Часть 3 (2/2)

Про запах шампуня из яблок, про изогнутые белые брови, про рубашки с кружевными воротниками — о, дядя Гарри был бы в восторге; про массивные перстни, про тонкую палочку, про мантию из дивных паутин. Ещё немного — самую малость — про серебряный смех и про то, как глаза похожи на ртуть во флаконах, как талантлив он во всём, за что бы не взялся. Как ровна его спина, как чудна осанка, как сидит он за столом в большом зале и как улыбается Барти Краучу. Очень мягко.

Люциусу Малфою четырнадцать — он ни капельки не похож на Абраксаса из рассказов дяди Гарри. И Артуру Уизли жаль, что он не похож на него тоже.

Артуру Уизли жаль: он никогда не подхватит Люциуса под локти в дорогих перчатках, никогда не умчит его на самый север Германии, не будет скрывать его дни и ночи напролёт — он, в конце концов, совсем не так воспитан.

Но в глубине души Артур Уизли рад (даже если его от того тошнит): Люциус Малфой не будет рыдать на его груди, не будет чувствовать вины на своих плечах, не будет целовать его рук и умолять вернуться в Англию. Люциуса Малфоя не будет глодать невыполненный долг. Люциус Малфой станет Лордом с большой буквы «Л», у него будет трость с набалдашником и сотня-другая мантий, украшенных золотыми нитями.

Однажды Артур Уизли будет стоять в коридоре — ему будет пятнадцать, перед ним будут сотни дорог. Он не ударит Барти Крауча, но едва не расплачется от гнева и попытается сбежать. Профессор Реддл, высокий и очень тонкий, с голыми лодыжками и запястьями — тот самый профессор Реддл, который волочит правую ногу, когда идёт; тот самый профессор, глаза которого разбегаются в стороны — схватит его за треугольник плеча.

— Чего бы вам не хотелось, мистер Уизли… О чем бы вы не думали: бросьте, не нужно.

Когда Артур Уизли вернётся домой, он всё равно будет думать. Он хороший, правильный, послушный мальчик — он совершенно не так воспитан! Но он думает почему-то снова и снова, как если бы маггловская кассета застряла в своём маггловском плеере, он думает все каникулы, он много пишет в своём дневнике и наглаживает перед отъездом рубашки. Он рассматривает фотографии, кипой взобравшиеся на его стол: где Люциус Малфой жуёт травинку, где Люциус Малфой тренирует щиты; где сидит под деревом, пробирается в Хогсмид, пьёт молоко из большого стакана и высоко задирает голову. И глядит на солнце. И где он чертовски красив.

Однажды, когда Артур Уизли собирается вернуться с Рождественских каникул в Хогвартс и напевает за завтраком смешные песни; однажды, когда его щёки красны от смущения, когда руки трясутся и сердце пляшет канкан — однажды дедушка Сириус читает газету.

— Чего бы тебе не хотелось, малыш, — говорит ему дедушка Сириус, маленький и ссохшийся, совсем чудной. — Подумай, ладно? Может быть, тебе это вовсе не нужно.

Артур Уизли настроен очень решительно — у него потеют ладони, когда он кидает порох в камин. Ему глупо и боязно, ему хочется не заметить исчезающих ступенек и оказаться на попечительстве мадам Помфри хотя бы на денёк-другой.

— Люциус! — кричит в коридоре Артур Уизли, пятнадцатилетний и рыжий. — Постой!

Бесполезный номер «Пророка», тот самый, брошенный дедушкой Сириусом, лежит на кухонном столе. «Один из самых преданных сторонников Гриндевальда скончался сегодня в Азкабане…»

Артуру Уизли хорошо — Люциус Малфой позволяет взять его за руку. Им никогда не был знаком Северус Снейп.