12.2 Inferno I: No Gods (Адское пламя I: Ни богов, ч.2) (2/2)

— Н-ну, я…

Яркие воспоминания о каждом стихийном взаимодействии с Кацуки хлынули ему в голову. Картины того, как Кацуки обездвиживает его — и физически, и одним взглядом. Элегантные пальцы Кацуки, держащие яблоко, пальцы, прижатые к его губам. Язык Кацуки, скользящий по тыльной стороне латексной перчатки. Его полуприкрытые сияющие глаза, его дьявольская ухмылка. Его манера: игривая, дерзкая, всегда на грани. Всегда чуть ближе, чем положено, его глубокий и хриплый голос, отдававшийся в груди Изуку.

Каждое движение Кацуки было наполнено скрытым предложением, дразнило возможностью продолжения. И когда он так смотрел на него, так говорил с ним, так нарушал его границы, все в мире, кроме него, исчезало.

Изуку сглотнул, размышляя о том, как бы это получше сформулировать:

— Т-так когда ты это чувствуешь… — начал он, — кажется, что, э-э… ч-что ничего вокруг не чувствуешь и не замечаешь? Как будто всё остальное становится просто… ну, фоновым шумом?

Тодороки моргнул.

— Да, — ответил он. — Для меня как будто время замирает.

Изуку прикусил губу, медленно кивая. Он наконец поднял чашку чая и отпил.

— Это то, что ты чувствуешь рядом с Бакуго?

— Иногда.

— Понятно. Тебя это пугает, или хочется продолжения?

-… Да?

Тодороки чуть приподнял уголки губ.

— Ну, тогда, я думаю, это оно, — пожал он плечами. — И что ты собираешься с этим делать?

В голове у Изуку стояла звенящая пустота, не считая эха этих слов.

Делать с этим?

Делать с этим?!

— Э-э-эм… а я… — он сжался, — должен что-то с этим делать?..

Тодороки задумчиво вскинул голову, хмыкнув.

— Думаю, нет. Но если у тебя есть к нему чувства, и это видимо взаимно, почему нет?

Он нахмурил брови.

— Потому что я Ангел, Тодороки.

— Ну и я был, и вот, — он показал на рога и хвост.

Изуку нервно заёрзал на диване.

В попытке отвлечься, он спросил.

— Как тебе с Инасой?

Тодороки несколько раз хлопнул глазами.

— Ну, еще мало времени прошло, но пока хорошо, — сказал он, снова потянувшись за чаем. — Он милый, с ним интересно. Он со страстью подходит буквально ко всему, мне это нравится, ясно показывает, что он неравнодушен.

Изуку кивнул.

— Я, эм, представляю, наверное важно чувствовать, что твою вторую половинку заботят твои интересы.

Тодороки хорошенько отпил.

— А еще у него довольно большой член. Ну, наверное, как-то так.

Изуку чуть не подавился.

— О-откуда ты вообще знаешь?!

Тодороки странно посмотрел на него.

— Потому что я видел, Мидория, — ответил он. — Ты не видел член Бакуго?

Изуку выпалил:

— В каких обстоятельствах у меня могла бы вообще возникнуть такая возможность?!

— Пока мочился, например, — пожал он плечами.

— Ну, я никогда не видел, как Каччан мочился, так что боюсь, что у меня нет вариантов узнать, насколько…большой… у него.

— Я не спрашивал тебя, какого у него размера, — сказал Тодороки. — Просто видел ли ты.

Лицо Изуку пылало жаром тысячи солнц.

— А еще это не совсем так, — продолжил Тодороки. — Есть и другие способы оценить такое. Например, по типу штанов, — пожал он плечами. — Конечно, я его не особо знаю, но вроде как он обычно старается встать или сесть пошире. Ты видел, чтобы он когда-нибудь сидел, скрестив ноги?

— Я… не…знаю?..

Он пожал плечами.

— Ну, в любом случае, не стоит делать поспешных выводов. Потому что это работает на тех, у кого член большой всегда.

— Что?

— Ну, есть те, у кого член в эрегированном и не в эрегированном состоянии примерно одинаковые. Бывает по-другому.

Изуку закрыл глаза с резким вздохом. Он поднёс пальцы к вискам и принялся растирать их круговыми движениями.

— Зачем ты набиваешь мне всем этим голову?

Тодороки нахмуримся.

— Я думал, что ты уже думал об этом раньше, учитывая, что он тебя возбуждает, — ответил тот. — Ты никогда не думал о сексе с ним?

Ну все. Изуку подумал, что умрет на месте.

Снова.

Прямо там, в Аду.

Какое-то время он просто сидел, тихо сгорая. В его голове было и пусто и шумно одновременно.

Спустя минуту его молчаливого смятения Тодороки вновь заговорил:

— Прости, я не хотел… — он замолчал, на секунду поморщившись. — Думаю, я просто слишком привык к тому, что могу теперь говорить свободно. Я никогда не осознавал, сколько сил уходит на то, чтобы следить за речью, пока не пропала эта необходимость. — Он провел пальцем по краю чашки, нахмурившись. — И я подумал, что так можно, учитывая твои слова о теории Всемогущего, но… — он осекся. — Мне не нужно было тебя перегружать. Я не хотел тебя обидеть.

— Обидеть? — нахмурился Изуку. — Нет же, не переживай! Ничего подобного, Тодороки. Ты не сказал ничего такого, я просто…

«Не знаю, как ответить на твой вопрос».

Он сглотнул.

В глубине души Изуку понимал, что подначивания Кацуки никогда не проходили бесследно. Это было очевидно. Как он мог это не замечать?

Но за то время, что он был Ангелом, он научился обходиться с такими вещами, смог разделять их. Он научился воспринимать вещи отдельно от контекста, строить стены между противоречивыми фактами, в которые он верил, чтобы ему не приходилось иметь дело с последствиями, как если бы они пересекались. И, хотя он никогда об этом не задумывался, дело было вот в чем: Ангелу было легче выжить, ставя непроницаемые преграды между определенными мысленными ходами, чтобы не добраться до некоторых умозаключений, или хуже — не дойти до их опасного синтеза.

В одной части головы Изуку держал то, как Кацуки говорил с ним, то, как он смотрел на него.

В другой — свою реакцию на то, как с ним говорили, на то, как на него смотрели.

В одной части головы он хранил свое влечение к Кацуки, то, какие чувства он у него вызывал.

В другой — желания, к которым приводили эти чувства. И еще в одной — действия, которые могли бы за этими желаниями последовать.

Он делал это не нарочно: это был инстинкт. Рефлекс, выработанный годами — о котором ему было удобнее не думать.

… Возможно, пришло время задуматься.

Изуку набрал в легкие воздух и открыл было рот, но прежде чем он успел произнести хоть слово, входная дверь открылась, и все эти мысли вновь провалились в глубины его сознания.

***</p>

Они вернулись к половине одиннадцатого. Сразу после возвращения Кацуки недовольно пробубнил что-то про то, что ему нужно в душ, и тут же скрылся в ванной, предоставляя Изуку самому себе.

Он проспал целый день, и потому не чувствовал усталости. Покопавшись в своей сумке, пока не отыскал огненный чай, он направился в кухню под звуки льющейся воды.

«Каччан там голый», — как назло пришло ему в голову.

Он тряхнул головой и сосредоточился на поисках чайника. Ему было трудно сфокусироваться на этой задаче, даже после того, как в душе выключили воду.

«Думаю, мне нужно просто у него спросить».

— Каччан? — окликнул он. — У тебя есть тут где-нибудь чайник?

— Под плитой, — отозвался Кацуки.

Изуку нахмурился.

— Я здесь не вижу?

После короткого молчания, Кацуки крикнул:

— Ладно, э-э. Ща, секунду.

Изуку услышал, как открылась дверь в спальню, а через минуту снова захлопнулась. Через секунду появился Кацуки.

Изуку начал было поворачиваться к нему:

— Э-м, прости, я просто не…

И тут он увидел его, и слова застряли в горле.

Кацуки стоял перед ним с мокрой головой, и маленьким красным полотенцем на шее. Он был в серых спортивных штанах.

И всё.

Он успел вытереться, не считая пары случайных капель. Тусклый свет из кухни прорисовывал контуры его мышц. Узкие у лодыжек штаны низко висели на бедрах. Взгляд Изуку скользнул чуть ниже, и на пару секунд его мозг просто отказался работать.

Кацуки был без белья — абсолютно точно. Конечно, это было понятно — он торопился, но понимание этого не могло усмирить экзистенциальную агонию, бушующую внутри Изуку.

Уточнение Тодороки о тех, у кого член всегда одного размера, и о тех, у кого он сильно растет от эрекции пришло ему в голову.

… Изуку надеялся, что у Кацуки первый вариант.

Из транса его выбил раздавшийся голос Кацуки:

— Ои, Деку.

Изуку поднял взгляд. Кацуки, полуприкрыв глаза, ухмылялся.

— Что-то искал?

Щеки Изуку налились так быстро, что его бросило в пот. Он тут же отвел свой взгляд, забегав глазами по сторонам, пытаясь смотреть на что угодно, кроме Кацуки.

— Ч-чайник, — пискнул он, голосом, подскочившим на пару октав. — Я-я не могу…

Кацуки шагнул, подходя к нему вплотную. Изуку затаил дыхание, бросив взгляд на его лицо, замечая в глазах блеск веселья.

— Плита, Деку.

-… Что?

Он выгнул бровь.

— Ты перед ней стоишь.

— О, — выдохнул он. И тут, наконец-то, его мозг, видимо, перезагрузился. — О! Точно, прости! — он спешно шагнул в сторону, освобождая Кацуки дорогу. Демон открыл дверцу ящика и опустился на корточки. Он залез глубоко в шкафчик, отставляя мешающие кастрюли и сковородки; наконец, найдя чайник, он вручил его Изуку. Тот пробормотал неловкое «спасибо» и скользнул к раковине, чтобы налить в него воды.

Он поставил его на плиту и взял заварник, но не смог удержать тот дрожащими руками, и уронил; тот укатился за холодильник.

Изуку выпустил недовольный стон, стиснув зубы, и опустился на четвереньки, в попытках нашарить заварник. В конце концов, через какое-то время ему это удалось. И пока он мучился, Кацуки не произнес ни слова. Со вздохом он снова встал и развернулся, обнаружив, что Кацуки стоял прямо за ним, прислонившись к раковине, глядя на него потемневшими глазами, его губы были влажными, и было еще в нем что-то, что Изуку не мог различить.

— Ч-чего?

— Ничего… — протянул Кацуки так глубоко и дразняще, что означало, что наверняка что-то было.

Тем не менее Изуку решил, что будет лучше не продолжать, особенно после того, как он пару минут назад не смог с собою справиться. Он направился к раковине чтобы сполоснуть заварник, но когда он подошел к Кацуки, тот не сдвинулся с места. Он остался стоять где стоял, широко раскинув руки, опираясь на края столешницы, полностью закрывая собой раковину.

Изуку поднял глаза, встречаясь с его сияющим взглядом.

— Да? — Кацуки ухмыльнулся.

— Ты, э-э, — он сглотнул, — ты раковину загораживаешь.

Кацуки хмыкнул и через секунду пожал плечами и отошел в сторону, позволив ему промыть заварник. Он остался стоять там, прямо возле раковины, еще на несколько минут. Но когда Изуку снова повернулся к нему спиной и начал набивать заварник…

— Что это? — голос Кацуки прозвучал куда ближе, чем он рассчитывал.

Изуку взвизгнул, вздрогнув, прежде чем обернулся через плечо, слегка хмурясь.

— Не делай так!

— Прости, — ответил Кацуки, хотя и с ухмылкой. Изуку закатил глаза.

Он вздохнул, вернувшись к работе.

— Это огненный чай, — пробормотал он, кладя заварник в чайник. — Он помогает снимать последствия разрушающих прикосновений, — он включил плиту и поставил чайник.

-Хм, — Кацуки бросил взгляд на коробку. — Могу взглянуть?

— Э-э-м, — Изуку моргнул. — Да, конечно, — он протянул к нему коробку, и Кацуки принялся рассматривать содержимое. Изуку повернулся и стал наблюдать, как тот заглянул в коробку с высушенными рыжими листьями и лепестками. И тут его будто озарило.

— Деку, он из огненных лилий?

— Э-эм, — Изуку повернул голову на бок. — Честно говоря, не знаю.

Кацуки понюхал.

— Да.

Изуку выгнул бровь.

— Откуда ты знаешь?

— Огненные лилии — единственные земные цветы, которые могут выжить здесь в дикой природе, — объяснил он, повертев в руках коробку. — Они называются огненными лилиями, потому что зацветают только после пожара, — он поставил чай на край столешницы рядом с Изуку. — Если у тебя хватит смелости на то, чтобы тут немного прогуляться, то увидишь их. Они обычно расцветают где-то через неделю после лесного пожара.

— Хм… Я и не знал, что есть растения, жизненный цикл которых включает в себя пожар.

— Мм, на самом деле, это не так уж и необычно, — сказал он. — Многие растения адаптировались к пожарам или даже научились получать пользу, но огненные лилии буквально от них зависят. Если хочешь, чтобы они расцвели, что-то должно сгореть, — он улыбнулся, сверкнув глазами. — Наверное, это даже поэтично. Что-то новое вырастает из пепла чего-то старого.

Изуку отвел взгляд, потеребив край футболки.

— Э-эм… откуда ты, кстати, вообще столько об этом знаешь?

— Экх, с какого-то момента некоторые магические приемы безопаснее практиковать за городом, — он пожал плечами. — Там, в дебрях, есть одно место, где мне нравится практиковаться в некоторых наиболее разрушительных.

— Как-то я начал замечать, что там появились маленькие оранжевые цветы, и с каждым моим приходом их становилось все больше. Наконец, я решил сорвать пару штук и отнести их моей соседке-ботанику, — он оперся рукой о столешницу рядом с Изуку, неторопливо постукивая по ней кончиками когтей. — Вот и история о том, как я узнал о существовании пирофитов.

-… Ого.

— Это нечто, — согласился он.

Изуку кивнул.

Настало молчание.

Он не успел заметить, когда именно Кацуки успел подобраться к нему так близко, но из-за тишины это стало трудно игнорировать.

Особенно то, как тот смотрел на него.

— Эм… ты чего?

— Мм? — моргнул он. — О, ничего. Просто задумался кое-о-чем… другом.

Он сглотнул.

— О чем?

— Да вот думаю про твой барьер, — он склонил голову на бок. — Насколько сильно нужно сосредоточиться, чтобы его поддерживать?

— О, — Изуку хмыкнул. — Не супер сильно, но приходится. Вроде как когда мышцы напрягаешь, наверное. Через какое-то время начинаешь уставать.

— Хм, — Кацуки забарабанил пальцами по столешнице. — А у него есть какие-то ограничения?

— Ты о чем?

— М-м, не знаю, ну, — он сощурился. — Например, есть ли какие-то части тела, где он не работает, или работает хуже?

Изуку все еще не понимал, к чему он, и должно быть это было у него на лице написано.

— Ну смотри, я спрашиваю, типа… — он взмахнул руками, — например, если я прикасаюсь к твоей руке, допустим, или к щеке, есть ли разница, везде ли барьер помогает одинаково?

— А! — ответил он. — Теперь я понял, о чем ты. Это… хммм, — он потер подбородок. — Наверное? Я думаю, он, э-эм… везде довольно однородный.

Через секунду Изуку добавил:

— Ну, то есть, уверен, что есть способы, как можно ко мне прикоснуться так, чтобы это помешало мне сосредоточится, — Кацуки поднял брови. — Например, если кто-то будет… не знаю, щекотать меня, или что-то такое, наверняка будет труднее его удержать.

— А, — кивнул Кацуки. — Я думал, ты скажешь вообще о другом, но так тоже понятно.

Изуку моргнул.

— Что ты имеешь… — тут до него дошло. О. Ясно. Его щеки тут же вспыхнули. — К-качан, это…!

— Значит, получается, везде одинаково? — перебил он его, ухмыляясь. — А что насчет того, когда ты трогаешь Демона? Есть ли какая-нибудь разница, скажем… — Кацуки потянулся к нему, дав ему время поднять барьер, прежде чем взять его за руку, — этим, — он приподнял ее, крепко сжав. И следом скользнул пальцами ниже, к его запястью, и потянул его руку к своему лицу. Он приложил ладонь Изуку к своей щеке, — и этим?

Изуку сглотнул.

— Я… — он замялся. — Н-нет, не думаю.

Кацуки хмыкнул. Изуку почувствовал вибрацию, прошедшую сквозь ладонь. Она прокатилась по предплечью, отдаваясь во всем теле. Кацуки высунул язык, облизнувшись, — Изуку проследил за этим движением.

— Интересно, — сказал он, отпуская его запястье. Кацуки уперся обеими руками в столешницу, преграждая Изуку выход. — Значит, теоретически, нет ничего такого, чего бы ты не мог?

Веки Изуку задрожали, стоило ему взглянуть в пылающие красные глаза Кацуки — на него обрушилась вся тяжесть ощущений.

Было совсем тихо, не считая звука их дыхания. Он стоял спиной к столешнице, а Кацуки нависал над ним, полуобнаженный, залитый мягким теплым светом, сияние которого выделяло каждую выпуклость, каждую линию его тела. Изуку чувствовал жар от его близости, чувствовал его дыхание, когда он наклонялся сильнее, его сладкий дымный запах, наполнявший легкие, такой сильный, что он буквально ощущал его вкус.

Кацуки был Луной, затмившей его реальность. Ящиком Пандоры с огнем внутри.

Он вновь облизнул губы, покрасневшие и слегка блестящие, наклонившись ближе, припечатывая его взглядом к месту. Пальцем он медленно взял его под подбородок. Изуку почувствовал, как кончик когтя прошелся по нему — его руки были в превращенной форме — но прикосновение было нежным. Осторожное касание острейшего ножа.

Кацуки повернул голову и наклонился ближе, вторгаясь в его пространство, смешивая их горячее дыхание.

Ему казалось, что он парит. Изуку закрыл глаза.

И тут он почувствовал. Губы Кацуки с мягким нажимом прикоснулись к его губам, ощущения от места прикосновения разлилось по всему телу.

Сперва поцелуй был осторожен. Тихие звуки медленного движения губ Кацуки по его губам наполняли теплом все тело. Несмотря на неопытность, легкий темп, взятый Кацуки, позволял ему не отставать, отвечая на каждое движение Демона, взявшего на себя инициативу.

Через мгновение Кацуки отстранился, и Изуку открыл глаза, обнаружив того склонившимся над ним, прижимаясь лбом ко лбу. Рука, державшая его за подбородок, вернулась на столешницу, вновь заключая его в ловушку, как бы намекая, что это еще не все.

— Дыши, — хрипло и глубоко выдохнул он, и от этого у Изуку по спине пробежали мурашки. Сперва, он даже не воспринял это как слово. Он просто чувствовал.

-… Ч-что?

Кацуки низко и с придыханием рассмеялся. Он взглянул на Изуку сквозь полуприкрытые тяжелые веки, его узкие кошачьи зрачки расширились настолько, что стали почти круглыми.

— Тебе нужно дышать, детка.

Изуку издал глубокий дрожащий вздох и так же выдохнул, и тогда Кацуки вновь вовлек его в медленный и чувственный поцелуй. Он тихо проскулил, чувствуя, как слабеют его колени, и Изуку потянулся назад, наощупь ища, за что бы ухватиться. Он почувствовал, как Кацуки улыбнулся в поцелуе и взял за запястья, утягивая его руки к своим плечам. Изуку считал это движение и обнял его за шею. Руки Кацуки скользнули вниз по его бокам, останавливаясь у поясницы прямо под футболкой.

Как только Изуку начал привыкать, Кацуки углубил поцелуй. Он почувствовал, как тот провел языком по губам, вынуждая их открыться. И когда Демон скользнул языком в его рот, жар, казалось, достиг мысленных пределов, каждая точка соприкосновения выжигала, будто оставляя клеймо. Он ощущал тепло глубоких прикосновений языка Кацуки, к своему собственному, податливому.

И тогда колено Кацуки скользнуло между его бедер и Изуку выпустил тихий испуганный всхлип, заставивший Кацуки впиться когтями в его поясницу. Он прикусил его нижнюю губу, легонько потянув ее зубами.

Ему стало невероятно трудно сосредоточиться.

Изуку отстранился, расцепляя руки, и тяжело дыша, встретился взглядом с Кацуки.

— Прости, — выдохнул Изуку, — просто стало немного…

— Хммм, — он повернул голову.

-… Тяжело сосредоточиться.

Кацуки ухмыльнулся, облизнувшись.

— Да?

— Д-да.

Кацуки протяжно и низко хмыкнул, вибрация раздавалась в его груди как кошачье мурчание. Он наклонился немного ближе, зависнув над ним, едва не касаясь. Его губы зависли над губами Изуку, он пролетел над ними, не задев, обжигая его ухо горячим дыханием.

— Жду не дождусь дня, когда тебе не нужно будет больше себя контролировать, — прошептал он.

У Изуку дыхание перехватило.

Тогда Кацуки сделал шаг назад, сунув руки в карманы. Изуку заставил себя оторвать взгляд от резинки, когда Кацуки зашагал спиной вперед ритмичной пружинной походкой, на лице его играла острая ухмылка. Он замер перед выходом.

— Доброй ночи, Де-ку, — слетело с его покрасневших и чуть припухлых губ. Затем он развернулся на пятках и скрылся из виду. Через несколько секунд он услышал, как тот захлопнул за собой дверь спальни.

Какое-то время Изуку стоял там как стоит, его мозг пытался обработать все нахлынувшие чувства. Изуку провел собственным большим пальцем по нижней губе там, где ее касались губы Кацуки, и сполз по шкафчику позади себя. Он опустился на холодный кафельный пол. Ему хотелось лечь и прижаться к нему щекой.

Было трудно смириться с этим — все было таким новым, а в то же время удивительно естественным. Он обнаружил, что жаждет прикосновений Кацуки. В каком-то странном, абстрактном смысле, он хотел почувствовать себя внутри его тепла и почувствовать, как оно остается внутри. Чувство разгоралось где-то внизу живота, и Изуку почувствовал, что даже его собственные прикосновения теперь ощущаются как-то иначе. Он сидел в изумлении, скользя ладонями вверх и вниз по бедрам, бессознательно охватывая их внутреннюю сторону, распространяя по коже жар, подобный лесному пожару.

Изуку размышлял, что случится, если он позволит этому пламени поглотить себя.

Он думал о том, вырастит ли что-то на месте пепелища.

И тут свисток чайника вывел Изуку из транса. Он поднялся с пола, путаясь в собственных ногах, когда пошел выключать плиту.