя все собрание выслушивал неровные шмыги и смотрел, как он трет сопливый нос рукавом. По жопе бы за такое отношение к форме, но…

— Доставай давай. И ко мне сейчас зайдешь.

— Да че мне…

Мицуя сам тянет за ”собачку”, расстегивает молнию на сумке, выуживает шарф и закидывает на хаккаеву шею, тянет вниз, к себе, лбом в лоб бодает.

— Заболеешь окончательно, я тебя порву на лоскутки, усек?

— Усек.

Хаккай реально понимает, что болеть не круто: это, как минимум торчать дома придется, пить всякую дрянь, а как максимум — не встречать Мицую после занятий. Даже после занятий швейного клуба. Он потому и кивает, лбом стукаясь, накрывает ладони Мицуи пальцами, сжимает, мол «понял-принял, все будет». А Мицуя вдруг сплетается пальцами накрепко и прямо так целует, под токийскими невидимыми звездами, позади гулкой толпы своей банды. И возразить бы, что простудой можно задаром поделиться, но целоваться вот так страсть как приятно, кто ж им запретит?