Кусочек 20 (1/2)

Медленно разлепив залитые запёкшейся кровью веки, Тиберий выдохнул и тут же закашлялся, лёгкие пронзила острая боль, растёкшаяся огненной волной по всему телу. За последние дни такое состояние стало настолько привычным, что казалось, что иначе и быть не может. Даже удивительно, как организм справляется с редкими побоями, что прилетали от умалишённого Аксула. То, что этот ангара чокнулся, у Тиберия сомнений не осталось. Он и до этого казался не совсем адекватным, а теперь уж и подавно.

Пару часов назад Тиберию досталось только за то, что вместо ответа на заданный вопрос он посмотрел на своего похитителя с вселенской усталостью. Во взгляде так и читалось, как Аксул надоел, и чтобы он катился колбаской куда подальше. Ну, Аксул таким удовлетворён не был, поэтому в очередной раз ударил человека кулаком по лицу. Таавос за избиением человека наблюдал со стороны. Тиберий в его сторону даже не поворачивался. А смысл? Никакого. Раз он идёт на поводу своего командира, не сомневаясь в его поступках, то разговором ничего не добиться.

— Просто отвечай на его вопросы. Не зли, — раздался усталый голос Таавоса, и губ Тиберия коснулось что-то прохладное. — Попей.

Тиберий пил жадно. Давясь, он делал глоток за глотком, периодами кашляя и разбрызгивая спасительную влагу. В животе от голода начинало неприятно саднить. Дав напиться, Таавос сунул в приоткрытый рот тюбик, выдавливая на язык питательную смесь.

— Он не хочет тебя убить. Только припугнуть Джаала и остальных. Не зли его, и он тебя отпустит.

Проглотив кашицу, Тиберий с ненавистью уставился на Таавоса, прошипев:

— Я ни за что не склонюсь ни перед кем! Дайте мне немного свободы, и я убью вас обоих! Я помог Хаварлу! Как ты смеешь ставить мою верность под сомнение?!

— Он – мой народ, — тихо произнёс Таавос, будто оправдывался.

— Он тот, кто его погубит, если не остановится.

— Тебе сложно это понять.

— Сложно понять? Ты знаешь меня, Таавос. Мы вместе поднимали Хранилище из-под земли. Но, видимо, тебя это нисколько не заботит.

— Я не знаю, как это объяснить.

— Галактика… Просто оставь меня в покое.

— Хорошо. Но помни, что я сказал: он не хочет тебя убивать.

Посмотрев на Таавоса с видом «да пошёл ты», Тиберий подкрепил это, показав средний палец. Правда, он не был до конца уверен, что ангара его понял. Да и не водилось за ним такого поведения. Просто за последние несколько дней его так всё достало, что хотелось принять горячую ванну и просто лечь поспать.

Мечтая об удобной кровати, Тиберий с тоской вспоминал, как делил её с мужьями – одного конкретного хотелось поколотить. Если Джаал даже после такого поступка Аксула не возжелает ему самой страшной смерти, то Тиберий его либо кинет, либо прибьёт. Ладно, он закрыл на это глаза в первый раз, но после подобного уже не сможет. Неприязнь к Аксулу его же стараниями скакнула до небес. Не просто неприязнь, откровенная ненависть и презрение.

Тиберий устало выдохнул. Из-за сцепленных над головой в кандалы рук он ощущал себя попавшей в паутину мухой. Сколько ни дёргай разведёнными в стороны верхними конечностями, а железные браслеты на цепях никуда не денутся. После последней попытки Тиберия встать, несмотря на оковы, Аксул нацепил почти такие же на колени, только у этих цепь буквально десяток сантиметров, а вкручены в пол. Тут при любом раскладе только сидеть и будешь, причём с вытянутыми ногами. Уже вся жопа отсиделась…

Разговор у Аксула с Тиберием не клеился. Все его попытки разузнать у человека хоть что-то о семье либо сопротивлении заканчивались на посыле на три буквы. Тиберий даже удивлялся самому себе – никогда столько не ругался, даже когда младшие со старшим доводили до такой степени, что лопнуть от злости хотелось. А тут! На любой вопрос один и тот же нелицеприятный ответ. В один такой очередной раз Аксул не сдержался и избил ненавистного Тиберия, запретив ему помогать, в том числе и не кормить. Но даже после трёх дней голодовки Тиберий себе не изменил, снова и снова посылая командира Роекаар далеко и надолго. Опять же: какой смысл с ним разговаривать, если это ни к чему не приведёт? Больше нервов потреплет самому себе.

Как Тиберий ни пытался, но воззвать к биотике ребёнка не выходило. Не понятно, по каким причинам, но в этот раз никакой защиты. Чем это обуславливалось, сказать невозможно. Особенно, если учесть, что и медики не смогли найти ответ на этот вопрос. Но Тиберий старательно прикрывал живот, когда Аксулу взбредало его поколотить. И Аксул же это очень быстро подметил, поэтому Тиберий сейчас сидел в одном нижнем белье: топе и трусах – роекаарцы через силу стащили с него весь доспех. После этого на глаза попалась отметина возле пупка, напоминающая родимое пятно. Отметин всего три, но одна из них выделялась сильнее, чем остальные. Хорошо это или плохо, вопрос интересный. Аксул перестал бить куда придётся, и Тиберию всё чаще прилетало по лицу, и ему оставалось только гадать, во что оно превратилось.

Тиберий сидел в том же шатле под присмотром реликтов. Сказать что-то о времени суток нереально, даже когда открывались и закрывались двери, впуская кого-то из Роекаар, солнечного света не было видно. Предположительно, что шатл загнали ещё куда-то. Куда-то, где из Роекаар не только их командир и его заместитель. Тиберий других не видел, только слышал. Это не радовало. Сбежать и так особой надежды нет, а тут ещё подкрепление. Если бы Тиберий мог использовать биотику ребёнка внутри него, шансов стало бы в разы больше. Но он не мог.

— Продолжишь упрямиться? — раздался тихий голос Аксула.

— Давай признаем, ты в меня влюбился, — усмехнулся Тиберий. — И поэтому никак не можешь оставить в покое.

— Несмешная шутка.

— Правда? А такая идея! Знаешь, это бы потянуло на неплохой дешёвенький фильм, полный клише. Герой, свергший злодея, и злодей, что влюбился в своего противника и пытками этого самого героя пытается доказать самому себе, что это не так!

— Видимо, я слишком сильно ударил тебя по голове, — вздохнул Аксул, присаживаясь рядом. Даже в окровавленном опухшем лице с синяками и кровоподтёками виделись эти притягательные глаза столь неестественного для ангара цвета. Тонкие губы искривлены в лёгкой улыбке. Волосы слиплись от крови и висели колтунами. Но этот взгляд…

— Такой затравленный вид, — прошептал Тиберий, и Аксул вздрогнул. — Устал не меньше моего. Телесные раны затянутся. Душевные – останутся. Нам выбирать, останемся мы в этом замкнутом кругу или выберемся из него.