бескрылые качели (1/2)

«когда миссис Корстон встречает во сне покойного сэра Корстона

она вскакивает, ищет тапочки в темноте, не находит, черт с ними

прикрывает ладонью старушечьи веки черствые

и тихонько плачет, едва дыша

он до старости хохотал над ее рассказами</p>

он любил ее

все его слова обладали для миссис Корстон волшебной силою

и теперь она думает, что приходит проведать милую

его тучная обаятельная душа

он умел принимать ее всю как есть: вот такую, разную

иногда усталую, бесполезную

иногда нелепую, несуразную

бестолковую, нелюбезную

безотказную, нежелезную

если ты смеешься, – он говорил, – я праздную

если ты горюешь – я соболезную

они ездили в Хэмпшир, любили виски и пти шабли

а потом его нарядили и погребли»</p>

звонит Макс. я начинаю разговор со слов: «о, привет, рад тебя слышать», – а заканчиваю: «это не твое дело».

не нужно сеять в меня никаких семян. я не земля. они не прорастут.

Ник приходит домой, как вурдалак. бухой, наглый. я давно не видел его таким. я думал, он такой – умер. но он – живее всех живых. обрушивается на стул. даже Родик к нему не подходит. такой он чужой.

я смотрю на него, он смотрит на меня. в нем нет ни капли раскаяния, ни чуть вины. он сверлит меня, ему зачем-то нужны во мне новые дырки.

– для мертвеца ты неплохо сохранился

говорю я.

он хмыкает. потом прячется – ставит локти на колени, сгибается, не видно его лица, слышно только, как он копит слюну, точно яд, и медленно сплевывает на пол. у нас теперь будет дырка к соседям в этом месте.

– убери

говорю я. он отвечает:

– медведь. бах-бах. я насрал. бах-бах. а ты съешь. бах-бах. а не то. чик-чик. я сам съем

и заливается жутким смехом.

я надеюсь только на то, что я не моя мать, которая только и делает, что надеется.