Часть 8 (1/2)

Я мчусь, как вихрь, не касаясь босыми ногами твёрдой поверхности, да её и нет, а они продолжают гнаться за мной. Дыхание сбивается, бежать становится всё труднее и труднее. Но я понимаю, что если остановлюсь хоть на мгновение, то они меня поймают… а я этого не хочу. Но когда это было кому-либо интересно — чего я хочу, а чего нет. Я уже почти отрываюсь от них, их вой и вопли почти не слышны. Спотыкаюсь обо что-то невидимое, но ощущаемое, и лечу кубарем… и, распластавшись как лягушка, зависаю в пустом пространстве.

Через несколько секунд робко приоткрываю глаза и пытаюсь осмотреться — вокруг меня рассеянный мягкий свет, струящийся из ниоткуда. Издали слышится бесплотный шелестящий смех. Неприятно-щекочущая волна пробегает по телу. Зябко поёжившись, переворачиваюсь вверх лицом, сажусь по-турецки в невисомости, упирая локти в колени и подпираю руками голову, сцепив пальцы в замок, неподвижно замираю. Прежде чем я успеваю сообразить что к чему, свет уплотняется и, на расстоянии вытянутой руки, материализуется в человеческую фигуру одетую в белоснежный балахон со светящимся нимбом над головой и с крыльями за спиной.

— Ну вот мы и вновь встретились с тобой, крестник. — ласково журчит эфирный голос. Я смотрю в большие глаза, в которых плещется жидкое золото и начинаю понимать, что никуда мне не спрятаться от предначертаного.

— Пришла пора? — спрашиваю больше утверждающе, чем вопросительно.

— Да. Пришла пора. — кивнула она. И мне даже кажется, что сочувственно.

— Я должен вернуться в то, своё первое прошлое?

— Ну что ты! — говорит она и при этом лукаво усмехаясь, — То, что произошло в твоей ПЕРВОЙ жизни уже невозможно изменить. Слишком много тогда пришлось бы перекраивать, а мои сестрицы очень ленивы, чтобы переделывать то, что уже сделано, даже если результат не тот, которой хотелось видеть. Ты не вернёшься в свое прошлое. Ты начнёшь всё заново. Ты три раза умирал. Первый раз, когда тебе было год и три месяца. Тридцать первого октября тысяча девятьсот восемьдесят первого года. Второй, почти пятнадцать лет — двадцать седьмого июля тысяча девятьсот девяносто пятого года и последний третий раз — второго мая тысяча девятьсот девяносто восьмого года. На этот раз тебе позволенно выбрать любую из этих дат… кроме первой. Этот вариант ты уже использовал. И, если сказать честно, мы были очень удивлены, что ты выбрал этот сценарий. Детство без родителей. И, почему-то не захотел, чтобы Лили Эванс была твоей матерью.

— Я? Я выбирал? А разве это не вы так решили? — шокировано произношу я.

— Нет. Не мы. Единственное что я сделала, это перенесла тебя к твоему далёкому прародителю Певереллу. Ты сам этого хотел. — лукаво улыбается.

— А он, мой деда Игнатиус, на самом деле до сих пор жив?

— Да, он ещё жив. И ты ещё встретишься с ним, но несколько позже.

— Правда? — обрадованно вскидываю я голову.

— Правда. — весело кивает. — А сейчас мне надо тебе кое-что рассказать. Так сказать, открыть глаза на кто есть кто на самом деле. Слушай внимательно и делай выводы, потому именно тебе придётся разбираться со всем этим.

— Как ты знаешь, в магическоим мире Великобритании существует две группировки, это если не считать само министерство Магии, — так называемые Пожиратели Смерти, под предводительством мага, которого даже полукровкой сложно назвать, так его матерью была сквиб из практически вымершего рода Мраксов и Гонтов, которые приходились дальними потомками Салазара Слизерина. Отец Тома Реддла был потомком дочери среднего брата Певереллов, Кадмуса. Тебе, наверное, Игнатиус рассказывал историю кронпринца магической Британии Кариулуса Певерелла и его сыновей, которых Мрачная Леди приняла своими крестниками, и о майорате.