Педик значит... (1/2)

— Педик значит… — задумчиво произнес отец, и Костя замер. А потом стул резко отодвинулся назад так, что упал навзничь. Мужчина, ближе к преклонному возрасту, ринулся вперёд, переваливаясь через стол, стараясь ухватиться за собственного сына.

— Гена! — вскрикнув от страха, женщина закрыла рот руками, вжимая голову в плечи и даже закрывая глаза. Наверное она была уверена открой их снова и это окажется простым кошмаром.

Но Соколов Геннадий лишь в спешке обошёл сидящую на стуле жену и ухватился за сына, хватая его за грудки. Костя, не успевший выскочить из кухни из-за неожиданности и страха, вжался спиной в стену.

— Пидорасом тебя вырастили оказывается. Да как же так, — труханул Костю отец. — Кого я воспитал? Голубка? Мне этих тварей и в своей голубятне хватает. Ты чего это вздумал, а? Жопу подставлять решил кому ни попадя?

Отец грозно кричал вжимая сына в каменную кладку позади него. Мать заливалась слезами так и не найдя в себе силы встать и оттащить супруга от Кости. Она лишь звала их поочерёдно по имени, но в какой-то момент, видимо, сдалась отдаваясь своему горю.

— Я не педик, — тихо произнес Константин и Соколов старший вперил в него гневный взгляд. — Я ведь тоже человек, — последние слова сорвались с губ одновременно с прилетом отцовского кулака в челюсть.

Где-то в стороне снова всхлипнула мать.

С того дня прошло три года, а воспоминания были настолько свежи, словно только вчера Костя наспех сгребал своих вещи в спортивную сумку. Кидал всё подряд даже не разбираясь насколько оно ему будет необходимо: комком засунул оставшиеся вещи, те, что не взял с собой в общежитие при университете; закинул пару книг, как будто он бы стал их перечитывать; сунул во внутренний карман семейную фотографию, ту которую совсем недавно сделали.

— Костя, — в комнату вошёл Гриша. Во взгляде тревога, но он как хищный зверь подбирается к брату, стараясь держаться на приличном расстоянии, чтобы не спугнуть.

— Я ухожу, — гневно кидает Костя, оглядывая рассеянно комнату. — Я здесь больше не останусь ни на минуту. Мне осталось два года отучиться и всё. Сюда я и не собирался возвращаться… Зачем? — вдруг Костя устремляет глаза полные слез на Гришу. Он не плачет, но солёная вода вот-вот потечёт ручьями. Костя сдерживается изо всех сил. Плакать при брате не хотелось.

Лучшая защита — нападение. Тогда Костя решил, что проще держать оборону ощетинившись: показать свой характер, уйти громко хлопнув дверью оставляя последнее слово за собой. Он был уверен, что не нуждается в чьем-либо благословении и это его жизнь, где он сам знает как её жить. Единственное, в тот день больше всего обида легла на мать. Та женщина, которая всё время была рядом, дула на содранные колени и ладошки, которая постоянно говорила как сильно любит, тогда она предала его, отвернувшись в самую нужную минуту.

— Костик, — взмолилась Татьяна Игоревна. — Дорогой, что с тобой случилось? Откуда у тебя это? Ты же рос таким хорошим мальчиком, послушным, добрым… — её голос дрогнул выдавая судорожный вздох.

Костя стоял на пороге дома и просто слушал. Сердце его разрывалось на части от этих абсурдных обвинений. А сейчас что изменилось? Он стал плохим и злым, решившим вдруг взбунтоваться? Он же пришёл к самым родным, близким ему людям. Решил, что они его поймут, ведь иначе не может быть, правда? Костя молча вышел, тихо прикрыв за дверь.

Оставил ли он тогда последнее слово за собой — не знает. Родители не звонили. Достучаться до Кости пытался старший брат, единственный человек, который приезжал к нему в Москву и терпеливо дожидался парня у дверей университета.

— Не глупи, — Гриша шел следом за Константином едва поспевая за его быстрым шагом. — Вам необходимо поговорить. Отец остыл… мама успокоилась. Костя! — он наконец ухватился за рукав безразмерной толстовки и развернул брата к себе. — Так нельзя! Мы же семья!

— Семья должна поддерживать, а меня, что? Изгоем считают, — Костя рванул на себя руку избавляясь от братской хватки. Было больно смотреть в глаза человеку, который видимо тоже не принимает его настоящим. — Что думаешь ты, Гриша? В твоих глазах кем я стал? Тоже педик не достойный права жить? — голос сорвался. Костя смотрел на брата долгую мучительную минуту. У того на лице не отобразилось ни одной эмоции. — Не приезжай больше, слышишь? Не приезжай!

Два года пролетели как один миг. Костя учился, даже на работу устроился, чтобы не быть зависимым от родителей. Ему пришлось отказаться от денег, которые Гриша постоянно переводил на его карту: Костя возвращал хорошую сумму обратно раз за разом, показывая свое твердое я и в конечном итоге переводы прекратились. Но брат продолжал звонить и писать. На звонки Костя не отвечал, поэтому сыпались рекой сообщения. Гриша писал обо всё: о том как идут дела у него на работе, как мама с отцом решили завести собаку, как Гриша купил им холодильник, потому что старый совсем поломался. Костя читал, но все по детски упрямился — молчал.

Закончив университет и получив наконец диплом, Константин устроился в одну из московских фирм и снял себе жилье. В дальнейшем познакомился с коллегами, с некоторыми стали если не друзьями, то очень хорошими знакомыми. Один из них, Саша, быстрее всех втерся ему в доверие прознав кто скрывается под маской обычного офисного клерка. Алекс (Саша любил, чтобы его называли именно так) начал водить Костю по гей клубам и знакомить со своими друзьями. Жизнь заиграла другими красками.

— Я научу тебя получать кайф от этого, — шептал Алекс напуганному Кости, пока руки его блуждали под свободной футболкой парня. Вечер в самом разгаре. Алкоголь рекой, музыка на всю громкость и молодые худощавые парни в клетках у стены извиваются всем телом. Алекс затащил Костю в укромный уголок мрачного клуба и оба, смеясь, не заметили как их губы соединились. А потом Костю укусили за нижнюю губу. Сильно. — Ты ещё благодарить меня будешь.

Костя дышал загнанно в раскрытые губы напротив и всматривался в Алекса с опаской. В ответ ему нежно улыбнулись и… ущипнули. Не сильно, но все же ощутимо отчего Костя громко айкнул и получил ещё один болючий щипок. Алекс вдруг стал серьезнее. Все веселье и задор разом сошли с его лица и он изо всех сил сжал кожу на правом Костином боку.

— Терпи, — сказал громко и четко со сталью в глазах и Костя терпел выдерживая не только хватку, но и зрительный контакт, а когда пальцы разжались он выдохнул с облегчением. Чужая рука скользнула вниз, на вздыбленный бугорок. — Ах ты мелкий засранец, — ухмыльнулся Алекс сжимая возбудившуюся плоть.

Тогда казалось, что это ненормально, так не должно быть. Испытывать возбуждение от боли — бред. Но Алекс действительно научил. Он не только показал парню, что от этого можно испытывать мазохистское наслаждение, но и улететь в свою вселенную в которой мир становится далеким со всеми его земными проблемами. Тогда Алекс часто ему шептал, что он как неограненный алмаз и Костю это подкупало: ему встретился человек принявший его настоящего так еще и раскрывающий в Кости то, что было спрятано за семью замками (Алекс говорил, что мазохист сидит в нем глубоко внутри, поэтому тут необходим опытный проводник).

— Это твой максимум, — сказал Алекс закрепляя чужие руки на ножках козла и вставляя пластмассовый кляп в Костин рот. — У каждого разный болевой порог, поэтому не вижу смысла истязать твоё тело, чтобы получить еле дышащий кусок мяса истекающий кровью. Не бойся, — мужчина присел рядом и погладил Костю по щеке так доверчиво смотрящего в глаза. — Пара разогревающих ударов, а потом десять пэддлом и я трахну тебя так как ты это любишь, — грубо, вбиваясь в тебя по самые яйца.

О, да! Костя любит жёсткий трах. Такой, чтобы душа расставалась с телом. Любит и БДСМ игры, где ему становится так унизительно и больно, что он забывает о душевных терзаниях мгновенно. А внутри всё до сих пор изнывает. Родители не пишут, Гриша тоже замолчал. Видимо окончательно решили, что он больше не член их семьи. Самому идти на контакт не хотелось. Боялся. Второго удара от отца он не выдержит, а смотреть в глаза матери почему-то стало стыдно. Он же так и не смог простить ее за нелепые упреки. Обида на родного и любимого человека росла с годами и эту обиду необходимо было отпустить. Но не получалось. Мазохизм был его отдушиной. Костя понял это сразу же. А ещё он топил в этой боли свои чувства, те, что прятал годами, не показывал никогда, зная насколько это аморально. Он топил любовь к своему старшему брату.

— Кость, ты влюбился что-ли? — Гриша пил крепкий час с тремя ложками сахара и выбирал конфеты из вазочки на столе. Он кинул задорный взгляд на младшего брата и наконец распаковал карамельку. — Весь сияешь прям, как начищенный самовар.

Четырнадцатилетний Костя смущённо улыбнулся, так же распаковывая сладость и кинув конфету в рот тут же запил безвкусным чаем. Он не мог понять как Гриша умудрялся употреблять столько сладкого. Разве ему не было приторно от такого количества сахара? А ещё Костя ему завидовал: у старшего брата была идеально чистая кожа лица, ни одного изъяна. Костю же мгновенно высыпала жуткая аллергия.

— Да так, — уклончиво ответил Константин и снова отпил остывший чай. Они сидели за кухонным столом, в тепле, пока за окном бушевала непогода. Гриша вернулся из университета раньше, родители ушли в гости к кумовьям, а Костя и рад, что вечер проходит в такой обстановке. — Не сказать, что влюбился…