Договор (1/2)
Лангер спал беспокойно, ему снилось что-то запутанное, непонятное и тревожное. Потом почему-то приснилось, что его вместо того, чтобы повесить — женили на какой-то совершенно незнакомой, невесть откуда взявшейся девице.
Он проснулся внезапно, как от толчка. И в один миг, разом, осознал, что это было, конечно, только сном. Не бывает так, чтобы невинная девица спасала незнакомого висельника. И чтобы строгая служанка называла оборванца хозяином — тоже не бывает. И чтобы вместо петли и двух саженей земли — двухэтажный дом с заросшим садиком…
Это был сон, а значит, помост, и петля, и палач ждут его сегодня.
Он вскинулся, рванулся спросонья так, что чуть не упал с кровати.
В тюрьме не бывает кроватей. Только деревянная скамья, узкая и жёсткая. И мягких матрасов тем более не бывает. И теплых до духоты одеял.
Он вытер холодный пот, всматриваясь в высокое стрельчатое окно, за которым едва серел рассвет. Подождал, пока уймется сердцебиение. А потом лег обратно и тотчас уснул.
Во второй раз он встал, по привычке, чуть ли не в полдень. Всегда так вставал. А как же иначе, если заканчивался день у него обычно далеко за полночь…
На стуле рядом с кроватью лежали его вещи, отстиранные и тщательно залатанные — значит, Магда заходила утром. Ну, как — залатанные? Штаны ещё куда ни шло, а рубаху можно было сразу выбрасывать, после того, как столько народу от нее по лоскуту на удачу оторвало. С другой стороны, одежда, в которой он вчера ходил, тоже не лучше, мало того, что немодная, так и не по росту. Покойный тесть был, видно, на голову ниже Лангера.
Он помедлил, выбирая между своими лохмотьями и чужим старьем. В итоге штаны надел свои, а рубаху тестеву. И спустился вниз.
Магду он нашел в передней комнате, та стояла на скамье, натирала окна. Интересно, знает ли она, кто он такой? Если ходила на рынок, то не может не знать.
Она услышала его шаги, обернулась.
— Добрый день, хозяин!
Голос ровный и в меру почтительный. Не знает. Ну и хорошо, Лангер вздохнул с облегчением.
— Вам здесь накрыть к завтраку, хозяин?
— Не надо, — поспешил отказаться Лангер, — я лучше в кухне поем!
Ещё ладно вчетвером за этим столом обедать, но одному… Кусок в горло не полезет. Да и незачем Магду лишний раз затруднять.
Кажется, она осталась довольна его ответом. Отложила тряпку, которой окно мыла, прошла в кухню, он шел следом. Завтрак был простой, но сытный — хлеб, сыр, молоко. Хлеб не такой, конечно, как вчера, ну да неважно.
— Хозяин, я вам одежду купила, — она положила на лавку рядом с ним увесистый свёрток. И рубашка, и куртка, и башмаки.
В первый момент Лангер заинтересовался вещами. Все добротное, поношенное, но не слишком, вполне приличное.
Лангер любил хорошую одежду, всегда старался одеваться красиво, нарядно и ярко. С одной стороны, оно для его ремесла полезно — оборванца скорее заподозрят в недобром, чем хорошо одетого человека, да и в лицо потом никто не вспомнит, всем только и запомнится, что куртка из крашеного сукна да башмаки с пряжками. А с другой стороны — девушки на дорогую одежду падки не меньше, чем на красивые глаза. Ну и потом — куда ему ещё деньги тратить? Дома своего нет, только и есть имущества, что на себе унести можно…
То, что принесла Магда, было, конечно, похуже, чем он привык носить. Ну и ладно, из дома выйти можно. Да и стоит ли ему теперь наряжаться павлином, как раньше?
И только потом Лангер сообразил — чтобы купить все это, Магда не просто выходила из дома, но и толкалась на рынке, выбирала, прикидывала рост и размер… И, конечно, не могла не услышать вопроса, кому она это берет, не могла не вступить в разговор. Не могла не узнать подробностей о том, как ее хозяйка замуж вышла.
Магда уже вернулась к своей работе и теперь терла створки шкафа.
— Вам ещё что нужно, хозяин?
Лангер всматривался в ее лицо, вслушивался в голос. Искал нотки презрения, враждебности, может быть, страха. Он же вор, висельник! Магда смотрела так же спокойно, как и вчера.
— А хозяйка где? — спросил Лангер, просто чтобы не выглядеть дураком — пришел и молча стоит, глаза таращит.
— В мастерской, где же ещё, — спокойно отозвалась служанка. Ну правильно, где же ещё…
Лангер поднялся обратно наверх, переоделся. Посмотрел в зеркало и остался вполне доволен собой. А то, что одежда простая — может, так даже лучше, чем прежде. Темная куртка удачно подчеркивает узкую талию, и синие глаза смотрятся еще ярче, когда не блестят цветные пуговицы. И вообще он так как-то строже и серьезнее выглядит.
В таком виде можно и прогуляться немного. Он подумал об этом и тотчас понял, что не хочет пока выходить из дома. Тут ему казалось… безопаснее. Вот ещё глупости — как будто ему снаружи что-то грозит! Но память о раскачивающейся перед глазами петле была слишком свежа. Ничего, успеет ещё погулять…
Заняться было абсолютно нечем. Лангер посидел у окна, глядя сверху на улицу, тихую, почти пустую. Торговцы со свежим хлебом и молоком уже прошли, а до вечера, когда обитатели этого квартала выйдут на прогулку, ещё далеко. Потом он перешёл в кабинет, стал смотреть на садик. Был бы у матери такой, там бы травинки лишней не было, а тут совсем зарос… Потом спустился вниз, вышел во двор, прошёлся по дорожкам, пытаясь вспомнить, как называются какие цветы. Кроме роз и тюльпанов он ничего не знал, но тюльпаны отцвели давно.
Вконец заскучав, Лангер пошел искать Магду. Она оказалась на кухне.
— Ты обед готовишь, да? — неуверенно спросил он. — Может, я тебе чем-нибудь помочь могу?
Она посмотрела с удивлением. Хотела было отказаться, потом вдруг согласилась:
— Что же, хозяин, если рыбу почистите…
Рыбу чистить Лангер умел прекрасно. И чистить, и ловить, и на костре жарить. Он работал ловко, сноровисто, серебристая чешуя сыпалась из-под ножа, Магда посматривала на него одобрительно. Потом взяла у него миску с начищенной рыбой, сказала:
— Ну, спасибо, хозяин, дальше я и сама управлюсь.
Голос был строгий, а все же Лангер уловил в нем немного теплоты. Это было приятно.
Потом наступил вечер. Из мастерской вышла Риона, увидела Лангера и остановилась, глядя на него с каким-то странным выражением.
— Что случилось? — встревожился он. Риона вздрогнула, словно проснувшись.
— Нет. Так, просто… Ты такой красивый.
Лангер остался в недоумении. В принципе, он и так знал, что красивый. И сам в зеркале видел, и от девиц слышал. Но это не повод пялиться на него, как на привидение!
Риона поднялась наверх, он пошел следом, сам не зная зачем. Она открыла бюро, села, достала толстую тетрадь. Что-то считала, хмурилась, черкала.
— Что-то случилось? — повторил он. Ну, видно же, что она беспокоится! Она оглянулась рассеянно, словно не понимая, что он здесь делает. И ответила:
— Уголь дороже выходит, чем я думала. Лето холодное, он мало подешевел. А все равно в этом месяце надо закупать, потом ещё дороже будет. А я рассчитывала поташ купить, у меня уже заканчивается. Ну, придется пока такие заказы не брать.
Лангер ничего не понял, но покивал с сочувственным видом.
Ужинали опять вчетвером, и опять Риона читала молитву, а вечернее солнце светило сквозь квадратики цветного стекла. И Лангеру подумалось вдруг, что, пожалуй, в этом и нет ничего плохого — чтобы каждый вечер за одним столом да в одной компании…
После еды Риона задумчиво посмотрела на Лангера и неожиданно предложила:
— Может, пойдем погуляем? На майл<span class="footnote" id="fn_31921557_0"></span>?
Лангер отрицательно качнул головой:
— Давай пока здесь… Может, в сад выйдем?
Она не стала спорить.
Они шли рядом по дорожке. Она потянулась было взять его под руку и остановилась в неуверенности. Надо же, а вчера, когда уводила прочь с площади, от помоста — крепко держала, точно боялась, что он упадет. Или сбежит.
Лангер усмехнулся, сам взял ее за руку. Это его жена. Им надо привыкать друг к другу. Познакомиться толком, наконец.
— Ты любишь розы? — спросил он. Она ответила не сразу, словно ей надо было обдумать вопрос.
— Не очень, ну, не больше других цветов. Я гиацинты люблю.
— Гиацинты? А это какие? У тебя есть? — он озирался по сторонам.
— Они отцвели давно, — пояснила она. — А ты любишь розы, да?
— Да мне-то они все одинаковы, — фыркнул он, — это мама любила. У нас на окне горшок с розой стоял.
— Моему отцу тоже все одинаково было, — кивнула Риона.
В дальнем углу садика раскинулся куст сирени, теперь уже тоже отцветший. Риона остановилась, тронула ногой торчащий из земли столбик.
— Тут беседка была раньше, можно было по воскресеньям сидеть на воздухе. Может, когда-то и сидели, не помню. Ещё при отце все это сгнило и развалилось.
— А что же не поправили? — удивился Лангер. Он часто видел такие беседки. Когда-то в детстве, случалось, ночевал в них, укрываясь от ветра и дождя.
Риона пожала плечами:
— Не знаю. А зачем?
Они бродили по дорожкам туда-сюда и разговаривали — осторожно, подбирая слова, выбирая темы. Говорили про цветы, про блинчики с медом, про цены на пряности, про новые песни из модного песенника. Риона не заговаривала про родителей Лангера, не спрашивала, как он начал воровать. И он не спрашивал, как вышло, что она стала мастером и хозяйкой мастерской, и о том, зачем она так странно решила выйти замуж, тоже. И от этого Лангеру казалось, будто они не по ровной, широкой дорожке идут, а по натянутому канату…
А ещё он вдруг с удивлением понял, что никогда не разговаривал так долго с девушками. Незачем было, они не для разговоров встречались. Так, несколько ласковых слов… «Ах, у тебя глаза совсем как незабудки, а щёчки румяные и нежные, словно свежие булочки, так бы и съел их целиком!», вот и хватит, можно к поцелуям переходить.
Если он скажет такое Рионе, она подумает, что он ума лишился.
Как-то незаметно стемнело.
— Пойдем в дом, — сказала Риона. — Поздно уже, пора и ложиться.
— Сегодня-то мы вместе? — уточнил Лангер.
Не то чтобы ему так хотелось переспать с этой долговязой, но ведь надо… раз он ей муж. А иначе зачем он ей вообще нужен?
— Да, сегодня надо, — согласилась она. Подумала, добавила:
— Ты давай так же, в отцовской комнате, а я приду… Там кровать шире, чем у меня.
Это верно, Лангер и сам это заметил. Видно, кровать осталась с тех пор, как мать Рионы жива была.