Глава 1 (1/2)

— Сюэ Ян, ты же понимаешь, что еще одна подобная выходка, и ты вернешься в отделение для буйных?

Сун Лань смотрит строго, внимательно, выявляя в выражении его лица мельчайшие изменения. Его взгляд похож на рентгеновские лучи, за почти десять лет практики он научился читать эмоции лучше, чем аппарат ЭКГ читает сердечный ритм. Но ни малейших признаков раскаяния он не видит. Сун Лань устало вздыхает и трет переносицу пальцами. На самом деле он уверен, что Сюэ Ян — безнадежный пациент, зато шибко умный и умеет притворяться вменяемым. Его однажды выпустят отсюда, а потом он выпустит кому-то кишки. Снова.

Плохо, когда так думает психиатр, его целью должно быть выздоровление пациента, а не надежда на то, что кто-нибудь такой же отбитый этого пациента прикончит. Сун Лань с тоской перелистывает пару страниц личного дела Сюэ Яна, не находя ничего обнадеживающего, и возвращает взгляд к пациенту:

— Понимаешь же? Ответь, пожалуйста.

Сюэ Ян, кажется, вообще не замечает, что в кабинете есть кто-то кроме него. Он с наигранным интересом рассматривает интерьер, как будто не изучил его за последние четыре года. Да и что тут изучать-то? Допотопный шкаф, в котором стоят папки с делами всех пациентов доктора Сун и пара скучных статуэток, стол с книгами по психиатрии на нем, стул, на котором и восседает сейчас Сун Лань, буравя Сюэ Яна взглядом маньяка. И кто тут еще псих, спрашивается.

Сюэ Ян за добрую сотню визитов выучил никогда не меняющуюся обстановку скучного кабинета такого же скучного врача. Не то чтобы пациентов часто водили в личные кабинеты их психиатров, обычно только по поводу нарушений, но в случае Сюэ Яна это и означает «часто». Он умудрялся балансировать на кончике ножа, получая наказания максимально часто, но недостаточно, чтобы возвратиться в отделение для буйных, где провел первый год после попадания в лечебницу. Там доза лекарств сильно выше, а на кроватях предполагаются крепления для фиксации пациентов. Сюэ Яну там не нравилось. Ему вообще в психиатрической лечебнице не нравится: большинство людей здесь либо идиоты, либо становятся такими под таблетками, поговорить не с кем абсолютно.

Разговаривать с ним и не особо хотят: за неимением других развлечений пациенты обычно занимаются обсуждением диагнозов, и слухи о Сюэ Яне с каждым новым кругом обсуждений становятся все страшнее. Не то чтобы эти слухи далеко ушли от правды, да и собеседники из здешний двинутых все равно так себе, но сам факт разговоров за спиной Сюэ Яна раздражает. Вот и сейчас он сидит в этом кабинете, потому что едва не размозжил об пол голову одному языкастому идиоту, который заявил, что Сюэ Ян не мог убить своих приемных родителей. Эх, вырвать бы ему язык, раз он все равно у него отдельно от мозга работает. Сюэ Ян поводит плечами, улыбаясь этой мысли. Руки в смирительной рубашке немного затекли, но это того стоило: кровь на плитке в столовой смотрелась просто восхитительно, Сюэ Ян давно так хорошо себя не чувствовал.

Он переводит взгляд на Сун Ланя, который все еще внимательно смотрит и ждет ответа. Весь такой официальный, в костюме, галстук на шее так и просит затянуть его посильнее, пока язык не вывалится. Психиатр его бесит до трясучки, и этот косящий под всевидящий взгляд вызывает жгучее желание выдавить Сун Ланю глаза. Чтобы пальцы погружались во влажную теплоту его глазниц, чтобы Сун Лань верещал от боли, пока по его лицу стекает кровь в перемешку с жижей, оставшейся от глаз, ммм…

— Я психопат, а не олигофрен, — снисходит до ответа Сюэ Ян. — Я все понимаю, и Вы это знаете. Если, конечно, это у Вас нет проблем с умственной деятельностью.

Сюэ Ян усмехается, показывая клычки, когда челюсти Сун Ланя сжимаются чуть сильнее. Он знает, что его ненависть взаимна, но Сун Лань слишком гордый, чтобы сдаться и передать пациента другому врачу. Напыщенный индюк. Ему бы тоже можно было вырвать язык, чтобы перестал молоть свою высокопарную чушь о выздоровлении, в которую не верит даже он сам.

— О чем ты думаешь? — нахмурив брови, спрашивает Сун Лань.

Сюэ Ян хитро сверкает глазами, его юркий язычок быстро облизывает губы, что делает его похожим на гадюку.

— Бабочки, цветочки, какающие радугой единороги, — тянет он насмешливо. — Все как всегда, доктор Сун.

Тот обреченно вздыхает и нажимает кнопку вызова санитаров.

— Последнее предупреждение, — еще раз напоминает он, когда два крепких парня подходят к развалившемуся на стуле Сюэ Яну и ставят его на ноги, придерживая за связанные за спиной руки.

Сюэ Ян подмигивает ему, растягивая губы в ухмылке, и один из санитаров толкает его в спину, заставляя шагать из кабинета. Сюэ Ян смеряет его взглядом, обещающим мучительную смерть, и лениво выходит в коридор. Даже в смирительной рубашке он умудряется выглядеть расслабленно, как будто делает всем большое одолжение, просто находясь здесь. Как только дверь за санитарами захлопывается, Сун Лань роняет голову на сложенные на столе руки и не скулит только потому, что это не достойно опытного ответственного врача. Сун Лань только с огромным трудом может представить себя серийным убийцей, но что еще надо было сделать в прошлой жизни, чтобы в наказание получить вот это, представить еще сложнее.

В дверь стучат, и Сун Лань едва успевает принять благопристойную позу, когда в кабинет просовывается голова молоденькой медсестрички:

— Доктор Сун, там новенького привезли. Главврач хочет его вам отдать.

Сун Лань кивает, хотя хочется выть. Видимо, на его лице проскальзывает что-то говорящее об этом, потому что медсестра понимающе вздыхает.

— Не волнуйтесь, там все не так плохо, — она кивает в сторону коридора, намекая на Сюэ Яна. — Мне вообще показалось, что он милый парень. Двадцать два года, клиническая депрессия. Пытались лечить амбулаторно, но две недели назад он вскрыл вены. Вот, как зашили и восстановили водный баланс, перевели к нам из городской больницы.

Сун Лань встает, одернув пиджак и накинув поверх медицинский халат, берет со стола блокнот и карандаш и направляется в коридор. Медсестра семенит следом, едва поспевая за психиатром, потому что ее макушка не достает ему даже до плеча. Она протягивает ему пока еще тонкую папку с личным делом, и Сун Лань сразу же вчитывается, прикидывая насколько быстро по шкале от нуля до Усэйна Болта он побежит к главврачу, требуя забрать пациента. Он и так работает почти без выходных, а всех самых тяжелых вешают на него, потому что гордость не позволяет ему отказаться. Загнанных лошадей обычно пристреливают, а он, пусть и близок к этому состоянию, умирать пока не собирается. В отличие от его нового пациента.

С фотографии в личном деле на него смотрит совсем юный мальчик, даже на свои двадцать два он тянет с трудом. Для Сун Ланя, которому тридцать два и который уже десять лет работает в психиатрии, начиная с четвертого курса, чем он на самом деле по праву гордится, такие пациенты всегда были самыми трудными. Молодые, красивые, с глазами печальной лани и полным отсутствием желания жить - это действительно страшно. Это не Сюэ Ян, по которому колония плачет, это несчастные дети, которых не долюбили родители, а теперь не любят они себя сами.

Только глядя на фотографию, Сун Лань понимает, что к главврачу он не побежит ни с какой скоростью. Потому что таким людям он и вправду хочет помочь. Это не этично, он должен хотеть помочь всем своим пациентам, но из возраста самобичевания он уже давно вышел, и готов признаться в том, что не идеален, хотя бы самому себе. Сун Лань читает дальше: сирота, всю свою осознанную жизнь прожил с бабушкой, отличник, волонтер, активист. От того, насколько это типичная картина, становится больно. Обычно именно такие люди, кажущиеся окружению идеальными, и болеют депрессией, анорексией или ОКР. Именно такие медленно умирают изнутри, пока не решаются добить оставшуюся пустой физическую оболочку.

Сун Лань не глядя проходит по знакомым коридорам. Двери палат здесь все одинаковые, с окошком из бронированного стекла, чтобы можно было наблюдать за пациентами всегда, даже не входя внутрь. Сами палаты тоже похожи на однояйцевых близнецов: четыре белых кровати, четыре же тумбочки со скругленными углами. Шкафов нет, потому что хранить в них нечего: всю одежду здесь выдают, из обуви у пациентов только тапочки, верхняя одежда висит в отдельной комнате и нужна только тем, кому разрешены прогулки. Кровати высокие, на колесиках, их, если что, можно передвинуть, а вот тумбочки тяжелые, одному человеку поднять такую сложно. В некоторых палатах они даже прикручены к полу, чтобы склонные к насилию пациенты не использовали их в качестве своеобразного оружия. И в коридорах, и в палатах чисто и светло, о том, что это именно психиатрическая больница напоминает только то, что на окнах стоят решетки, а в столовых из приборов только ложки из мягкого алюминия.

А еще об этом напоминает пациенты. В обычных больницах можно услышать чей-то смех, люди беседуют обо всем на свете и мечтают поскорее выздороветь. Здесь смеются только Сюэ Ян и ему подобные, когда умудряются воспользоваться секундной невнимательностью медперсонала и сотворить какую-то дичь, разговаривают здесь далеко не все и в основном - о диагнозах, а лечиться тут не хочет почти никто. Нарциссы хотят поклонения, психопаты жаждут разрушений, анорексики считают, что здоровы, и требуют отпустить домой, а люди в депрессии не хотят ничего. Психиатрическая больница не похожа на то, что показывают в фильмах ужасов, но приятным местом она от этого не становится.

Сун Лань подходит к нужной палате и заглядывает внутрь через окошко. Палата рассчитана на четверых, но его новый пациент, Сяо Синчэнь, если верить бумагам, сейчас один: утром выделено время для групповых терапий, и большинство пациентов забрали на них. Парня привели только несколько минут назад и сейчас, по идее, он должен был складывать в тумбочку все вещи, которые ему разрешили оставить, но Сяо Синчэнь просто сидит на кровати, опустив плечи и уставившись в одну точку. Его волосы доходят до лопаток, но это не какая-то модная стрижка, а просто неровно отросшая длина, концы падают ему на лицо, когда он сутулится, но Сяо Синчэнь не пытается их убрать. Стандартная одежда лежит рядом ровной стопкой, а не нем надеты светло-синие джинсы и белый безразмерный свитер, на фоне которого юноша кажется еще более худым. Сун Лань делает пометку в личном деле о том, что следует понаблюдать за его питанием: при депрессии часто пропадает аппетит, но если он полностью отказывается от каких-то конкретных продуктов, есть повод думать и об РПП.