Приятного аппетита. (1/2)
На кухне стояла тишина, нарушаемая лишь тихим ходом часов. Стрелка медленно приблизилась к восьми вечера, и Рохан, уже час сидевший без движения, протяжно вздохнул. Джоске снова задерживался на работе: в последние дни его бедного полицейского загрузили работой настолько, что тот возвращался домой на два, а то и три часа позднее положенного, о чём, тем не менее заблаговременно предупреждал в коротких сообщениях вроде: «сегодня ложись без меня, приду и буду охранять твой сон ;)» или «твоего балбеса опять нагрузили ненужной работой: приду, будешь меня жалеть: (». Эти идиотские смайлики хотя бы немного поднимали настроение Кишибе, который всё же редко ложился спать, не убедившись, что Хигашиката дошёл до дома и поужинал.
Сегодня же художник получил сообщение о том, что парень успеет домой до восьми, что значительно приободрило его и придало ему сил, а затем Рохан, сам того не замечая, оказался у плиты, трудясь над блюдом ровно столько же, сколько и над новой главой для спин-оффа к его манге. Где-то к половине седьмого Кишибе со всем управился, поел сам и покормил Бакина, проснувшегося от запаха запечённой говядины, и стал ждать Джоске, подобно псу, с чего горько усмехался — не он ли сам, когда-то над такой привязанностью издевался?
И вот, когда часы пробили восемь, обездвиженный и выпавший из реальности на час мангака встал из-за стола и, скрестив руки, выглянул в окно. В своё полноправное правление вступал октябрь — давно уже пожелтевшие листья уносились, словно семена одуванчиков, ветром прочь, моросящий дождь почти не прекращался, и капли то и дело собирались кучками, стекая по стеклу, лужи росли и увеличивались в размерах и ширине, а температура падала с каждым вечером всё ниже и ниже… Очередной вздох вырвался из уст мужчины. Рохан, в общем-то, любил осень — это было очень плодотворное и вдохновляющее время года, — но с появлением в его жизни бестолкового идиота Хигашикаты, одиночество в такую пору делало его тоскливым и грустным. Как же это раздражало: когда-то ведь Кишибе был таким самодостаточным, а что теперь?
Звук открывающейся двери и лай пса отвлёк художника от его депрессивных мыслей. Его балбес вернулся домой, а потому он, насупившись, вышел встречать возлюбленного.
— Тише-тише, Бакин, я дома, видишь, — пытаясь угомонить разбушевавшегося питомца, Хигашиката развёл руки в стороны, а затем, почесав его за ухом, улыбнулся. — Охраняешь Рохана пока меня нет дома? Кто мой самый верный помощник, а?.. — сделав голос тоньше, ласкал полицейский пса, а затем, подняв голову, заметил недовольного сожителя. — О, а вот и сам Рохан объявился! Даже голоса не подаёт, притаился!
Рохану было даже немного жаль, что Джоске обратил на него внимание, ведь со стороны за этим большим ребёнком было крайне любопытно наблюдать, но он, как сумев, скрыл улыбку, пока Бакин, повиляв хвостом, решил оставить хозяев наедине, торопливо убегая на второй этаж, клацая когтями по выложенному досками полу.
— Ты опоздал, — медленно заявил художник, на что полицейский махнул рукой, виновато улыбаясь и почёсывая затылок.
— Всего-то на десять минут, Рохан! — оправдывался тот. — Я ж встретил по дороге домой Юкако, мы как-то разговорились о том о сём да и не заметили, как время пролетело. Я тебе могу такое рассказать, знаешь ли!.. — затем Джоске ненадолго замолчал, задумываясь. — Кстати, чем это у нас так вкусно пахнет?
— Почувствовал, наконец? — фыркнул Кишибе, выпрямляя спину. — Это я тебе ужин приготовил. Обоняние псиное тебя подводит, раз ты не сразу это понял.
— Не псиное обоняние, а полицейское чутьё! — с гордым и важным видом поправил мужчину Хигашиката, после торопливо снимая с себя куртку, в которой уже успел подрядком запариться.
Рохан тихо усмехнулся, прежде чем развернуться и уйти обратно на кухню. На его лице расплылась лёгкая и счастливая улыбка, а сама атмосфера на кухне стала менее угрюмой. Джоске, как и обычно, за все годы их отношений, привносил краски в его обыденную жизнь, однако если раньше он был зол, ведь считал, что появление в его жизни назойливого школьника равнялось тёмной и жирной кляксе на чистейшем полотне его прекрасной жизни, то теперь же синева его глаз и пурпурный отблеск его волос придавали Кишибе энергии и сил, наполняли его существование вдохновением.