Часть 12 (1/2)
После экватора время в лагере будто ускорилось. Дни летели с безжалостной скоростью, тренировки стали регулярней и трудозатратней, из-за чего все Лисята в конце дня просто валились с ног. Через пару дней после того, как Гордона увезли, из больницы сообщили, что его состояние, наконец, стабилизировалось. Из-за отравление нападающий впал в кому на три дня, и ему требовалась долгая реабилитация, а это означало, что до конца смены он в Лисёнок не вернётся. Кеша стал нервозней чем когда либо, днями и ночами пропадал на коробке, пропуская все возможные лагерные мероприятия, с каких удавалось отпроситься или в тихую улизнуть.
Рудская быстро восстановилась после отравления Гордона, что было не удивительно. Тот раз в медпункте команда в первый и последний раз увидела её такой разбитой, и этот срыв был исключением, а не её типичной реакцией на стресс. В одну из ночей в слегка приоткрытом окне спальни Меньшиков заметил две женские фигуры, сидящие на лавке близ детской площадки. Это оказались Рита со своей вечной подружкой. Ульянова прилипла к Рудской как банный лист, и всё свободное время старалась проводить с ней. Андрей усмехнулся, задёрнув занавеску. Интересно, Рита отдаёт себе отчёт, кого она пытается удержать на плаву?
Вообще он не до конца понимал, зачем встал с кровати после отбоя. Его товарищи спали после изнуряющей ночной тренировки, а на Меньшикова напала бессонница, как это часто случалось в детском доме. Парень знал, как с ней бороться, но возможно специально оттягивал момент забвения, наслаждаясь мимолётным чувством свободы и свежим ночным воздухом, просачивавшимся через приоткрытое окно. Андрей сел на матрас своей кровати, скрипнув парой пружин, и взял с изголовья свою одежду. Он быстро оделся, натягивая на себя шорты, рубашку и олимпийку. Красный галстук так и остался висеть на железном изголовье, слегка покачнувшись от дуновения ветра. Встав с кровати, он ещё раз оглянулся по сторонам, проверяя, не заметил ли его кто-нибудь. Взгляд карих глаз остановился на кровати, где из-под одеяла выглядывала рыжая макушка, подсвечиваемая полоской лунного света. Вдруг парень зашевелился, переворачиваясь на спину и резко поведя рукой. Блондин заметил, как бегают его глаза и что дыхание участилось. Видимо Сидорову снился кошмар. Каждый имеет право на своих демонов. Меньшиков развернулся, зашагав к деревянной двери. Он не имел право дальше глазеть на Сидорова, только не в этот раз. Он всё ещё оставался опасным. Отрывки из разговора с Мариджавой, его ответы в игре в правду, странное поведение, ничего не проясняли, а только мутили и без того чёрную воду. И сколько же демонов прячутся в этих голубых глазах? Это уж точно не касалось Андрея, даже размышлять на эту тему было бессмысленно. До конца смены оставалось меньше двух недель. Потом они все разъедутся по разным городам и никогда больше не встретятся. Они перестанут носить пионерские галстуки, окончат школу, кто-то построит семью. Кто-то, но точно не Андрей. Больше чудес в его жизни не будет. Потому что за каждое чудо надо платить.
А может ли кто-то разделить с ним жизнь без чудес?
Андрей со всей силы врезался в стену корпуса, чтобы выбить из головы подобные мысли. Ночные откровенности с самим собой были просто отвратительны. Побочные эффекты от таблеток которые он принимал ещё не изучены до конца. Обычно это были сильные боли по всему телу, головокружение, эмоциональность или тяга к саморазрушению. Но, насколько он понял, препараты действовали не только на его эмоции и самочувствие. О таком его, конечно, никто не предупреждал. Сползая по стене на землю, Меньшиков выудил из кармана олимпийки блистер с таблетками. Врач уверял, что это всего лишь успокоительные, чтобы бороться с тревогой и бессонницей. Напрасно, ведь Меньшиков совсем не глуп и уже давно не был ребёнком, которого легко провести. Он прекрасно знал, что это нелегальные препараты, которые тестируют на подростках и детях из приютов, чтобы выявить побочки и ввести их на рынок. Он начал принимать различные антидепрессанты и седативные препараты в 13 лет, после инцидента с однокашниками в детском доме. Андрей закинул в рот три таблетки, ухмыляясь своим воспоминаниям. Он очень хорошо помнил тот день. Это воспоминание было одним из последних чётких на его памяти, не затуманенным препаратами. Некоторые таблетки даже вызывали провалы в памяти, но он пил их не так долго, чтобы остаться не дееспособным.
«—Свалился же ты мне на голову! Малолетний преступник! Гнать таких как вы надо из социума, в места не столь отдалённые. А ты знаешь, я могу это устроить!— кричала женщина лет пятидесяти, с чёрными, выкрашенными басмой волосами и угловатыми очками для чтения. Это была директриса детского дома Андрея, которую он изредка видел на воспитательных мероприятиях или в коридорах. От неё всегда пахло приторно сладкими духами, а в её кабинете этот запах распространялся даже на мебель. Старшие дети шутили, что она вместо духов брызгается дихлофозом, потому что боится заразиться вшами на работе. — Молись, чтобы они остались живы! Иначе всю жизнь в исправительных учреждениях проведёшь!»
И эта женщина не шутила. За этот инцидент парня увезли в колонию для несовершеннолетних, где он провёл два года своего подросткового возраста. Там его и начали пичкать самыми различными препаратами, когда он в очередной раз оказывался в так называемом «карцере», куда попадали дети за особо агрессивное поведение. Он быстро подсел на какие-то таблетки, из-за чего буянил, когда его пытались с них снять. В каком-то смысле жизнь в колонии была даже поинтересней чем в дет доме, так что Андрей не жаловался. По крайней мере, в колонии всегда была еда, да и за порядком междоусобиц следили строже.
После того, как его выпустили из «исправительного учреждения», он снова оказался в детском доме, где ему предстояло мотать срок ещё 3 года. В то лето он снова, как в детстве поехал в лагерь. А в этом году он уже должен будет прощаться с детством, которого у него никогда не было.
Рассеянные тучи накрыли серой вуалью Луну, освещающую всю территорию лагеря, и Меньшиков перестал щуриться. Он чувствовал, как кровь пульсировала по всему телу, разгоняя губительные вещества, находившиеся в таблетках. Веки стали потихоньку тяжелеть, как и голова наливалась свинцом. Сквозь синтезированную дремоту Андрей даже не услышал тихое шорканье кед по гравию дорожки, справа от себя.
—Не спиться?— поздоровался Никита, садясь рядом с Андреем на поребрик и вглядываясь в его лицо, слабо освещённое Луной, пробивающуюся сквозь тучу, —Ты здоров?—
Меньшиков чувствовал, как его язык постепенно немел, как и остальные части тела. Конечно, Сидоров подумал, что ему нездоровиться, ведь лицо наверное как у слабоумного. Было слишком опрометчиво пить сразу три таблетки вне корпуса, он рисковал заночевать на улице, а тучи над ними предвещали дождь.
—Иди отсюда, Сидоров.— буркнул тот, еле выдавив из себя членораздельную речь. Он и раньше экспериментировал с дозами препаратов, когда врачи не вели их учёт, но такой реакции он точно не ожидал. Поддавшись какому-то странному порыву, он не продумал все возможные последствия. Да и сейчас это уже было не важно. Важно было сохранять баланс и равновесие в сидящем положении и не забывать дышать.
—Я помогу тебе дойти до спальни.— сказал рыжий, протягивая руку своему товарищу.
Меньшиков был на грани обморока, но даже в таком состоянии заметил стальное спокойствие в голосе Сидорова. Он даже не заикнулся про мед пункт, будто знал, что Андрей ни ногой туда не сунется. Ещё это раздражающее выражение лица, не выдающее ни одной эмоции. Он стоял с протянутой рукой и выжидающе смотрел блондину прямо в глаза. Но сам Меньшиков не смог больше держать глаза открытыми.
***</p>
—Подъём, ребята!— прозвучал вечно бодрый голос Васюковой. Меньшиков повернулся на кровати, немного приподнимаясь на локтях и потирая глаза. Голова нещадно болела, отдавая пульсацией в висках, будто вчера его хорошенько ударили чем-то тупым и тяжёлым. Андрей потёр переносицу, пытаясь вспомнить, как оказался в кровати. В памяти всплыла картина ночного лагеря, бледной Луны и чей-то тихий, далёкий голос.
—Ты вставать собираешься? Мы тебя ждём.— вдруг послышалось ворчание Артёма прямо над его ухом. Андрей замахнулся рукой в сторону близнеца, но тот благополучно успел отскочить. Видимо организм и реакция будут ещё долго восстанавливаться после вчерашнего опрометчивого решения поэкспериментировать с дозой. Меньшиков посмотрел в сторону брата, стоявшего возле Денькова и Сидорова. Кролик слегка улыбался, заведя руки за спину, и выжидающе смотрел Андрею прямо в глаза. Тем же взглядом, каким он смотрел на него вчера ночью.
—Ты спал в уличной одежде?— поморщившись, спросил Кеша. Блондин проигнорировал вопрос нападающего, вставая с кровати и подавляя зевок. Он быстро повязал галстук, всё ещё свисавший с изголовья кровати и направился к выходу из спальни, даже не взглянув на своих товарищей. Кеша с Артёмом переглянулись между собой, пожимая плечами, и вместе с Никитой двинулись за ним на утреннюю зарядку.
Если бы Андрей не попался на глаза почти всем вожатым, то сленял бы с обязательного утреннего мероприятия на заброшку, выкурить последнюю сигарету и осмыслить произошедшее ночью, но сегодня ему не повезло. Коля, завидевший парней с другого конца площадки весело помахал им рукой. Сегодня жребий вести зарядку выпал на него, но вожатый скорее больше дурачился, чем показывал физические упражнения для бодрого утра. Андрей, воспользовавшись моментом, прекрасно понимая, что двоюродный брат ему ничего не скажет, подошёл к Никите, выполняющему выпады правой ногой. Они с Деньковым, кажется, были сегодня единственными, кто правда делал зарядку.