8. Look Both Ways (Оглядываться) (2/2)

— Комната не прослушивается?

Изуку нахмурился.

— М-м. Насколько я знаю, нет. А что?

— Просто хотел убедиться, что этот разговор останется только между нами.

У Изуку чуть приоткрылся рот.

— … О, — нервно сглотнул он, оглядываясь по сторонам. Его комната не была особо просторной. В ней было не так много мест, чтобы спрятать какие-нибудь подслушивающие устройства — по крайней мере, насколько Изуку мог судить. — А есть… какие-нибудь способы, ну… проверить?

Тот покачал головой.

— Если бы кто-то моего уровня с легкостью мог обнаружить нечто такое, это бы не использовали.

— В-верно, — прокашлялся Изуку, продолжая осматривать комнату в поисках чего-то необычного. — Ну, по крайней мере я не вижу ничего такого, чего здесь не было раньше.

Тодороки хранил молчание.

— Если хочешь… мы можем поговорить в ванной? — предложил Изуку.

— Хорошая идея, — сказал он, поднимаясь. Изуку встал вслед за ним. Когда он вспомнил о том, на что похожа сейчас его ванная, было уже слишком поздно.

— Мидория, что случилось с твоим зеркалом?

— О, это… — откликнулся Изуку подскочившим на две октавы голосом. Он нервно засмеялся, что смотрелось неадекватно. Изуку прокашлялся. — Дело в том, что, э-э-э-э… — на мгновение он задумался, но, честно говоря, у него не было сил выдумывать очередную ложь. — Знаешь, сказать по правде? Я бы… предпочел не поднимать эту тему, если возможно.

К его облегчению, Тодороки без лишних слов абсолютно невозмутимо пожал плечами. Изуку закрыл за ними дверь и присел на край ванной. Тодороки опустил крышку унитаза и сел. На какое-то время они снова замолчали.

— Мидория, я могу говорить прямо?

«Как будто бы ты когда-нибудь говорил иначе», — подумал Изуку.

— Конечно, — вместо этого сказал он.

— Даже вдвоем вы с Шинсо не пережили бы схватку с враждебно настроенным Демоном на поверхности, даже если бы все другие переменные были в вашу пользу, — сказал Тодороки. — Сражаться против Демона без магии все равно что идти с кулаками на кого-то со штурмовой винтовкой в десяти метрах от тебя.

Изуку вздрогнул.

— Да мы и не пытались сражаться с ним. Нам нужно было лишь сбежать.

— Мысль о том, что ты мог бы уйти от Демона в полном превращении, не используя магию, вдобавок неся кого-то на себе, выглядит откровенно нелепо, — монотонно парировал он. — И укрыться от него без специальных тренировок вы бы тоже не смогли.

— Конечно, но… — Изуку замялся, стоя какое-то время с отрытым ртом. Он обдумывал варианты. Их было не много. В конце концов, он вздохнул. — Ладно. Я солгал, — признал он. — Мы смогли уйти, потому что Демон нам позволил. Потому что он не хотел нас убивать.

Изуку внимательно наблюдал за выражением лица Тодороки, пытаясь уловить признаки недоверия или враждебности, но оно оставалось спокойным.

— Хорошо. Это звучит куда более логично.

Изуку удивленно посмотрел на него.

— Э-э-э-э… серьезно?

Тодороки пожал плечами.

— Демоны не бездумные машины для убийств, — сказал он. — Я думал, что немного странно воображать ситуацию, в которой Демон достаточно враждебен, чтобы атаковать тебя, но при этом не хочет убить. Но однако это не лишено смысла. Да и человек может передумать.

Человек.

Сердце Изуку застучало быстрее.

«Сейчас», — подумал он. — «Если я и должен когда-нибудь спросить его об этом, это должно быть сейчас».

— Тодороки… — он сглотнул. — Что именно ты думаешь о Демонах?..

Тодороки моргнул.

— Они наши противники в войне. Вот что, — ответил он. — Если ты спросишь меня, думаю ли я, что они все злодеи по своей природе, то я отвечу «нет». Я совершенно уверен, что нам так говорят, чтобы нам было легче их убивать.

На несколько секунд Изуку опешил. Тодороки обычно не выбирал выражения, но его все равно шокировала такая прямота. Но несмотря на его обычный спокойный внешний вид, затянувшаяся тишина явно заставляла его чувствовать себя все более и более дискомфортно — насколько можно было судить по тому, как он заерзал. Тот было открыл рот, но Изуку заговорил первым.

— Прости, — сказал он. — Я… тоже так думаю, в общем-то. Я просто… никогда не слышал, чтобы кто-то говорил об этом так… — он сделал жест, будто подбирая слова.

Тодороки, кажется, расслабился.

— Ну, это не самое законное мнение.

Изуку буквально слышал в своей голове, как Кацуки фыркнул бы от одной формулировки «законное мнение».

— Ты всегда так думал?

— Думаю, я всегда был скептически настроен, — ответил он, пожимая плечами. — Думаю, большинство из тех, кто купился на это, поступили так, потому что так проще, и, думаю, это позволяет им чувствовать себя безопаснее. Но я думаю, что все наоборот.

Изуку похлопал глазами.

— Ты имеешь в виду, что это заставляет тебя чувствовать себя… менее безопасно?

Тодороки кивнул.

— Как так?

Он ненадолго замолчал, уставившись в пол, чуть сведя брови.

— Я… не знаю, — наконец сказал он. — Мне больше нравится думать, что у большинства поступков должна быть логика, и ее можно понять, даже если я с ними не согласен. — Тодороки помолчал и вздохнул. — Думаю, существование большой группы тех, кто является злом просто так, без какой-то внятной причины, по крайней мере меня заставляет считать мир более опасным местом. Но я правда не знаю, есть ли в этом логика.

— Нет-нет, логика есть, э-м… мне кажется, — сказал Изуку. — По крайней мере, я могу проследить ход твоих мыслей.

Тодороки слегка улыбнулся и между ними повисло молчание.

Изуку откашлялся.

— О, а когда кстати ты вернешься на поле боя? — спросил он. — Ну, то есть, если еще не?..

— Нет. Если планы не поменяются, тогда, думаю где-то на следующей неделе, — Тодороки поднялся и потянулся. — Думаю, я должен уже идти. Они наверняка уже задаются вопросом, где я.

Изуку кивнул и тоже поднялся.

— Было приятно с тобой поговорить.

Тодороки ответил ему легкой улыбкой и двинулся к двери. Но тут он остановился.

— Еще кое что, прежде чем я уйду, — сказал он. — Думаю, будет честно рассказать кое-о-чем откровенно, раз уж ты тоже признался.

Изуку приподнял брови.

— Ладно…?

— История, которую я рассказал тебе в больнице, про то, как я получил следы от разрушающего прикосновения… была не совсем правдой.

— О, — нахмурился Изуку, — так, а что…

— … Я никогда не опускал барьер. Он был поднят все время, но это не важно. Он проник сквозь него. — Тодороки взялся за ручку двери. — Демон знал мое полное имя, Мидория.

Изуку несколько раз сморгнул, уставившись на него в ответ.

— О. Так… погоди…

—… Не говори никому, — оборвал его Тодороки. — Я знаю, что ты не будешь, но… все равно.

Изуку запнулся.

— Конечно. Можешь быть во мне уверен, Тодороки, — сказал он, а затем сглотнул. — Но пожалуйста, будь там осторожен.

— Я буду, — сказал он. — Если я вновь увижу его, я тут же уберусь оттуда. После прошлого раза… — он остановился, вздохнув. — Что ж, кто знает, что может произойти.

На этом он попрощался.

Той ночью Изуку уснул в своей постели, надев обсидиановые кольца, и ему приснилось, как пол под ним рушился.

***</p>

Три дня спустя, после занятий, его позвали в кабинет Всемогущего — в комнате царил еще больший беспорядок, чем в прошлый раз, когда он там бывал.

— Что случилось? — спросил Изуку.

Всемогущий закрыл дверь и вздохнул. Какое-то время он молчал.

— Всемогущий?..

— Боюсь… у меня плохие новости.

Изуку тут же напрягся. Всемогущий поплёлся к столу и поднял с него большой вскрытый конверт.

— Мне жаль, но… твое прошение о вознесении было отклонено.

Сердце у Изуку опустилось. Он уставился в пол, горло сдавило.

— О…

— Но это не конец света! — тут же поспешил добавить Всемогущий, а затем замялся. — Ну, хотя вознесение это в каком-то смысле он, но…

Изуку уже шмыгал носом, перед глазами все начало расплываться. Всемогущий вздохнул.

— Прости. Не лучшее время для шуток, полагаю, — неловко сказал он. — Я лишь хотел сказать, что… ну, это лишь небольшая заминка. Я могу переподать твою заявку, как только истечёт срок ожидания.

— Верно… — сказал Изуку. Это напоминание дало ему почувствовать себя лучше, но не сильно. — А когда он истечёт?

— Через год.

Изуку замутило, к горлу подступила тошнота. Целый год?

По его спине пробежал холодок, вызывая мурашки по всему телу. Воспоминание о том, как он сжимал собственное перо в окровавленном кулаке вырвалось наружу и он начал терять контроль над ходом своих мыслей.

«Останусь ли я все еще Ангелом через год?» — он стиснул зубы. «Я уже чувствую, что вишу на волоске, а прошло только четыре с половиной месяца, с тех пор, как мы с Каччаном…»

Его дыхание стало рваным; резкий звук заставил его подпрыгнуть на стуле. Он наконец сфокусировал взгляд и понял, что Всемогущий только что щёлкал пальцами у него перед Лицом.

— Мидория?.. — медленно позвал он, хмурясь.

Изуку сглотнул.

— П-простите, — он откашлялся. — Я… я понял.

Помолчав немного, Всемогущий вздохнул и потянулся через стол. Он положил свои руки поверх рук Изуку.

— Мидория, пожалуйста, не принимай это как оценку твоих способностей или потенциала.

— Но разве это не буквально она и есть?

— Должна быть, но она не всегда бывает справедливой, — ответил Всемогущий. — Иногда примут или отклонят заявку зависит просто от того, в чьи руки она попадёт и какое настроение у них будет в тот день.

Изуку поморщился.

— Но это так… безосновательно.

Всемогущий усмехнулся.

— Не ты один чувствовал себя таким образом, из вас собралась бы хорошая компания! — сказал он. — Мидория, правда, — множество учеников не принимают с первого раза.

— Вас приняли.

Всемогущий дрогнул.

— Ну… да. Но у меня был особый случай. И тогда вообще было проще, стандарты не были так высоки.

Изуку потянулся, чтобы утереть слезы со щёк.

— Вдох-выдох, — пробормотал Всемогущий, сжимая его руку. Изуку кивнул и сделал несколько глубоких судорожных вдохов. — Крепись. Все проходит, пройдет и это, Мидория.

Но несмотря на утешающие слова Всемогущего, тьма внутри продолжала расползаться мерзкой тяжестью под кожей.

***</p>

Он узнал об этом на следующий день по пути на занятия. Рана от отказа на сердце еще не успела затянуться, но он старался держать лицо и запихать свои чувства глубоко внутрь. Ему понадобилось какое-то время, чтобы вообще заметить, что что-то происходит, но коридор гудел от сплетен, и было не трудно соединить кусочки разговоров и понять, в чем было дело.

Чью-то кандидатуру на вознесение одобрили.

Изуку не знал, о ком шла речь, пока не вошел и не обнаружил толпу вокруг…

…Монома?

— Поздравляем, Монома! — сказала ему Асуи.

— Да, это потрясающе! — добавила Урарака, подпрыгивая. — Надеюсь, мы все скоро к тебе присоединимся!

Изуку замер в проеме двери, тупо глядя на толпу в прострации.

Монома?.. — думал он. — Постойте, серьезно?

Изуку хотел бы порадоваться за него, но было трудно игнорировать, как… странно это было.

Он даже не в первой половине класса. Как его кандидатуру одобрили, если меня…

Кто-то похлопал его по плечу, и он быстро извинился и отошел от двери. Он прошел к своей парте и опустил на нее сумку. Затем, стараясь засунуть тяжелые мысли куда поглубже, Изуку двинулся к Мономе.

— Это твое вознесение одобрили? — спросил он.

— Конечно, — ответил Монома, ухмыляясь.

Изуку потребовалось все самообладание, чтобы не скривиться.

— Ну, поздравляю! Я уверен… — Изуку прокашлялся, — что ж, я знаю, ты должно быть упорно трудился ради этого.

Он пожал плечами.

— Реально, давно пора было.

Изуку неловко посмеялся, глядя в сторону.

— Да, я бы сказал то же самое о, хм, Ииде и Урараке… — он замолчал. — Э-э, в любом случае — еще раз поздравляю! — Изуку развернулся и поспешил обратно на свое место.

«Порадуйся за него. Порадуйся за него», — твердил себе Изуку, стискивая зубы. «Есть миллион причин, почему твою заявку могли отклонить, а его — нет. Просто порадуйся за него, черт возьми! Это не должно быть так уж трудно!»

Но что бы он не делал, он не мог избавиться от мерзкого привкуса во рту.

***</p>

Позже тем же днем Изуку обнаружил, что направлялся в кабинет Всемогущего — он шел туда не задумываясь. Он все еще испытывал смешанные чувство по поводу вознесения одноклассника. Он смутно надеялся, что его наставник предложит ему какое-то объяснение, но больше всего ему просто нужно было излить душу кому-то, кто бы не стал его осуждать.

Подходя, он испытал облегчение, увидев, что внутри горел свет. Он постучался и подождал.

Подождал еще.

Изуку нахмурился и снова постучался. Все еще нет ответа.

Может быть он вышел в туалет или что-то такое? — подумал Изуку, оглядывая коридор.

«Нет же…» — покачал он головой. Всемогущий всегда выключал свет в кабинете, даже когда ненадолго отлучался.

Начиная немного волноваться, Изуку постучался еще раз, на этот раз сильнее.

Наконец, Всемогущий ответил.

Дверь приоткрылась, полоска света просочилась в коридор. Затем Всемогущий высунул голову, глянул в обе стороны, прежде чем быстро запустить Изуку внутрь. Когда он огляделся, то обнаружил, что в комнате царил еще больший беспорядок, чем накануне.

— Всемогущий… все в порядке?

Всемогущий шикнул на него, чтобы тот помолчал, закрывая дверь. Все еще стоя к нему спиной, он несколько раз глубоко вдохнул, прежде чем повернуться обратно. Изуку свел брови, оглядев внешний вид своего наставника. Тот выглядел растрепанным, черные круги пролегали под глазами глубже, чем обычно.

— Прости, Мидория, — прошептал он.

— Что происходит?

— Ничего, — быстро выпалил Всемогущий, добавляя, — по крайней мере, ничего, о чем тебе бы стоило волноваться.

Это только сильнее обеспокоило Изуку.

Всемогущий вздохнул, поплелся к столу и опустился на стул.

— Я хотел послать тебе записку, но я был слишком занят и не нашел свободной минуты.

Изуку сглотнул, наклоняясь вперед.

— Всемогущий… о чем вы?

Несколько секунд тот молчал, уставившись вниз на стол, на его лице читалась внутренняя борьба.

— Я… я правда не должен тебе говорить, — наконец, сказал он. — Не здесь, по крайней мере. Прости.

Подтекст ситуации мягко говоря обескураживал, и любопытство Изуку только росло, однако из уважения он просто кивнул и ничего не ответил.

Помолчав немного, Всемогущий вновь заговорил.

— Есть какая-то причина, почему ты пришел?

— О, — произнес Изуку, потирая затылок, — это, э-э…

«Должен ли я ему сказать», — размышлял Изуку, закусывая губы. — «Он уже и так выглядит напряженным… Действительно ли мне так хочется к этому добавить еще и свои переживания по поводу вознесения Мономы?»

Через мгновение он покачал головой.

— Простите. Нет, ничего такого, правда.

Всемогущий глубоко вздохнул.

— Что ж, ради твоей же безопасности, я должен попросить тебя воздерживаться от визитов, если это не встречи по расписанию или какая-то экстренная ситуация.

У Изуку внутри все сжалось.

— Что?

— Прости. Я правда не хочу показаться грубым. Я просто не хочу, чтобы ты оказался втянут в… — он смолк, а затем вздохнул. — Как я уже сказал, это правда ради твоей безопасности, Мидория.

Изуку заламывал запястья.

— Я… понял, — пробормотал он. — Н-ну, в таком случае, получается, увидимся через пару дней?

Всемогущий кивнул и поднялся, чтобы открыть дверь. Он остановился и, перед тем, как повернуть ручку, еще раз взглянул на Изуку.

— Пожалуйста, постарайся не ввязываться в неприятности.

Изуку напрягся.

— Погодите, — сказал он. — Это не… это не из-за того, что случилось с Шинсо?

Всемогущий покачал головой.

— Нет, не из-за этого. Могу сказать тебе по крайней мере это.

Он медленно кивнул, небольшая часть напряжения ушла, но это была лишь небольшая часть.

Всемогущий приоткрыл дверь так, чтобы можно было высунуть лишь голову.

— Что вы делаете? — спросил Изуку.

— Оглядываюсь, — ответил Всемогущий. Затем он отошел в сторону и проводил Изуку из своего маленького кабинета.

Звук захлопнутой за ним двери разлетелся как выстрел в тихом коридоре.

***</p>

В следующий раз Изуку прибыл на поверхность раньше обычного, но когда он добрался до первой церкви, Кацуки не выразил желания общаться. Они приступили к своим обязанностям в полной тишине, и лишь когда последние одежды упали на пол, Кацуки заговорил.

Они все еще не вышли из церкви и Кацуки прислонившись к алтарю, теребил покрывавшую его белую льняную ткань.

— Ну, как он там? — спросил тот. — Все еще в больнице, я полагаю?

Изуку был так удивлен, что ему потребовалась пауза, прежде чем ответить.

— Д-да, в больнице, — сказал он. — В качестве наказания они не стали использовать магию для его лечения, поэтому я думаю, он пробудет там следующий месяц точно.

— Черт, — вздохнул Кацуки. — Знаешь, я реально рассчитывал на полгода. Видимо, я не привык сдерживаться.

Изуку нахмурился.

— Вообще-то тебе бы стоило.

Кацуки выгнул бровь.

— Деку, милый, при всем моем уважении — не пошел бы ты нахуй. Честно сказать, учитывая все то дерьмо, что он наговорил, ты должен на коленях меня благодарить, что я блять не убил этого мудилу.

Он скривился.

— Шинсо был не прав, говоря все эти вещи, — осторожно ответил он, скрещивая руки. — Но это просто… я о том, что, это то, чему нас учат, Каччан. Ты это знаешь.

— Мне от этого должно быть легче? — фыркнул он. — Чувак буквально начал со слов «здорова, недочеловек» и ты хочешь, чтобы я принял во внимание его ебучую трагическую предысторию? Да ебал я спускать такое дерьмо. Я этого не выношу. Мне еще до смерти хватило.

Изуку нахмурился. «О чем это он?» — он тряхнул головой. «Не важно».

— Ладно, хорошо, но от этого он не перестанет так о тебе думать.

Кацуки усмехнулся.

— Ты думаешь, что если я был бы вежлив, это изменило бы его мнение? — он закатил глаза. — Не хочу тебя расстраивать, Деку, но это так не работает. И вообще, ничего из этой херни даже не случилось бы, если бы ты блять не избегал меня две недели. С чего ты вообще эту хуйню устроил, а? Я все еще блять понятия не имею.

— Я просто был… — Изуку растерялся, опуская взгляд. — Я просто… не знаю.

— Пиздеж.

Изуку вздрогнул.

— Это сложно, ладно?

— Сложнее, чем если я засуну тебе ботинок в задницу?

Изуку загорелся, сжимая кулаки.

— Слушай, если тебе правда так важно знать, я испугался, ладно? Вот тебе ответ. Я испугался.

— Чего?

Изуку прищурился, усмехнувшись.

— Не веди себя так, будто ты не помнишь, Каччан. Ты знаешь.

— То есть, ты бегал от меня из-за чертового яблока? — выплюнул он, почти смеясь. — Из-за этого? Серьезно?

— Конечно не из-за этого!

— Тогда блять из-за чего?!

— У меня начали выпадать перья! — закричал Изуку, дрожа всем телом, сжав кулаки. — Я проснулся на следующее утро и у меня выпало четыре пера, несмотря на то, что я знаю, что ты не прикасался к моим крыльям. — Он прохрипел слова, полные яда. — Вот так, Каччан. Твой план работает, поздравляю! Я в ужасе! Это ты хотел услышать?!

Какое-то время Кацуки просто смотрел на него, широко открыв глаза, потеряв дар речи от вспышки его гнева. Изуку стоял на месте, его трясло, грудь быстро вздымалась и опускалась с каждым тяжелым вздохом. Только когда первая слеза наконец скатилась по его щеке, Кацуки отвел взгляд.

— О, — произнес он.

— Я просто… — голос Изуку надломился, в глазах наворачивались слезы. — Я… что, если это все было напрасно?

Кацуки нахмурился.

— О чем ты, черт возьми?

— Я получил отказ, Каччан! — отрезал Изуку. — Даже после всех этих месяцев, проведенных с тобой, мое прошение о вознесении все равно отклонили!

Демон поглядел на него какое-то время, выражение его лица медленно наполнялось недоверием.

— И это правда все, что тебя волнует? — спросил Кацуки с невеселой усмешкой. — Пиздец, серьезно, Деку? После всего этого времени?

— Конечно нет, но это единственное, что делало все это нормальным, Каччан! Разве ты этого не понимаешь? — воскликнул он, с силой утирая слезы со щек. — Я проводил все эти месяцы с тобой, цепляясь за то, что делало это все приемлемым, а теперь это… этого просто нет! — он до боли стиснул зубы. — И что я теперь, черт возьми, должен делать?! Мне придется год ждать, чтобы я снова мог подать заявку и… и такими темпами, к тому времени, я не знаю даже… — он захлебнулся всхлипом, качая головой. Он не мог заставить себя произнести это вслух.

Кацуки стоял перед ним расплывающимся силуэтом, слишком далеко, чтобы Изуку мог оценить его реакцию.

— И я знаю, что я не должен был рассчитывать на то, чтобы меня приняли с первого раза. Я просто… — он шмыгнул носом. — Я правда думал, что все это сработает… — он утер нос рукавом.

— Но несмотря на все то время, что я провел с тобой, — продолжил Изуку, — несмотря на то, как упорно я работал, мне все равно отказали, а… а чертов Монома, который даже редко на занятиях появляется, получил вознесение? — Изуку запустил руки в волосы и потянул за корни. — В этом вообще нет никакого смысла! Он… я… — Изуку прервал свою речь отчаянным криком, заставившим Кацуки уставиться на него с широко открытыми глазами и ртом.

— Ты просто не понимаешь! — кричал он. — Ты понятия не имеешь, каково быть на моем месте. Я так усердно работал и за всем, что я делал, тщательно следили. За всем! Я делал все, что должен был, но они все равно… все равно…

Изуку рухнул на пол и свернулся у стены калачиком, всхлипывая. Он был вымотан — душевно и физически. Его тело перестало вмещать все его чувства.

Минуту спустя он почувствовал, как на его спину опустилась рука и напрягся. Он не слышал, как подошел Кацуки, но когда выглянул из-за своих рук, то обнаружил его спокойно сидящим рядом с ним на полу. Изуку слегка расслабился, позволяя руке Кацуки оставаться там же и нежно поглаживать его круговыми движениями по спине.

Прошло еще несколько минут, прежде чем Изуку успокоился достаточно, чтобы заговорить.

Он утер нос рукавом.

— Я… я прошу прощения, — тихо сказал он. — Я знаю, что когда-нибудь мою работу заметят. Ведь так? Я же в конце концов… но… — он замолк и судорожно выдохнул. — Может я и ошибаюсь. Может я просто… недостаточно усердно трудился. — Изуку еще крепче обхватил себя руками, сжавшись и уткнувшись головой в колени и тихонько проскулил. — Или может быть я просто недостаточно хорош…

После долгого молчания, Кацуки вздохнул.

— Деку, могу я рассказать тебе одну историю?

Вначале Изуку его не услышал. Через секунду он слегка поднял голову, и растеряно кивнул.

Кацуки придвинулся чуть ближе.

— Итак, в маленьком горном городке жил один пастор, ага? Однажды ночью ему во сне явилась таинственная женщина. Девять месяцев спустя, тот орущий молокосос появился у его порога.

Изуку нахмурился. «К чему он это все ведет?»

— Он принял ребенка и растил его как своего, — продолжил Кацуки. — Учил его всему о Боге и всей такой херне, рассказывал, что он должен делать, чтобы попасть в рай и все такое. Он разрешил ему называть себя папой. Но…

Он замешкался, рука на спине у Изуку на мгновение замерла.

—… Но что-то с тем ребенком было не так, — наконец, сказал он. — Он просто был… ненормальным. Они оба это чувствовали, они оба не знали, почему. Тогда это было просто ощущением, но время шло и это дерьмо становилось страннее.

Ребенок начал чувствовать это — я имею в виду действительно чувствовать это — вокруг себя, когда он начинал пытаться заводить дружбу с другими детьми. Он просто знал, что не такой как они. Он пытался это скрывать, потому что это пугало, но трудно было скрыть проблему, когда ты даже не знаешь в чем ее источник. — Кацуки глубоко вздохнул. — Но это его волновало — сильно волновало, понимаешь? Ему снились странные сны. И иногда он просто… чувствовал, что все что-то от него скрывают… — он снял ворсинку со штанов. — В отцовской церкви было всегда слишком холодно. Он молился каждую ночь, но не получал ответа.

Изуку свел брови.

— Каччан…

— И все становилось только хуже, потому что к семи годам, горожане тоже начали это чувствовать, — сказал он. — Взрослые были достаточно вежливы, чтобы по крайней мере пытаться это скрыть, но… другие дети больше не хотели с ним играть. Они говорили, что его присутствие заставляло их чувствовать себя странно. Ну, знаешь. Им не нравилось, как он на них смотрит. По началу этот ребенок набрасывался на них, но, кажется, это тоже не работало — просто доказывало, что они были правы. — Кацуки вздрогнул и замолчал на мгновение. — Поэтому он просто делал то, что его отец всегда говорил ему делать. Молиться, знаешь ли. Он молился. Он молился от всего ебаного сердца каждый день, умоляя невидимую силу просто… сделать все нормальным. Чтобы это ни значило.

Кацуки вздохнул.

— Прошло не так много времени, и весь город начал открыто его бояться. — Кацуки фыркнул. — Дико, а? Целая куча так называемых взрослых испугалась до усрачки какого-то маленького ребенка, просто потому что от него исходила какая-то странная аура. Пиздец жалко. — Он сплюнул. — Тем не менее, с какого-то момента ему просто приходилось большую часть времени избегать выхода из дома. Что было хреново, потому что значило, что он не мог помогать своему отцу с разными поручениями, но… — Кацуки пожал плечами.

— Он просто был так чертовски заброшен. У него не было друзей, кроме… — он замер, переводя дыхание. — Была бездомная кошка, которая всегда приходила под его окно. Черная кошка. Она… — он запнулся, голос зазвучал сквозь сжатое горло. — Она позволяла ему себя погладить и он кормил ее иногда, когда мог. Он стал называть ее Близняшкой, потому что будучи черной кошкой… он подумал, что она должно быть чувствовала себя так же, как он, понимаешь? Люди всегда боялись их обоих, без всякой на то причины.

Кацуки на какое-то время затих, теребя край штанины.

— Так или иначе, в какой-то момент… ему было… — он замешкался, — э-эм, вроде бы двенадцать… Его посетила достаточно очевидная идея, что именно могло быть с ним не так, но он все еще слишком боялся много размышлять об этом. Он просто все отрицал и с удвоенной силой ударился в учебу, запоминая священные писания и молясь, потому что отец всегда говорил ему, что это все, что он должен был делать. Ну знаешь, типа «Просто продолжай молиться, Бог любит тебя. Бог любит всех детей своих, это просто испытание твоей веры. Ты пройдешь через него и однажды оживешь в вечном блаженстве в Царствие Божьем. Просто не теряй веры», — горько посмеялся Кацуки.

— Иногда ночами он выходил принести ведро воды, когда никого не было поблизости. Это случилось, когда ему было тринадцать. Однажды ночью он вышел, чтобы заняться своими делами… — он запнулся. — Но услышал что-то странное и пошел узнать, в чем дело. Он завернул за угол и увидел мальчишку его лет, сгорбившегося в переулке, но как только эта сволочь поняла, что его засекли, то дал по съебам. Он думал погнаться за ним, но тогда… он увидел…

Лицо Кацуки скривилось. Несколько секунд он молчал, и все, что Изуку мог поделать, это просто сидеть там и смотреть на него. На его лице читалась смесь усталости и застывшей горечи, будто он пытался воскресить ту часть себя, со смертью которой уже смирился.

Наконец, он вздохнул.

— Близняшка была жива, но он понимал, что та долго не протянет, если ей не помочь, — пробормотал он. — Очевидно, он запаниковал. Он бросился к ней, подхватил на руки и забрал ее. Он побежал в городскую клинику, потому что — что черт возьми он еще должен был делать? — Кацуки пожал плечами. — В итоге, он забарабанил в дверь, зовя на помощь. Внутри горел свет, но никто не ответил. И — пиздец — через пару секунд свет гаснет.

— Что? — прошептал Изуку.

— Правда? — усмехнулся Кацуки. — И тогда ребенок просто… слетел с катушек. Он никогда до этого не испытывал ничего подобного. Он кричал им, умолял о помощи, но никто, черт возьми, не слушал. Стало уже слишком поздно. И он просто… сел на ступени и заплакал. Все еще качая ее в руках. Ему потребовалось время, чтобы понять, что Близняшки просто больше… ее больше нет. Она ушла и он снова остался один.

Кацуки стиснул зубы и замолчал.

— Но все оказалось еще хуже. Потому что через несколько минут он услышал шаги. Услышал, как женщина охнула. Он поднял глаза и увидел ее холодное лицо. И она спросила «что ты с ним сделал?»

Изуку напрягся. Гнев закипал внутри, но все, что он мог — просто безмолвно смотреть на Кацуки.

— Да… Так, к утру разнеслись эти новости. «О, слыхал, что сын пастора убил кошку? Что за пиздец?» — передразнил он. — Конечно, он сказал отцу, что не делал этого, и отец сказал, что поверил, но честно? Кто же блять знает, что его отец на это подумал. Он точно не знал. Больше ребенок из дома не выходил. По крайней мере, надолго.

— Но когда ему исполнилось семнадцать, его отец уехал из города, чтобы повидаться с тетей и попросил его присмотреть тут за всей херней, пока он не вернется. Он нервничал, но согласился. Знаешь, несколько лет прошло. Может быть, он решил, что пришло время попробовать снова. И он просто хотел блять ему помочь? Он просто хотел делать добро, хотел попасть в рай. Поэтому делал все, что его отец ему говорил, стараясь так, как только мог, в то время как весь город, конечно, был настроен против.

Рука на спине Изуку вновь пришла в движение, пальцы Кацуки прочерчивали узоры по его позвоночнику.

— Какое-то время все было нормально, но, конечно, это не могло длиться вечно, — продолжил он. — Однажды ночью, когда он начал было думать, что все стало налаживаться, он вернулся домой и увидел, что отцовская церковь объята ебаным пламенем. Он был так потрясен, что сначала даже не знал, что делать. В конце концов он бросился за помощью, пытаясь объяснить, что произошло. И ты наверняка можешь догадаться, что было дальше, — сказал Кацуки, фыркнув. — Они просто выгнали его из города и… ну, все на этом. Он ушел. И никогда больше не видел своего отца. — Он глубоко вздохнул.

— Так или иначе, следующие несколько лет он просто бродил от места к месту, делая все возможное, чтобы выжить. Он все еще молился, все еще пытался оставаться хорошим человеком, хотя почти все, кого он встречал и предполагали самое худшее о нем. Он вроде как смирился с тем, кто он есть, но все еще пытался преодолеть это. И с каждым днем его надежда таяла.

— И вот однажды… он снова с ним столкнулся. С тем куском дерьма, убившим ее, и у него снесло крышу. Кончилось тем, что он повалил его, душа эту суку. Конечно, наделал много шума, поэтому его поймали прежде, чем он успел убить того уебка. Парень подбежал к нему и замахнулся топором, промахиваясь и загоняя его в угол. Он заорал «возвращайся в Ад, демон!» и знаешь, какая у него была последняя мысль перед смертью? — Кацуки невесело усмехнулся. — «Я уже здесь».

Какое-то время Кацуки молчал. Он уставился в точку, продолжая проводить линии по спине Изуку.

— Когда он вновь открыл глаза, то лежал в поле, глядя на красное небо над собой. Он узнал о себе всю правду. Полудемоны, оказывается, встречались еще реже, чем Падшие Ангелы, особенно в наши дни.

— Это напомнило ему о разговоре, который у него однажды случился с отцом. Он спрашивал, возможно ли Демону заработать себе шанс вернуться на Небо. Отец ответил, что нет. Души Демонов уже слишком грязные. — Он выгнул бровь. — Даже если они родились такими, даже если они никогда не просили такими рождаться, это не изменится. И даже самое сильное покаяние не способно очистить их душу.

Изуку нахмурился, в груди тянуло, а в горле стоял комок.

— Каччан… — мягко сказал он, сглотнув. — Это… Мне так жаль.

Тогда Кацуки взглянул на него своим острым взглядом красных глаз, сияющих в тусклом свете.

— Это было двести лет назад, — пожал он плечами. — Мораль такова, что иногда усердной работы недостаточно. Ты не в меритократии<span class="footnote" id="fn_31900971_0"></span> живешь, Деку. Это все просто ложь, которую говорят, чтобы ты подчинялся, — вздохнул Кацуки. — Первый шаг к разрушению этих оков — признать, что они существуют, — пробормотал он, его низкий голос отдавался дрожью в костях Изуку.

Он затаил дыхание, когда Демон поймал его непослушную прядь между кончиками пальцев и бережно завел ее за ухо.

— Следующий шаг прост, — Кацуки ухмыльнулся. — Черт возьми, разозлиться.