Шэнь Цинцю, Шэнь Цинцю и прочие. (1/2)

Шэнь Цинцю очнулся, кажется, от кошмарного сна.

Он посмотрел на алые шторы в сложных узорах, чуть колышащиеся на ветру. Солнце просвечивало сквозь них, делая цветочный узор ярче, контрастнее, и мягко согревало комнату. Можно было увидеть листики винограда, робко заглядывающего в окно зелёными завитками побегов.

Или быть может, наоборот заснул и теперь может насладиться сладкими мгновениями этого чудного сна, прежде чем снова погрузиться в свой персональный ад?

Шэнь Цинцю повернул голову, словно набитую чугуном, и уставился в потолок. Пытаясь вспомнить последние события, он чувствовал, будто пытается прочитать документ, размокший и погрызенный какими-то грызунами. В голове мелькали какие-то несвязанные картинки, такие нечёткие, что казались почти сном: он, не чувствующий прикованных к стене рук, крупно дрожащий от холода стены за спиной; он, тщетно пытающийся отползти от ударов; вонь въевшаяся в кожу; странное ощущение полной беспомощности, будто он не мог пошеверить ни одной конечностью, не мог говорить, не мог… ничего. Хах.

Точно, мелкий ублюдок мстил. И видимо, пришёл к какому-то новому плану, очередной жестокой затее, раз вытащил Шэнь Цинцю из подвалов дворца.

Он поднял руку, разглядывая собственные пальцы. Он не помнил, что случилось с его телом там, внизу, но ублюдок, кажется, его исцелил. Движения давались ему тяжело, словно движения заржавевшего механизма, но Шэнь Цинцю был практически уверен, что эта неловкость уйдёт со временем. Возможно, пока он не скован, то успеет убить себя…

Дверь открылась.

— Шицзунь, — пропел Ло Бинхэ, входя в покои. — Смотрю, ты уже очнулся.

Шэнь Цинцю крупно вздрогнул. Медленно сжав руку в кулак, он повернул голову, разглядывая демонического выродка.

Тот с тихим лязгом подкатил к постели уставленную блюдами тележку и вальяжно уселся на стоявший рядом стул. В его внешности, мерзко смазливой, ничего не изменилось, и вид ублюдка всё так же заставлял что-то напряжённо сжиматься у Шэнь Цинцю в груди.

— Что… Что происходит? — не с первой попытки выговорил Шэнь Цинцю. Голос его был хриплым, а горло — сухим, словно финансовый отчёт для Аньдина.

— Попьёшь водички, шицзунь? — с притворной ласковостью предложил выродок, будто бы проигнорировав вопрос. — Или, быть может, ты предпочтёшь чай?

Не дожидаясь ответа, тот поднёс стакан к лицу Шэнь Цинцю и, приподняв его голову, сам медленно влил в рот учителю воду. Тот, стыдясь своей послушности, всё же жадно проглотил жидкость, чувствуя, как утихает царапающая сухость в горле.

— Молодец, — под злым взглядом Шэнь Цинцю, Ло Бинхэ ухмыльнулся.

— Что ты хочешь? — сказал тот уже чётче. Наконец в его голосе стал слышен его гнев.

Ло Бинхэ поставил стакан на тележку и, подхватив сжавшегося Шэнь Цинцю под мышки, усадил его на кровати. Того передёрнуло от отвращения, но его глупые едва двигающиеся конечности не могли даже помешать ублюдку его трогать.

Тем временем Ло Бинхэ подхватил с тарелки крошащуюся печенюшку в виде какого-то цветка и поднёс её ко рту Шэнь Цинцю.

— Если поешь, не устраивая сцен, — отвечу.

«Сцен»?!

— Тогда пошёл к чёрту со своими ответами, — раздражённо прошипел Шэнь Цинцю и тут же был заткнут грубо впихнутым ему в рот печеньем.

Ублюдок зажал ему рот, не оставляя другого варианта, кроме как прожевать и проглотить сладость, а потом ласково спросил:

— Ну что? Мне продолжить кормить тебя или шицзунь пожелает есть сам?

Вместо ответа тот слабо поднял руку и, не отрывая от ублюдка яростного взгляда, взял ложку. Медленно и неуверенно он съел полмиски супа, и это уже было невероятно много перед тем, как его отвыкший от пищи желудок взбунтовался, вызывая подкатывающую к горлу тошноту. Шэнь Цинцю этому не удивился — слишком много опыта у него было в том, чтобы голодать.

Ему казалось, будто он не ел годами, и такое простое удовольствие как наконец вкусить тёплой вкусной пищи, заставило глаза Шэнь Цинцю немного покраснеть. Ему отчаянно хотелось схватить ещё сладостей, но он прекрасно понимал, что не сможет их переварить.

— Молодец, — промурлыкал Ло Бинхэ, стоило Шэнь Цинцю положить ложку и устало опуститься на подушки. Его тело было так слабо…

А потом ублюдок, подняв руку, погладил его по голове. Но не успел Шэнь Цинцю разъярённо вскинуться, как тот заговорил:

— Понимаешь ли, шицзунь, кое-что вдохновило меня на интересную мысль, — начал он с никогда не предвещающей ничего хорошего вдохновленностью, — Почему бы нам не начать всё сначала? Не построить полные любви отношения?

— Что?! — рассмеялся Шэнь Цинцю. — Зверёныш, ты обезумел. Не питай иллюзий, что я захочу хотя бы дышать одним воздухом с такой тварью, как ты.

— Ты мог бы стать вторым моим супругом, — промурлыкал Ло Бинхэ, — Это очень почётно.

Шэнь Цинцю подавился воздухом. Кем?!

— Значит такое похотливое животное как ты даже не смутит, что я твой учитель? — возмущённо зашипел Шэнь Цинцю, сжимая кулаки.

— Что ты, — сахарно улыбнулся ублюдок, — Это будут отношения, построенные на искренних любви и уважении.

Лицо Шэнь Цинцю располосовала кривая усмешка и он, не желая больше слушать этого вздора, лениво спросил, ожидая услышать ничего не говорящее имя:

— А кто же тогда удостоился такой чести, как стать первым мужем?

— Тоже ты, учитель.

И тогда, что бы ублюдок ни говорил, это уже не имело никакого значения. Шэнь Цинцю уже убедился, что Ло Бинхэ окончательно потерял рассудок.

Несколько дней он жил так. Его несколько раз кормили, иногда — выродок лично, а служанки помогали разрабатывать закоченевшие конечности. Они поддавались куда лучше, чем должны были после обычной травмы, и уже скоро Шэнь Цинцю даже мог неловко практиковаться в каллиграфии.

И хотя Ло Бинхэ всё ещё иногда заходил, такую жизнь можно было назвать раем в сравнении с тем, как влачил существование Шэнь Цинцю в последние годы. Никаких пыток и холода подземелья, лишь унизительная игра в заботу, от которой ублюдок наверняка скоро откажется, потеряв терпение. Шэнь Цинцю запрещал себе радоваться.

Ему нужно было… ему нужно было совершить самоубийство, прежде чем выродок передумает и снова закует его в цепи. Но как же Шэнь Цинцю был слаб, если всё равно хотел жить.

На четвёртый день, решив прогуляться по коридору, Шэнь Цинцю тотчас встретил… его.

Совершенная копия Шэнь Цинцю сидела за столиком залитой светом веранды, потягивая розовый чай. В руках у двойника была книга, а рядом стояла тарелка с остатками печенья — идиллия.

– А кто же тогда удостоился такой части как стать первым мужем?

— Тоже ты, учитель.

Шэнь Цинцю захотелось зло рассмеяться. То есть ублюдок настолько обезумел, что потребовал от какой-то твари принять его, Шэнь Цинцю, форму?

Он подошёл ближе к увлечённому чтением самозванцу и холодно потребовал, выдёргивая книгу из его рук:

— Сними моё лицо.

Тот раздражённо посмотрел на Шэнь Цинцю и на мгновение в его глазах мелькнуло удивление. Впрочем, он тут же холодно ответил:

— Не хочешь быть похожими — срежь своё.

Шэнь Цинцю раздражённо хмыкнул и мельком глянул на название книги. Бестиарий… Он, кажется, заносил его в список к прочтению когда-то давно.

— Что ты такое? — продолжил он, убедившись, что поглумиться над чужим литературным вкусом не получится.

— Шэнь Цинцю, — невозмутимо ответил двойник. И, не давая другому шанса выразить своё возмущение, продолжил, — Ты когда-нибудь слышал о параллельных мирах? Вселенные, которые не соприкасаются, подобно тому, как раньше соприкасались человеческий и демонический миры. Их количество бесконечно, а потому любая, даже самая дикая фантазия в них может существовать. В том числе и почти полные копии миров, отличающиеся лишь незначительными деталями. — Он говорил устало и выверенно, словно уже устал по многу раз объяснять одно и то же. Однако в его голосе всё равно звучал налёт высокомерия, словно всё это было совершенно элементарно. — Итак, Синьмо способен открывать проходы между мирами. Я — твоя копия из другого мира.

Шэнь Цинцю замер, не позволяя удивлению отразиться на его лице. Это звучало невероятно, но теперь он уже не знал, чему верить.

— Где у меня были тайники?

— Под второй доской слева от входа, в столе и в книге «Дагуань, Полная История».

Шэнь Цинцю хмыкнул:

— Хорошо. Почему я взял на обучение Мин Фаня?

— Понятия не имею, — холодно ответил двойник, — Но я взял его, потому что увидел в нём потенциал. И денег у его родителей было немало. Может быть, мне тоже стоит начать задавать вопросы?

— Обойдёмся без этого, — сказал Шэнь Цинцю не менее холодно, — В любом случае, что ты тут забыл?

Двойник поджал губы, моментально мрачнея в лице.

— Я пленник здесь, как и ты. Ваш Ло Бинхэ забрал меня из моего мира… — Казалось, он хотел что-то добавить, но вместо этого просто сжал руку в кулак. — А тебе, смотрю, пришили конечности? — В голосе его звучал яд.

— Не переводи тему, — ухмыльнулся Шэнь Цинцю, — Трахает тебя, да? А ты, смотрю, всем доволен.

Двойник побелел и медленно поднялся из-за стола. Отряхнул крошки печенья с пальцев, поправил рукава и… с силой залепил Шэнь Цинцю пощёчину.

— Заткнись, — прорычал он, хватая того за ворот, — Какое право голоса имеет человек, который своими действиями свёл в могилу всю свою школу и которому отрубили ещё недостаточно, чтобы он мог хоть на процент искупить свою вину?

Кровь отхлынула от лица Шэнь Цинцю. Слова двойника были больнее, чем удар.

— Бред, — процедил Шэнь Цинцю, будто вовсе не был… задет, — Если ты о мелком поганце, то он получил, чего заслуживал.

Двойник отпустил ворот Шэнь Цинцю и вернул себе обычный возвышенный вид, будто только что не сгорал от ярости. Он хотел было что-то сказать, но Шэнь Цинцю его перебил:

— Как же тогда в твоём мире?

— Все живы, — холодно бросил двойник и развернулся, не желая больше говорить.

Он ушёл, а Шэнь Цинцю остался стоять, так и сжимая бестиарий. Его покрасневшую щёку жгло.

Каким же был тот мир?

После этой встречи они практически не общались, пусть их покои и были совсем рядом друг с другом — их разделяла только та облюбованная двойником веранда. Шэнь Цинцю часто находил на ней того, поглощённого очередной книгой, в то время как сам едва мог найти в себе столько спокойствия, чтобы что-то читать.

Ублюдок иногда заставлял их ужинать всех вместе; бывало, взяв под руки, водил гулять, словно они были счастливыми жёнами любящего мужа, но даже так оба Шэнь Цинцю едва ли общались. Только смеряли друг друга раздражёнными высокомерными взглядами, а единственными моментами их единодушия становились те, когда Ло Бинхэ открывал рот.

Так продолжалось до тех пор, пока, бесцельно слоняясь по замку, — он всегда начинал бессмысленно бродить, когда не мог унять пожирающую его тревогу, — Шэнь Цинцю не услышал… всхлипы.

За поворотом, что вёл к балкону, сидел его двойник. Одежда его была разорвана так, что он был почти полностью обнажён, и можно было хорошо рассмотреть всё огромное множество пятен на его груди, шее, бёдрах… Они были большими и маленькими, свежими фиолетовыми или постаревшими жёлтыми, но их было много.

Двойник неловко одной рукой собирал с пола тряпки, в которые были превращены его дорогие одежды, чтобы хоть как-то ими прикрыться, но получалось ужасно плохо. Второй он зажимал рот, не позволяя себе разрыдаться слишком громко. Крупные слёзы скатывались вниз по подбородку и он ничего не делал, чтобы их остановить.

Он был так похож на девочек из борделя, что Шэнь Цинцю почувствовал, как у него начинает отвратительно тянуть на сердце. Этот человек… не мог быть Шэнь Цинцю, тот бы ни за что не позволил бы себе выглядеть так жалко и жалобно.

Но всё же он мог задеть внутри что-то, что Шэнь Цинцю думал, что давно похоронил. Сочувствие?

Двойник, кажется, почувствовал его взгляд. Он поднял голову и, отняв руку от лица, яростно прошипел, отвечая на давным-давно заданный вопрос:

— Да, трахает. А теперь пошёл отсюда к чёрту.

У него на губах было немного… белого.

Несмотря на протест, Шэнь Цинцю подошёл ближе и, достав платок, бесцеремонно вытер двойнику рот. Этот платок он пообещал себе сжечь, как только доберётся до своих покоев.

— Что… что ты делаешь?! — возмущённо зашептал он.

Шэнь Цинцю проигнорировал его и, убрав платок, снял с себя верхнее одеяние. Через мгновение то полетело в лицо двойнику.

— Прикройся.

Тот посмотрел на него недоверчиво, но всё же взял одежду и буркнул, совершенно неблагодарно:

— Если такой добрый, мог бы вернуть мне мою книгу.

— Так приди и возьми её, — фыркнул Шэнь Цинцю, разворачиваясь. Более няньчиться со своим двойником он не собирался. Он даже не понимал, зачем вообще сделал это предложение.

Двойник за его спиной вытер уже подсыхающие слёзы и сопроводил Шэнь Цинцю долгим удивлённым взглядом.

А через полшичэня действительно пришёл в его покои, точно такой возвышенный и невозмутимый, каким и полагается быть Шэнь Цинцю. Теперь он был, конечно же, должным образом одет, с волосами, убранными в несложную, но аккуратную причёску, и только небольшая неуверенность в походке выдавала, что та сцена Шэнь Цинцю не привиделась.

— Гарью пахнет, — прокомментировал двойник вместо того, чтобы поздороваться. И тут же, совершенно невпопад ядовито добавил, — И не думай, что я всегда так.

— Конечно, — хмыкнул Шэнь Цинцю. И, почему-то не желая ударять в так удобно выставленное ему слабое место, поспешил завершить разговор, — Книга на столе.

Шэнь Цинцю отвернулся, ожидая вслед за шагами услышать звук закрываемой двери — двойник возьмёт свою вещь и уйдёт, не терпя свидетеля его позора. Вместо этого раздался идентичный голос:

— Ты переместил мою закладку. — Двойник… не звучал недовольно.

Шэнь Цинцю обернулся, глядя на то, как тот открывает бестиарий.

— Медленно читаешь, — прокомментировал двойник. И направил на Шэнь Цинцю испытующий взгляд, — Как тебе костяные черепахи?

Шэнь Цинцю удивлённо моргнул. Двойник собирается… пообсуждать с ним книгу? На его месте Шэнь Цинцю скорее убил бы того, кто застал его настолько уязвимым. Нет, они не могли быть одним и тем же человеком.

— Не произвели впечатления, — сухо ответил он после долгой паузы. — Никаких выдающихся характеристик.

Двойник задумчиво кивнул:

— Они ничем не выделяются, кроме своего идиотского названия. Их назвали костяными за белый панцирь, но он у всех черепах костяной. Почему нельзя назвать их белыми черепахами? — он говорил так серьёзно, словно ожидал, что, проникнувшись его словами, Шэнь Цинцю пойдёт переписывать бестиарии, искореняя глупое название.

Шэнь Цинцю хмыкнул, чувствуя себя неожиданно увлечённым разговором:

— Просто люди идиоты.

Двойник передёрнул плечами, будто у него было какое-то отличное мнение по этому вопросу, но тут же переключил тему:

— А аванаки? У них крайне интригующий способ коммуникации…

Они обсуждали монстров удивительно долго, быстро перестав ограничиваться этим конкретным бестиарием. Знания двойника были обширны, не менее обширны, чем у него самого, а энтузиазмом он при этом горел даже большим.

Было очевидно, как сильно ему не хватало никого, с кем он мог бы обсудить эту тему, что было, конечно, жалко… Но Шэнь Цинцю готов был простить это его хрупкому двойнику.

Как долго тот вообще находился в этом замке?

С этого момента что-то в их отношениях поменялось. Если им доводилось быть рядом при ублюдке, они всё так же хмуро молчали, но, оказавшись наедине, могли завести вполне удовлетворительную беседу.

Двойник был совсем не похож на Шэнь Цинцю. Чем больше они общались, тем более явной становилась его мягкая, приторно сладкая сторона. Теперь он иногда ласково улыбался, мог беззлобно хихикнуть, прикрывшись веером, сверкая глазами рассказывать о монстрах и даже позволять себе иногда экспрессивно взмахнуть рукой… Шэнь Цинцю ничего из этого не умел.

Однако и он с удивлением обнаружил, что иногда улыбается. Может быть, слишком сухо, чтобы это можно было принять за искреннюю радость, но он давно разучился по-другому.