Глава 6 (1/2)

- Почему ты вообще учишь меня, если я такой бездарный? - Джулиан в изнеможении осел прямо на опавшую листву.

Туруфь сжалилась и убрала нож в специально отведённое отверстие на поясе. Все её ножи были маленькими и невероятно острыми.

Она не села рядом, зато достала мех с отваром из ягод и фруктов. При свете солнца каштановые волосы эльфийки казались почти что рыжими. Джулиан всегда обращал взор на такие необычные оттенки, но сама Туруфь в нём нежных чувств не вызывала, даже наоборот: хотелось избить её, истоптать в грязи, покрыть, как последнюю слабачку, и плюнуть сверху. Грязная на язык Туруфь, что за короткий срок научила его большему, чем могли научить учителя в замке отца или поместье брата. Туруфь, что раз за разом указывала на ошибки, жёстко, но эффективно... Казалось бы, для ненависти не было причин, но ненавидеть её - это сродни глотку свежей воды после дня на ногах. Просто то, что нужно.

- Когда я сбежала от Йотля, я оставила ему долг. - Ответила Туруфь. - Я дала ему свою клятву и предала её. Значит, я торчу ушлёпку. Если я выучу такого ублюдка, как ты... я буду считать, что мой долг уплачен.

- Бедная, несчастная Туруфь! - Вздохнул Джулиан, смотря на неё снизу-вверх. Он знал, что эльфы слабо понимают иронию, но отказать себе в ней не мог.

Они с Туруфь недолго отдыхали, но зато после перерыва та решила, что он уже готов учиться нападать.

- Неужели! - Закатил глаза Джулиан и присосался к бурдюку. - А я думал, ты готовишь из меня ходячую мишень!

Он утёр губы тыльной стороной ладони, а затем стёр пот со лба рукавом. Хорошо хоть была повязка из уса полоза, которую ему подарила Эола. Из такой повязки волосы никогда не выбивались и не липли на лицо, как бывало, когда он тренировался дома. Джулиан подозревал, что на повязку наложена магия: всё же Эола была мастерицей по части бытовых фокусов. Однажды она заколдовала сапоги Йотля, и тот весь день отвешивал всем пинка, после чего был несколько раз побит. Виновницу потом обнаружили, но не наказали: Эола была несовершеннолетней. Джулиан, конечно, считал, что больше всех пострадал он, ибо именно ему потом приходилось залечивать раны (по большей части эмоциональные) Йотля и сидеть у его постели, пока эльф ревел.

- Мишень из тебя и так хорошая - уворачиваешься славно! - Похвалила Туруфь.

Джулиан подавил возмущённое рычание. Только за первую неделю тренировок с этой бешеной сукой он получил больше шрамов, чем за всю свою жизнь. И он всё ещё надеялся, что мази Йотля помогут их свести, однако некоторые из этих шрамов - самые глубокие - останутся напоминанием ему о Туруфь и Великих Лесах.

- Ты видел, как я бросаю? - Спросила она.

Джулиан хмуро кивнул.

- Пробуй также. Надеюсь, с подражанием у тебя всё хорошо, человечина. - Туруфь передала ему свои ножи. Несмотря на всё своё раздражение по отношению к жрице, Джулиан взял ножи аккуратно, как реликвию. Всё то время, что они тренировались, он смотрел, как танцуют эти ножи в её руках, и не мог не признать, насколько красива Туруфь, когда дерётся. Джулиан хотел также. Он думал о том, что если бы обладал хотя бы толикой умений Туруфь, то ни за что бы не попался имперцам в тот день. Да даже если бы он умел хотя бы то, что умеет сейчас - бегать быстрее ветра и взбираться по древесным стволам, как макака, он бы уже не позволил себя просто так отловить. Он бы встретил Элтыр Дара в любом случае, но уже в более выгодном положении, и тогда всё бы прошло иначе.

Джулиан иногда развлекал себя этими мыслями: что было бы, если. Что было бы, если бы они с Элтыр Даром были ровесниками? Что было бы, если бы он не упал со стены, как последний идиот? Что было бы, если бы Эстебальд его не спас?

Он знал ответ на последний вопрос. Он был бы любимой сучкой генерала. Его единственной обязанностью стало бы «хорошее настроение» и красивый вид. Он бы ленился весь день, читал книги и хорошо питался. Джулиан с некоторым даже интересом воображал себе такое будущее, и всё же без сожаления. Он не хотел быть рабом. Если он когда-нибудь и станет вести себя, как любимая постельная игрушка, то только по собственному желанию.

Туруфь раскритиковала его броски, но критиковала больше по мелочи, и Джулиан понял, что справился. Нападение далось ему куда легче, чем защита.

Когда они закончили, солнце уже висело почти посередине голубого неба. Птицы перестали петь, не шуршали в траве ящеры.

- Ты станешь моим наставником? - Обронил он и напрягся всем телом. Тиянит говорила, что для обряда, где его посвятят племени, ему будет нужен проводник. Старуха сказала, что выбирать придётся не разумом, а магией внутри. Джулиан тогда только нахмурился едва-едва, хотя на деле весь кипел от гнева: разве похоже, что он владеет магией? - однако, имя Туруфь само легло на уста. Он бы выжег это имя, да не выходило. Была ли это «магия» или простая судьба, но Джулиан выбирал её, эту поганую суку, что пыталась утопить его в озере в их первую встречу, потому что слышала от кого-то, что человек не может утонуть.

- Стану. - Сказала Туруфь. - И я надеюсь, ты сдохнешь во время обряда, и мне не придётся учить тебя всю жизнь.

- Честная, как собачий хер. - Сплюнул Джулиан. Он былого напряжения не осталось и следа. А что он ожидал? Мягкости и сочувствия? От этой стервы?

- Многое ли ты знаешь о собачьих концах, человечина? Так вы развлекаете друг друга на вашей земле?

Джулиан скрипнул зубами.

- Когда-нибудь...

- Что? - Туруфь обнажила ряд стройных зубок в хищном оскале и подбоченилась, нависая над ним. - Убьёшь меня?

- Может и убью. - Пожал плечами Джулиан и отразил её оскал на своём лице. Он заглянул в молочные глаза. - А перед тем поделюсь спермой с твоей дурной щелью.

Улыбка Туруфь стала шире, а молочные мутные глаза наоборот сузились в прищуре.

- Маловат твой стручок для моей щели, тэппа'а. - Она медленно завела руку за пазуху, словно собираясь достать меха, но запоздало Джулиан заметил, что вынимает она свой серп. - Научись сначала отвечать достойно, а потом раскрывай свой рот!

Острое лезвие скользнуло по щеке, и если бы Джулиан не успел среагировать, оно бы рассекло ему половину лица до кости.

Он отскочил, оценивая обстановку. Глупо надеяться на то, что Туруфь его пощадит. Нет, она не опечалится, ежели убьёт, скорее, спляшет на могиле, весело притаптывая. Но солнце высоко, видит она на свету не так хорошо как он, да и её, наверняка, уже клонит в сон.

Убивать жрицу тоже не вариант. Она ещё должна провести с ним обряд.

Джулиан решил, что выгоднее всего поступить так, как никогда не поступали герои баллад. Он побежал.

- Мои ножи! - Заверещала Туруфь ему вслед, а Джулиан лишь прижал кожаную ленту, на которую крепились метательные лезвия, поближе к себе.

Он заткнул ленту за пояс, оттолкнулся правой ногой, совершая рывок, зацепился огрубевшими ладонями за ветвь дерева, подтянулся, словно обезьяна, и побежал, перепрыгивая с ветви на ветвь.

Судя по отдаляющимся звукам ругательств, женщина посчитала нужным поберечь своё здоровье и силы.

Джулиан замедлил темп и спрыгнул на землю. Всё же идти по мягкой траве, собирая на себя всех прячущихся в ней жучков, было удобнее, чем прыгать, как лягушка, до самой деревни.

Когда он добрался до Йилийсэ было уже около полудня. Безбожно позднее время для приличного эльфа, и именно поэтому юноша удивился, услышав знакомый стук молота о наковальню. Он припомнил горящие желанием зелёные глаза и пыльные тёмные волосы, что обличили спрятанные глубоко в его сознании мысли об Элтыр Даре, и решил, что пора бы уже и познакомиться с кузнецом этой деревни.

Скорее всего, он будет один.

Джулиан ощутил приятное волнение. Этот эльф в ночь празднества смотрел на него так, как смотрел только один мужчина до. От этого взгляда по спине бегали мурашки, а в груди стыл прохладный иней: в прошлый раз подобный взгляд стоил ему свободы. Свободы и часов, потраченных в сладком забвении. Интересно, у кузнеца такие же шершавые пальцы?

Джулиан медленно шёл на звуки работающей кузницы. Ножи Туруфь тихонько звенели за пазухой. Его ноги, обутые в мягкую кожу, ощущали без боли каждый изгиб, на который наступали: корешки, ветки, кочки муравейников, гигантские шишки, которые Джулиан тут же подбирал, чтобы потом разобрать их вместе с Йотлем и съесть питательные семечки. Солнце приятно припекало, его удавалось увидеть не так часто, и юноша улыбнулся широкой детской улыбкой, поднимая голову навстречу теплу и яркому свету.

Когда показалась кузница, стало почти что жарко, словно бы от самой земли на этом месте, на холме в светлом и громком лесу шёл этот жар. Джулиан перелез ломкие каменные выступы и увидел Смимара, одетого в грязные от копоти и пота одежды из волос рыжеватки и толстый кожаный фартук, какие носили и человеческие кузнецы, защищаясь от искр.

Смимар поднял на него глаза - лишь на миг, чтобы засвидетельствовать присутствие гостя - и тут же опустил их вниз, туда, где творилось его волшебство. При этом эльф совсем не изменился в лице, на которое налипло хмурое, сосредоточенное выражение, и Джулиан не решился его беспокоить. Наверняка сталь требовала пристального внимания. А он умеет быть тихим и незаметным. При дворе у отца только таким его и терпели.

Он нашёл в углу сухой пенёк, на котором Смимар, по-видимому, рубил дрова, подтащил его поближе к кузнецу, но не настолько близко, чтобы нарушать магию его работы, и сел, подогнув под себя ногу. Было интересно замечать отличия кузницы эльфа от тех, что он видел дома, но ещё больше, как ни странно, в глаза бросались сходства: инструменты, наковальня, одежда Смимара (тяжёлые деревянные ботинки и фартук) - всё было таким, каким было и в Риддии. Даже сама кузница, спрятанная под навесом так, чтобы свет в ней всегда был ровным и в самые солнечные дни, была установлена по всем канонам: кузнец должен был видеть цвет раскалённого изделия, чтобы понять, готово ли оно к ковке - Джулиан узнал это от Дрейка, что был подмастерьем в поместье Эстебальда. Дрейк ещё много чего рассказывал ему, но именно это - цвет обожжённой стали, которая постепенно высветлялась добела - приводило юношу в состояние священного трепета: казалось, что сам Иливан, бог-ремесленник, держит в своих загорелых руках раскалённый металл.

На наковальне Смимара уже лежал сформированный клинок, судя по всему, он ковал его для себя: эльфы не пользовались тяжёлыми человеческими мечами, они предпочитали луки, ножи, иглы и прочее метательное оружие, на худой конец - тонкие серпы или же шпаги, но ведь Смимар не был обычным эльфом. По крайней мере, не выглядел таковым.

Всё также, не обращая внимания на Джулиана, кузнец взял металлический ковш, зачерпнул им какую-то странную фиолетовую в разводах мшистой зелени жидкость и занёс над клинком, который, насколько помнил Джулиан, сейчас следовало очистить от окалины.

Глаза Смимара метнулись в его сторону.

- Отойди. - Приказал он, и Джулиан молча отполз ему за спину: вряд ли кузнец станет лить ЭТО на самого себя - и выглянул из-за плеча. Кузнец пах терпким смородиновым потом. И вправду ведь. Эльф-смородина. Тёмно-синий, кислый и твёрдый.

Жидкость полилась на клинок, бросаясь брызгами во все стороны, пошла пузырями. Сталь зашипела, обнажая гладкую блестящую поверхность. Джулиан, кажется, даже не моргал, наблюдая, как меняется клинок.

- Это магия...? - Прошептал он почти на ухо эльфу, хотя и обещал себе не отсвечивать.

Смимар даже не дёрнулся, лишь острый край уха сначала затрепетал, словно от щекотки, а потом повернулся к Джулиану, видимо, чтобы лучше слышать. Однако сам эльф молчал, будто бы ему склеило губы. И вообще всё лицо. Он наблюдал за действием жидкости и подливал её, аккуратно, когда было нужно. Джулиан заметил, что пара капель попало кузнецу на локти: тот и не поморщился, лишь смахнул неаккуратно перчаткой, когда прекратил наклонять ковш.

- Закали меч. - Сказал Смимар, а сам отошёл от наковальни и принялся стаскивать перчатки и фартук.

Джулиан ни разу не занимался закалкой меча, весь его ремесленный опыт заканчивался простым наблюдением, но ослушаться мысли не возникало. Смимар был мастером, а значит, Джулиан ему верил. Если тот хотел испортить свою работу, что ж, так тому и быть. Кто он, чтобы спорить?

Джулиан подобрал сброшенные вещи кузнеца, пахнущие терпкой смородиной, и надел на себя. Получилось велико, но ухватился за щипцы он довольно ловко. С улицы послышался плеск воды. Похоже, Смимар умывался.

Джулиан медленно поднёс изделие к горну. Клинок был тяжёлым, но в кузнях отца ковали и потяжелее. Он осторожно повёл сталь, следя за её цветом. Кажется, она должна была стать красной. Или нет?

- Ты должен следить за горном, а не за клинком.

Джулиан вздрогнул и чуть не выронил меч прямо в раскалённое месиво. Он скосил взгляд в сторону, чтобы краем глаза уловить фигуру эльфа.

- Он был построен на вулкане Зоийолик. - Продолжил тот ровным тоном, словно ему было всё равно, что случится с его трудами. - И он живой. Ты должен попросить его.

- Но во нет магии. - Джулиан раздражённо хмыкнул, внимательно наблюдая за цветом клинка.

- Что? - Смимар фыркнул за его спиной. - Ты же не труп. Делай, как следует.

Джулиан обернулся и выразительно посмотрел в глаза эльфу, смежив брови.

Смимар выдержал его взгляд с несколько мгновений, а затем всё же соизволил объяснить, медленно, словно надоедливому ребёнку:

- Магия есть везде. - Сказал он. - Даже в ветре, что треплет твои волосы. То, что ты ей не владеешь, не значит, что её нет. Не нужно быть магом, чтобы просить природу о снисхождении. - Смимар сложил руки на груди и вальяжно откинулся спиной на стену позади, словно бы красуясь тугими мышцами в вырезах свободных одежд. - Достаточно быть живым.

Джулиан пожал плечами - эльфу, разумеется, виднее - и вгляделся в горн. В Горн. Он будет звать его так. Громада из камня, что была построена прямо на вулкане Зоийолик. Пышущий пламенем Мирты, богини мёртвых, верной возлюбленной бога-кузнеца, и из этого пламени создающий орудия. Где-то там, на глубине многих тысяч шагов находится центр земли, источник энергии, что кормит всех существ, ходячих по ней: людей, животных, эльфов...

Джулиан ощутил, что его засасывает в водоворот, и тело, и сознание, и душу. Это было сродни погружению на глубину с грузом в руках. Толща воды не даёт услышать ни звука, забивая уши, давит на грудь, и не вздохнуть - не выдохнуть, пока не всплывёшь, а там, на глубине, таится Нечто. И Нечто приковывает взгляд, лишь оно одно.