Он был моим утешением и вдохновением (1/2)

— Развлекаетесь?

«Чувствую, что всё развлечение у меня впереди. Только сильно не бейте!»

Гарри почувствовал, что его поднимают в воздух; летний день вокруг него растаял, как дымка. Он летел вверх сквозь тьму, и рука Снейпа по-прежнему не отпускала его. Затем Гарри, как будто перекувыркнувшись в воздухе, ударился ногами об пол. Он снова оказался у стола, перед Омутом памяти, в тускло освещенном сегодняшнем кабинете профессора Зельеварения.

— Вы просто превзошли себя, мистер Поттер, — сказал Снейп, сжимая руку гриффиндорца так крепко, что она начала неметь. — Как вы могли? Я оставил вас не больше чем на десять минут, и вы сунули нос туда, куда вам было категорически запрещено его совать.

— П-простите, — пролепетал Гарри, пытаясь высвободиться.

«Он меня убьёт!»

— Не вздумайте рассказывать кому-нибудь о том, что видели! — прорычал Снейп и оттолкнул от себя гриффиндорца.

— Нет-нет, — пробормотал Гарри, чудом удержавши равновесие и отходя подальше от зельевара. — Конечно, я никому…

— Вон отсюда! — рявкнул Снейп.

«Как же он зол на меня! В его глазах плескается такая ярость, что его аж трясет от неё. Мне кажется, что он сейчас ударит меня…»

— Извините, профессор, — умолял Гарри. — Простите, пожалуйста! Мне очень жаль!

— Вон! — Снейп грубо вытолкнул подростка из кабинета.

Гарри остался стоять за закрытой дверью. На глаза навернулись слёзы.

«Я всё испортил, как и всегда!»

Гарри уперся лбом о дверь, пытаясь собраться с мыслями. Хотелось тарабанить кулаками по двери, чтобы Снейп его впустил обратно. Его мир накренился, одна из жизненных балок упала вниз. Он чувствовал беспомощность. Колоссальную беспомощность.

Через несколько минут Гарри поменял позу и, прислонившись к двери спиной, опустился на холодный каменный пол. У него не было ни малейшего желания возвращаться в гриффиндорскую башню, а тем более о чём-то говорить с Роном и Гермионой. Он уткнулся лбом в колени и судорожно всхлипнул, не сумев сдержать слезы. Он прекрасно знал, каково это, когда тебя унижают на глазах толпы. Он понимал, что переживал Снейп, когда над ним издевался Джеймс.

«Всё-таки Снейп всё время говорил правду про моего отца. Он и впрямь был малоприятной самодовольной личностью. Теперь я понимаю, почему он ненавидел меня с первого курса. Ведь я так похож на своего отца. Он каждый раз видел во мне своего обидчика и мстил. Хотя и прошло столько лет и обидчик давно уже лежит в могиле, но его боль всё ещё с ним, и она никуда не ушла. Он старался причинить мне тот же вред, что отец причинил ему, и тем самым продлевал свою боль. Я сомневаюсь, что ему становилось легче после нападок на меня. Но наконец-то Снейп смог разглядеть, что я — это он сам, всеми покинутый и одинокий мальчик. И хоть он выше и сильнее меня, но я видел его одиноким мальчиком, нуждающимся в любви и внимании. Но я, как и всегда, всё испортил. Он выгнал меня и не хочет теперь видеть!»

Северус Снейп стоял по другую сторону двери, и его эмоции начинали утихать. Ещё секунду назад он мог запустить в несносного мальчишку банку с тараканами, а теперь молча стоял посреди кабинета. Он стоял и смотрел на дверь, чувствуя, что Гарри Поттер находится по другую сторону. Снейпу хотелось выпороть мальчишку, но он не мог. Сейчас ему ещё было больно. Он уже давно понимал, что Гарри не копия своего отца. Он больше похож на Лили. Северус всегда помнил, что она, как истинная гриффиндорка, всегда защищала слабых. Только вот Северус никогда себя таким не считал, а она посмела за него вступиться. Он всегда жалел о том своём поступке, об одном единственном слове, которое оттолкнуло её навсегда.

Через несколько минут Гарри всё-таки решил подняться с холодного пола и направился на Астрономическую башню. Он шел с опущенной головой, не обращая ни на кого внимания. Уже через десять минут Гарри стоял на продуваемой всеми ветрами площадке. Он был без теплой мантии, и его била дрожь, но ему было всё равно.

«Сейчас бы покурить, да выпить чего-нибудь покрепче, чтобы забыть всё это, как страшный сон. Но ни первого, ни второго у меня нет. Снейп так старательно обо всём позаботился, а теперь я думаю, что ему будет всё равно, если я дыхну ему сигаретным дымом прямо в лицо. Я всё испортил! Иногда мне кажется, что моя жизнь похожа на отвесную скалу, по которой я карабкаюсь. Я хватаюсь за выступы, всем телом прижимаюсь к камням. И стоит мне на мгновение расслабиться, ощутив под ногами широкий и, казалось бы, надежный уступ, как он внезапно трескается и осыпается в бездну. Я тоже падаю вниз, кричу, но всё-таки ухватываюсь за очередной выступ. Мои руки в крови, тело в синяках и ссадинах, но я всё ещё живой и держусь за выступ. И сам не понимаю, зачем за него держусь. Но я не смотрю вниз, я с надеждой смотрю на голубое небо. Пытаясь забыть, какое же оно равнодушное. В мире нет ничего вечного. И лучше никогда не оглядываться назад. Родителей не вернуть, и мне уже никогда не быть любимым сыном».

***</p>

На следующее утро Гарри проснулся, как от толчка, но, нацепив очки, он никого возле себя не обнаружил.

«Меня никто не толкал. Это просто нервы…»