Часть 14 (1/2)

Ёлка мерцала разноцветными огнями, полусгоревшие поленья потрескивали в камине, а по телевизору показывали очередной Рождественский эпизод «Том и Джерри». В гостиной можно было уловить нотки корицы и ванили.

— Мам, а папа приедет на Рождество? — спросил Джереми, дёргая маму за фартук.

Немного муки рассыпалось на пол от неожиданности. Оливия смотрит вниз, а на неё в ответ большие голубые глаза. Глаза полные надежды, что она сейчас ответит «да». Но не ответит. Не сегодня и не в его день рождения, ни в день рождения Ребекки, его не было дома. Даже свой собственный день рождения прошёл в штабе. Зато главнокомандующий, ничего не скажешь. Хотя бы закончились эти бесконечные переезды. И на этом спасибо. Еще три месяца и это закончится. А пока:

— Нет, милый.

— Почему? — протянул он, как и все дети задающие этот вопрос.

— Помнишь мы смотрели мультфильм про голубей на прошлых выходных?

— Да.

— Вот папа тоже, как один из тех голубей. Он защищает нас. Как только всё закончится, он приедет к нам.

— А папу не убьют плохие дяди?

Сколько раз она задавалась этим вопросом сама? Даже и не счесть. Вернётся ли он домой через месяц или ей присвоят статус вдовы и назначат выплату, как положено семьям военных. Довёл её в своё время до седых волос. В её то тридцать семь приходится подкрашивать седину.

— Нет, папа сильный и смелый, — наконец отвечает она.

— И я буду таким же как папа. Я буду как голубь Вэлиант! — восторженно произнёс мальчик. — Мама, а как же подарок? Папа не получит подарка?

— Конечно получит, беги наверх и нарисуй меня, Ребекку, себя и папу. Мы отправим ему твой рисунок.

Голубые глаза загорелись и Джереми побежал вверх по лестнице. Только бы не упал и лоб не разбил. Тяжело вздохнув, Оливия вернулась к Рождественскому кексу. Джереми не пойдёт в армию, никогда. Она не допустит.

</p>

</p>

***</p>

В госпитале Рочестера уже с утра было шумно и многолюдно. Хотя, когда в больницах было спокойно, и ночью, и утром, и днём привозили людей. Весь первый этаж выделили для больных ковидом. Привозили пачками, а потом кто куда: кто-то домой, кто-то в морг.

— Господин Андерсон, вас выписывают через два дня, — начал врач в белом халате. — Необходимо будет как можно больше двигаться и оказаться от алкоголя. Ещё я напишу рекомендации и…

— Свои рекомендации знаете куда засуньте, доктор… — он пригляделся к бейджу у груди, — …Спектр. Я сам прекрасно знаю, что мне следует делать.

— Если бы знали не попали в отделении интенсивной терапии, передам все рекомендации вашей жене, — доктор, уже привыкший к такой манере речи своего пациента, направился на выход.

— Она мне не жена, сопляк недоделанный, — уже выкрикнул он ему вслед.

И плевать ему было на то, что доктор Спектр уже давно не сопляк, а мужчина за сорок, с женой и двумя детьми. Когда-то и у него это было. Ключевое слово было. Интересно, у Спектра тоже есть любовница? Определенно есть. У каждого мужика есть девчушка помоложе, просто кто-то скрывает это дело более умело. Не оставляет телефон на видном месте, закрывают шею, прячась в колючие свитера с горлом. Этим стервам так и хочется пометить, мол рано или поздно все равно ко мне уйдёшь. И уходит. Вот, только в тяжёлый момент рядом не длинноногая любовница, а жена, пусть даже и бывшая. Потому что руки так и не дошли переименовать ее в записной книжке на просто «Оливия» или удалить номер к чертовой бабушке. Дураки доктора позвонили сразу ей. А она и примчалась. Всегда такой была, он позови ее, а она, как верный пёс — рядом. Только не ластиться больше, а бросает сухое «мне пора ехать. Ребекка в командировке, а Джереми тебя за человека не считает, поэтому даже не жди их и меня тоже не жди». И уходит. И не приходит больше. Никто не приходит. И вот осознаёт, что все проебал. Абсолютно всё. С какого момента всё пошло не так? С длинноногой блондинки в баре или может с рождения Джереми? Или вовсе с начала его службы? А может, когда эта служба закончилась? Сейчас и не скажешь. Тянется к телефону и открывает галерею, а там фото, где ещё маленький Джереми тянется к нему, а рядом стоит Ребекка и Оливия. Первое Рождество вместе. Нет, не так. Первое счастливое Рождество вместе, а потом… Он всё проебал: когда отдал службе всю свою молодость, перекладывая ответственность на Оливию; когда загнал Ребекку в учебу, игнорируя ее увлечением фотографией; когда давил на Джереми с армией, абсолютно наплевав на его достижения в футболе. Вот тогда всё пошло по одному месту. И в этом самом месте сейчас далеко не его жена с детьми, а он сам.

</p>

***</p>

Время было около трёх, когда Джереми приехал к Ребекке. Приходил к ней только в больницу, а потом замотался и вот сегодня уже уезжает. Вроде и хочет, ведь это то, к чему он шёл так долго, но уезжать так надолго ему ещё никогда не приходилось. Если бы вместо багажа и ручной клади ему разрешили взять Ребекку и Митча, то он без раздумий засунул бы их в чемодан и увёз с собой. По телевизору вчерашний выпуск шоу Эллен Дедженерес, а в гостиной пахнет слегка жженой карамелью от попкорна. Все в лучших традициях их посиделок, не хватает только баночки пива и дурацкого сериала с закадровым смехом.

— Выглядишь как-то неважно, у тебя всё в порядке? — уточнил он, вглядываясь в лицо сестры. — Это из-за машины?

— Да, все нормально, Джер, может просто не выспалась. Знал бы ты, как под корсетом все чешется, — отмахнулась она, плавно переводя тему. — Машина пока на экспертизе, ничего ещё не понятно.

Не скажет же она, что всю ночь думала над произошедшим вчера. Нужно будет хотя бы извиниться перед Леви. А потом, видимо, перестать лезть к нему. Когда она успела стать такой навязчивой? Неужто всегда такой была. Вспоминая свои прошлые отношения, Ребекка поняла, что ее всегда было слишком много. Сейчас бы Тайлер назвал это созависимыми отношениями или травмой детства, но похоже так и есть.

— Ты ездила к нему? — вдруг спросил Джереми, возвращая её в реальный мир. Под «к нему» он имел в виду их отца.

— Нет. Мама говорила, что его скоро выпишут, хотела после выписки.

— Ясно, — почти беспристрастно ответил он.

— Когда ты вернёшься? — Ребекка перевела тему, чтобы не возникало неловких пауз и молчаний. Тема с семьей не была для них табу, но вызывала не самые приятные эмоции.

— Сейчас начнутся тренировки, потом сезон и вернусь только осенью.

— Я, конечно, не обещаю, но постараюсь смотреть каждый твой матч, — Ребекка толкнула его дружески в бок.

— Конечно будешь, будто это обсуждалось. Я подпишу тебе мяч перед отъездом, — с гордостью произнёс он. — И, так и быть, сделаю с тобой селфи.

— У меня этих селфи — вагон и маленькая тележка, — она закатила глаза, представляя, как её брата одолевает звездная болезнь.

Оставшееся время они смотрели сериалы по Нетфликс и ели пиццу, иногда комментируя действия героев. Ребекка поймала себя на мысли, что давно ей не было так хорошо, так спокойно. Они были нетипичными братом с сестрой, которые ругаются по мелочам и открыто ненавидят друг друга. Эта история не про них. Помимо поддержки, Ребекка знала абсолютно все о Джереми, а он в свою очередь все знал о сестре. Знакомые иногда шутили, что они двойняшки, прекрасно зная их разницу в пять лет. Но не могут они быть настолько похожи внешне. Тёмный волос, слегка пухлые губы, еле видные скулы и низкий рост. Только глаза отличались — у Ребекки цвет больше к серому, будто перемешанная с синевой акварель, у брата насыщенный голубой — ясное небо, разбавленное парой проплывающий туч.

Ближе к вечеру, он активно засобирался, понимая, что может опоздать на свой рейс. А чемодан он, естественно, ещё не собрал. Взяв пару футболок и свитер, Джереми начал что-то искать в шкафу.

— Бекс, не видела мой белый худи? — окликнул он сестру из комнаты, вытаскивая поочерёдно вещи.

— Худи? — девушка просунула голову в дверной проем. — Да-а, её моль съела.

— Моль? — удивился Джереми. — Вот, блин, он был удобный и тёплый.

«Да, Леви он тоже нравился», — сказала она в мыслях.

Эта квартира хранила много воспоминаний, чаще приятных. Благо на момент их отношений с Заком, они жили у него. Ребекка не выносила, когда дом пропитывается плохими воспоминаниями, поэтому даже, когда они с Джереми снимали квартиру на первых порах, когда случалось что-то неприятное она старалась переезжать. Как бы не любила частые переезды, наполнять квартиру плохими воспоминаниями она не любила ещё больше. С Аккерманами приятных воспоминаний было больше. Их было бы ещё больше, не будь Леви таким упрямым.

Затолкав в рюкзак одежду, Джереми принялся надевать куртку. Вот и пришло время прощаться, как бы они не старались оттянуть это время.

— Ну, — начал он, раскидывая руки, чтобы обнять ее, — пора. Пока?

— Да, — она заключила его в объятья, — аккуратней и звони мне, хорошо?

— Да, мам, — передразнил он, понимая её переживая, ведь и сам такой. — И ты. Ты тоже будь осторожна.

— Буду. Люблю тебя, — она практически невесомо коснулась тёплой щеки.

— Я знаю, — ответил он, желая прижать сестру к себе ещё крепче, но сдержался, вовремя вспоминая о травме. Ограничился поцелуем в макушку. — Ладно, пора.

Выпуска брата из объятий, Ребекка помахала ему рукой, наблюдая, как фигура парня скрывается в дверях лифта. Створки лифта сошлись — дверь квартиры захлопнулась. С ним все будет хорошо. Она знала, была уверена. Собрав мусор, оставшийся после посиделок с братом, она протёрла стол и отправилась в душ. На смену легкой грусти пришла тревожность. Ничего не должно было произойти, но ее слегка потряхивало. Ребекка не страдала от панических атак, но иногда чувство тревожности заставало ее врасплох. Сославшись на стресс, она отправилась спать. Сейлем уже устроился рядом, вытянув чёрные лапы. Перед сном она решила немного пролистать новостную ленту в Инстаграм — Мэтт выставил фото из бара, из-за пандемии он так и не смог прилететь. В Нью-Йорке обстановка намного хуже, чем в Детройте. Она два раза кликнула на экран, тем самым отмечая публикацию сердцем. Хлоя как обычно опубликовала истории с тренировками и ежедневное селфи в зале. Ее онлайн проект набирал обороты, с каждым разом привлекая новых людей. Пролистав ниже, заметила пост от Ванессы с ее фирменным селфи сверху вниз, помешанных хештегом «бизнес».

«Вот же, выскочка», — подумала Ребекка, понимая, что всю работу делают Леви и Аманда. Она там чисто, как аксессуар и видимость руководства.

Положив телефон на прикроватный столик, Ребекка закрылась в одеяло, пытаясь найти более удобную позу для сна. Гипс скоро снимут, а вот с корсетом ещё придётся походить. Девушка провалилась в сон, но часто просыпалась от чувства, что рука затекла. Только у неё получилось повторно заснуть, как под ухом завибрировал телефон. Комнату осветил холодный свет от экрана. Все ещё сонными глазами она посмотрела на время — 03.47. Кому что нужно в такой час? Ребекка с трудом разлепила глаза и подняла трубку, не сразу попадая на кнопку вызова.

— Милая, папа умер, — раздался на том конце родной голос.

Её голос был спокойный и ровный. Самый родной голос пронзил сознание острой стрелой. В одну секунду Ребекка перестала вдыхать воздух. Это всё не взаправду.

— Что? — её голос ещё хриплый после сна.

— Тромб оторвался. Я еду в морг. Думаю к утру управятся. Джереми я позвонила, он уже не сможет прилететь, — отчеканила она, будто рапорт.

Она как будто готовилась, голос ни разу не дрогнул. «Тромб оторвался, я в морге» — эти страшные слова до сих пор отдаются эхом в голове. Это не с ней. Просто дурацкий сон, от которого она все ещё не может проснуться.

— Я сейчас приеду.

— Можешь позвонить в похоронное бюро?

— Да.

— Спасибо, милая.

Ещё минут пять Ребекка сидит в полном непонимании происходящего. Весь разговор с мамой произошёл на автопилоте. Глубоко вдыхает и выдыхает, встаёт с кровати, чтобы достать чёрное платье. Проводит рукой по мягкой ткани и снимает с вешалки, бросая в спортивную сумку. Оно ей ещё ни разу не пригодилось. Бабушку похоронила ещё будучи маленькой. Она сейчас проснётся. Переодевается в джинсы и натягивает белый свитер на голое тело, забывая про корсет. Сейчас все закончится. Хватает сумку и выходит из комнаты. Она все ещё не просыпается. Делает, то что попросила мама — набирает номер похоронного дома. С каждым гудком — ее сердце отбивает ритм, опускаясь все ниже. Вот-вот совсем оторвётся. Пытается набрать в легкие больше воздуха. Осознание ещё не пришло. Что, черт возьми, она должна говорить? Здравствуйте, мой отец умер, не могли бы организовать его похороны? Отец умер. Похороны. Тук-тук. Сердце падает вниз, когда трубку наконец поднимают:

— Здравствуйте, похоронный дом на Гемильтон авеню, слушаю вас.

</p>

***</p>

Оливия стояла на крыльце морга, потягивая сигарету. Смольный дым окутывал ночной воздух. С каждым выдохом — из неё выходят чувства. Выдох — и больше нет обиды, ещё один — разочарования, следующий — отчаяния. Сигарета дотлевает, оставляя после себя опустошение. Больше нечего выдыхать. Она садится в машину и едет по направлению в Брайтон, там ее ждёт Ребекка. Панихида пройдёт в церкви в десять утра. Вглядывается в зеркало заднего вида, а на неё смотрят уставшие глаза. Как же она постарела за эти месяцы. Что она должна чувствовать? Бывший муж, который не просыхал уже несколько лет, изменивший ей с барменшей, в процессе горячки чуть не пустил в неё нож. Что она должна чувствовать после смерти этого человека?

В доме горел свет только на кухне. Каждая ступень давалась ей тяжело. Она не была тут четыре месяца, ровно столько прошло с момента их развода. Стук каблуков отдавался эхом в полупустом доме. Она проходит на кухню и зовёт дочь. Ребекка не отзывается, поворачивается только когда стук каблуков становится ближе и громче. Ее глаза потерянные и заплаканные. На столе чёрная папка.

«Вот же, сукин сын», — ругается она на покойного бывшего мужа, что оставил документы на видном месте.

— Милая, что это у тебя? — пытаясь скрыть раздражение проговорила Оливия.

— Не знаю, мам, это ты мне скажи. Что это такое? — Ребекка встала на ноги, выравнивавшись с мамой.

— Ребекка, мы с папой решили развестись, — констатирует она, опускаясь на стул.

Не хотела она, чтобы Ребекка все узнала таким образом. Вокруг пустые бутылки — некоторые из них битые и потушенные об стол окурки.

— Я умею читать. Почему вы не говорили? Даже Джереми знал!

— Ты бы начала беспокоиться. Я бы рассказала тебе, — начала оправдываться она.

— Когда?

Она молчала. Ей было стыдно. Единственное чувство, которое в ней осталось.

— Могу я узнать причину?

— Твой отец, — начала она, избегая его имени, — много пил в последние годы. В одну из своих попоек, налетел на меня с ножом. Вы были у Мэтта на дне рождении, тебе было семнадцать. Все обошлось. А шесть месяцев назад я узнала, что он переспал с барменшей из бара на Ред роуд. Это стало последней каплей. А Джереми узнал случайно, не злись на него. Злись только на меня, это я виновата.

Ребекка не сводила глаз с матери. Ее сердце разрывалось на маленькие кусочки. Все эти годы она прожила с этим ублюдком. Скорбь тут же сменилась ненавистью. На себя, на отца, на мать. От бессилия она начала плакать, совершенно не сдерживаясь в чувствах. Ее родной человек терпел покушение и нескончаемые попойки, а она ни черта не могла сделать. Чёртово ничтожество.

— Почему ты не ушла раньше? Какого черта ты терпела?! — она сорвалась на крик. — Почему не пошла в полицию?

Оливия усмехнулась. Самые тесные отношения у него были с Расселом, который всегда бы прикрыл его зад. И обе были под властью людей с этой фамилией.

— Уже забыла кто лучший друг твоего отца? А не ушла, — она немного промедлила, подбирая нужные слова, — наверно, наделялась, что все когда-нибудь изменится, как и все глупые женщины. Иди сюда, милая.

Женщина подошла ближе, заключая дочь в объятия, трепетно поглаживая ее спутанные волосы. У Ребекки была настоящая истерика, она всхлипывала и плакала навзрыд. Хотелось кричать, пока голос не сорвётся, превратить весь этот дом в руины.

— Всё хорошо, моя хорошая, — Оливия отстранилась, вытирая остатки слез с раскрасневшийся лица девушки, — всё уже позади. Давай, успокаиваться.

— Прости меня, — всхлипывая произнесла Ребекка, — пожалуйста прости.

— Я не злюсь на тебя, Ребекка. Всё хорошо. Это ты меня прости, за то, что была плохой матерью, за то, что не могла вас защитить.

— Перестань, сейчас же, — она запротестовала, убирая мамины руки с лица.

— Я знала, что Джереми не пропадёт с тобой, знала, что ты сможешь о нем позаботиться. Хотела оградить вас от него. Не хотела, чтобы вы видели это.

Она прервалась, когда в дверь позвонили.

— Я вызвала клининг, чтобы убрать весь этот хаус, — Оливия выглянула в окно, замечая машину клининговой службы. — Приведи себя в порядок, нам уже пора на панихиду.

Люди потихоньку собиралась на погребальную церемонию, забирая по одной белой розе у входа. Ребекка не понимала, что ей чувствовать. Она запуталась. Но в одном точно была уверена — ей было больно. И эту боль не перебивало даже сдавливание в области груди из-за забытого корсета и её истерики. Хотелось просто перестать дышать, перестать слышать это глупое «соболезную» от людей, которых она не знает. Привезли гроб покрытый красно-синим флагом, как и положено каждому военнослужащему. Остальная часть церемонии прошла, как в тумане. На автомате опустила свою розу, отказавшись от прощальной речи. А что она скажет? Сказала бы, будь она хоть немного в себе. Все начали расходиться, ещё раз произнося свои никому не нужные соболезнования. Расселы подошли последними. Ребекка даже не дрогнула, пусть хоть застрелит её тут — плевать. Слышит ещё одни соболезнования и как мама Зака задевает тему развода.

— Тебя подвести домой, Ребекка? — обратился к девушке Зак, пытаясь казаться обеспокоенным. — Слышал, ты попала в аварию, мне жаль.