Часть 2 (2/2)

— Гошенька, ну зачем ты волосы отрезал? Было же так красиво! Теперь, боже мой, на сиротку похож стал!

Мама, мама, ну зачем же так ранить сыновье сердце? Игорь с мукой заскрипел зубами и поплелся обедать — оголодал жуть! Мама поняла, что снова сказанула лишнего, присела рядом, перебирая с его разрешения пакеты, выслушала совет Матвея по смене стиля, а потом хлопнула ладонью по столу и сказала:

— Гулять так гулять! Пошли в ТЦ! Купим тебе модные джинсы! И кеды! Только прошу, Гошенька, не розовые! Уж не знаю, зачем тебе Маша такие отправила, все боялась, что тебя гомофобы побьют.

— Чего сразу гомофобы, я ведь не гей! — Игорь удивленно взглянул на маму, а та смутилась, начала на белой скатерти рисовать узоры пальцем.

— Я просто подумала… Девушки у тебя нет… Одеваешься… Хотела давно сказать, что мы с папой ни в коем случае не против… Но раз ты не гей, то забудь, Гошенька, пойдем.

Игорь шел в ТЦ ошалело: ох-ре-неть! Даже родные родители думали, что он гей! Ну, Маша, спасибо тебе, родная, за заботу об имидже брата! Естественно, что девушки его не замечали — кому нужен гей?

В вуз на другой день пришел в черной футболке Зорро, черном бомбере, черных классик кат джинсах и красных конверсах, которые цветом совпадали с алым росчерком буквы на футболке. Чувствовал себя бэтмэном, только маски и плаща не хватало, смотрел на всех хмуро, подчеркнуто сдвинув брови на переносице, шел обычной походкой, памятуя о виляющих бедрах и на ожидающего его у входа в вуз Матвея взглянул встревоженно — а ну как опять срежет в полете, зараза въедливая. Тот смотрел напряженно, кусал губы, но сказал фальшиво бодро:

— Мда, волосы обрезал, прикид сменил, но, черт, стало только хуже. Глаза вылезли на пол-лица, сиротский ежик на голове — тебя в лучшем случае захотят пожалеть, сирота казанский, хотя… от жалости до любви... А черный цвет — это ты траур по волосам надел? — забалтывал, подхватив Игоря под руку и ведя почему-то к туалету, а в нем толкнул к стене и приказал:

— Визжи.

— Что? — Игорь недоумевающе замигал. — Ты сдурел?

— Повизжи немножно, что, тебе жалко, что ли? — Матвей глядел обезумевшим взглядом, придвигаясь все ближе. — Мне кое-что проверить надо, ну?

Игорь прокашлялся, сгустил голос и низко-низко повизжал, прекрасно понимая причину странной просьбы. Матвей перевел дух с облегчением и выдохнул, нависая над ним:

— Слава богу, а то показалось. Забей, Ю…Гоха.

В туалет заплыл лениво Гоги и опять усмехнулся, взглянув на них, почти прилипших друг к другу.

— Не помешал, голубки? — пропел с издевкой, заходя в кабинку. — Я быстро, не волнуйтесь, можете продолжать, пупсики, я гомофобией не страдаю.

— Что?! — взвыли в унисон оба и отпрыгнули друг от друга. — Мы не… — и осеклись, поняв, что говорят хором, как слаженная пара тех же самых голубков. Выбежали из туалета, не взглянув друг на друга, и разбежались по своим аудиториям.

Игорь подсел за стол к Юле Самойловой, идеальной кандидатке — на вечеринке была, на Матвея смотрит каждый раз остолбенело, пьяной ее точно видел, худенькая, размер ноги примерно подходит.

Прошептал в ее брезгливо отшатнувшееся ухо решительно, полностью войдя в новый образ сексуального мачо:

— Юля, меня попросил Матвей, сам он стесняется, — Юля взглянула заинтересованно и жадно прижала ухо к его губам. — Так вот, вы с ним целовались в туалете на тусне у Павлова, и он влюбился в тебя по уши, только… только по ошибке схватил чей-то кед на полу, а принял за твой. Ты же не хочешь, чтобы фатальная ошибка, то есть, чужой кед, перешел черной кошкой ваши отношения?

— Не хочу, — закивала охотно Юля, добавив задумчиво: — Не помню поцелуев с ним, блин, пить надо меньше. С Васькой целовалась там точно, на кухне, когда закуску забирали у прислуги, потом с Петькой, но с ним быстро, он мимоходом засосал, еще с Лешкой во время медляка, а вот Матвея, хоть убей, не помню!

— Ну ты даешь, — позавидовал люто Игорь, которому за всю тусовку обломался только случайный поцелуй с Матвеем. — Мне бы так.

— С Лешкой могу устроить, — счастливая его сводничеством охотно пропела Юля, — Он за два лагеря играет и ты ему давно нравишься, я видела, как он на твою попу смотрел.

Игорь чуть не зарыдал: и сдалась же всем его пятая точка! Все, надо начать бегать и сушить ее, сушить! Чтобы стала крохотным железным орехом.

— Я не гей и не би, — процедил он злобно, — Я по девушкам.

— Ааа, — недоверчиво протянула Юля. — Так что, говоришь, нужно сказать Матвею?

— Что кед твой, размер 39, марка Марк Джейкобс, лимитированная эдитка, принт лососевый леопард, шелковый холст, подошва каучуково-пластиковая из переработанного пластика и природного каучука, — Игорь расплылся в улыбке, вспоминая свою прелесть.

— Чо? Так прямо и надо сказать? — Юля растерялась и живо подтянула себе тетрадь. — Погоди, я запишу, а то не запомню.

— Не надо, — опомнился Игорь. — Короче, что вы целовались в тубзике, кед твой. Лимитка Марка Джейкобса, лососевый леопард, размер 39. Запомнишь?

— Да! — Юля рассияла и чмокнула его в щеку. — Спасибо тебе, Гоша! С меня шоколадка.

На перемене довольный Игорь проследил, как Юля подошла застенчиво к Матвею, сказала ему что-то и он расцвел, наклоняясь к ней для поцелуя — дело сделано! Придурок отвалился. Улыбнулся так довольно, что стоявший неподалеку Гоги прищурился удивленно, прослеживая траекторию его взгляда, а потом нахмурился недоумевающе и озадаченно — видимо, Игорь не производил впечатление брошенного. Матвей целовался с Юлей недолго, отлип от нее разочарованно, помрачнел, сказал ей тихо что-то, от чего она вспылила и звонко отвесила ему оплеуху, а он перевел злой взгляд на попятившегося Игоря и пошел на его палачом.

Так что запланированная пробежка перенеслась с вечера на день: Игорь, чуя, что жить ему осталось недолго, бежал так быстро, как никогда еще в жизни, слыша за собой слоновий топот Светлицкого. Оглядываться не смел — не стоит терять драгоценных секунд жизни — бежал вперед, куда глаза глядят, повизгивая от ужаса, а, когда Матвей прыгнул на него, заваливая на пол, Игорь, стукнувшись ощутимо лбом, пополз с огромным живым панцирем на нем стремительной улиткой, лихорадочно оправдываясь:

— Я только помочь хотел. Не виноват, что это не она. Откуда мне было знать? Не бей, у меня низкий болевой порог, я в обморок могу упасть.

Матвей не бил, шумно и глубоко дышал в шею и… щупал задницу, козел похотливый.

— Светлицкий! — прогремел спасительный голос Василиска, — А ну, встаньте с девушки! Я вас в полицию сдам за попытку изнасилования!

Матвей бодро подскочил и в свое оправдание нагло буркнул:

— Во-первых, мы просто так шутили, а, во-вторых, это не девушка, — показал на поднимающегося на дрожащих руках Игоря, а Василиск выдула презрительно воздух на свои усики и подытожила:

— Извращенцы!

— П-подождите, подождите, Ирина Васильевна, я с-спросить хотел по диспозиционной концепции Елсукова, — Игорь подлетел к ней, кося испуганным глазом на следившего за ним неотрывно Матвея. — Мне непонятен был постулат о саморегуляции личностного поведения, дело в том, что парадоксально не коррелируют диспозиционные паттерны с саморегуляционными бехевиористскими линиями…

Василиск заглотила наживку азартно и загудела контральто:

— Верно подмечено, многие ученые бьются над этим Гордиевым узлом, а вы молодец, Суворов, что заметили.

И Игорь, расслабляясь после адреналинового скачка, все еще ощущая, как сильно бьется сердце, пошел в ее спасительной тени, поглаживая растущий на лбу рог от падения, оглянувшись на Матвея только раз и обомлев от прочитанных на его губах беззвучных словах:

— ЭТО БЫЛ ТЫ!