Часть 3 (2/2)

— Бросить меня захотела, да? Я не думал, что ты такая же шлюха, как и остальные! — Эдвард лишь начал сильнее сжимать тонкую шею.

Глаза стали невольно закатываться назад, а сам он положил ладонь на пальцы мужчины и всеми силами пытался их разжать, стараясь ухватить хотя бы один глоток воздуха, ведь даже его бы хватило на то, чтобы протянуть ещё минуту. Но понимал, что такими действиями ничего не решит, бить ногами бесполезно, как и одной уже совсем ослабевшей рукой. Или сможет найти компромисс, либо умрёт на месте.

Кровь уже начала подпирать к вискам, в глазах начало темнеть, а голова уже практически не соображала.

— Любимый, — с большим физическим и моральным усилием прошептал Парк, уже прекращая дергать ногами от нехватки сил. — Прости.. Дай мне второй шанс.. Я понял свою ошибку.. Последняя фраза прозвучала очень хриплым голосом, говоря портному напрямую, что тот совсем скоро отключится. С одной стороны, для него это было выгодно, на этом его страдания точно закончатся, но Лиза.. он обязан вернуться к ней. Его смерть разобьёт ей сердце, а ведь им было хорошо друг с другом, возможно, в будущем они бы смогли создать семью

Когда портной заметил, что воздуха становилось все меньше и меньше, в конечном итоге отпустил программиста, бросая того на холодный пол. Сильно, резко, без всякого сожаления. Тот с отвращением и злостью глянул на парня, пиная того ногой.

— Ты тоже хотела бросить меня, да, дорогая? Чем ты вообще отличаешься от других шлюх? — прорычал портной, после выпрямляя спину. — Будешь без утреннего душа, зачем он такой грязной потаскухе? Женщина должна знать свое место. Сегодня мне придется заняться твоим воспитанием, грязная шлюха.

Надо радоваться, что не придушил айтишника, а просто избил и сильно напугал. А жизнь висела на волоске. Не стоит надеяться, что наказание будет лёгким, ну уж нет. В конечном итоге поднял жертву, кидая на кровать в комнату с цепью. Не давая прийти в себя, быстро прикрепил цепь на прежнее место. Парк сделал ошибочное решение, когда решил попробовать сбежать. Теперь за это придется расплачиваться собственным здоровьем. И физическим, и ментальным.

Ватные ноги не выдержали его, и он с грохотом упал на пол, скручиваясь калачиком от прилетевшего удара. Айтишник совсем не обращал внимание на чужие слова, пропуская их мимо ушей, а извивался и мычал от боли, всё ещё жадно вдыхая воздух, будто не мог насытиться им. Он хотел, чтобы его забросили в какой-то дряхлый чердак и забыли о нём, но только не трогали. Этот мужчина буквально чуть не задушил его, он осознавал, что самое страшное ожидает его впереди.

Сердце начало набирать бешеные ритмы, а в горле будто застрял ком, подводящий парня на приступ тошноты, который пытался сдержать. Если его вырвет, то Эдди разозлится ещё больше.

Расстояние от коридора и обратно до спальни было недолгим, и вот уже почувствовал всем телом как его небрежно кинули на кровать, словно выбросили мусор.

— Ты тоже поступаешь не верно. Люди не приковывают друг друга к постели и не держат в доме как собак! Дело не в твоих невестах, а в тебе! — голос айтишника был нервным и давал петуха от волнения, ведь от таких высказываний его действительно могут запинать или задушить и никакими мольбами здесь не поможешь. — Насилие не выход в данной ситуации..

Не давая даже договорить, Глускин влепил пощечину, потом ещё. Одна за другой, тем самым просто не давая вставить Парку и слова. Как эта потаскуха вообще посмела заговорить? Неужели настолько бесстрашный, что не боится получить чего-то большего, чем обычные пощечины, удушение?

— Ты не поняла меня, дорогая, — протянул портной, пиная ногой в живот бедного программиста. — Я собираюсь наказать тебя, грязную шлюху, чтобы ты подумала над своим поведением.

С этими словами, Эдди рвет платье, которое сам шил для любимой жены. Он старался, заботился, а по итогу его старания вновь не заметили, растоптали в клочья. Женщина всегда должна знать, где её место в доме, кто хозяин. И если непослушная женушка забылась — муж ей напомнит, можно не сомневаться. Проведя руками по животу программиста даже нежными движениями, он вновь ударил, сжимая руку в кулак. На Парке ещё оставалось нижнее белье, что тот тоже поспешил сбросить.

Голова уже начинала трещать от подступающих ударов, а щеки адски болели, похоже, через час их точно раздует.

На протяжении всей своей жизни бывали моменты, когда приходилось сталкиваться с унижениями, но даже когда дело доходило до драк — никто не пытался убить его или нанести столько увечий. От нанесенной боли и страха был готов потерять сознание, но новые удары приводили его в себя, заставляя тяжело дышать. Когда хотел что-то сказать, из уст вылетал лишь воздух, в горле образовался большой ком из-за страха и поступившим слезам. Те начали литься вниз, оставляя за собой мокрые дорожки, всё происходило непроизвольно, от боли, распространяющейся по всему телу.

— П-прости.. — со всхипами выдавил из себя айтишник, пытаясь перехватить чужие руки, но не делая это с каким-то упором, скорее, с осторожностью, чтобы не спровоцировать мужчину на ещё большую агрессию.

Перед глазами была пелена страха, он не знал, что делать в такой ситуации. Парк не сможет сейчас постоять за себя из-за неравенства в физической силе, а уговорить того остановиться разве получится?

— Н-не надо! — с истерикой в голосе вскрикнул Вэйлон, поджимая ноги, чтобы тот не снял нижнее бельё.

Удар в живот заставил согнуться пополам, и выпрямиться было просто невозможно, это место жутко ныло, словно в нём произошел надрыв или растяжение.

— Таким, как ты, нужно сразу указывать на своё место. И оно у тебя, дорогая, — портной прижал айтишника к кровати, а сам из кармана фартука вынул нож, который решил взять с собой.

Силой заставляя программиста выпрямиться, мужчина провел лезвием ножа по животу, оставляя царапины на бледной, уже покрытой шрамами коже. Он вырисовывал какой-то узор на теле программиста. Водил ножом, оставляя некий рисунок. С тонкими, в то же время резкими и изящными линиями. По его мнению — это единственное, что заслужил Парк на данный момент.

— Тебе больно, дорогая?.. — он специально вонзил нож глубже, где-то чуть ниже груди. — Так же и я себя чувствую, когда ты отвергаешь меня и хочешь сбежать.

При виде ножа волна страха буквально накрыла программиста с головой, ему хотелось вырываться, однако понимал, что уже не может этого сделать, совершит такую ошибку — холодное острое лезвие может быстро оказаться у него под ребром. Хоть и дыхание было сбито от непреодолимого страха перед смертью, программист старался не поднимать грудную клетку, чтобы не кожа не поддавалась кончику ножа, норовящего проткнуть как можно глубже.

Он чувствовал, как неспешными движениями лезвие начинает разрезать кожу, создавая царапины, из которых появлялись багровые капли крови, как роса на утренней свежей травке.

Парк не смотрел на то, что рисует этот псих, наблюдал только за его эмоциями, пытаясь уловить хоть чуточку человеческой жалости, вместо этого видел лишь наслаждение от собственных действий, но был это не мясник тупо освежевающий свою жертву, а словно мастер своего дела, занимающийся тонкой ювелирной работой.

— Больно.. — сиплым голосом прохрипел парень, всё ещё не отходя от боли тех ударов пришедших в живот. Ему хотелось ныть, просить прощения словно маленький ребенок, говорить, что так больше не будет, дело было не от застывшей горле гордости, а страха. Если сейчас поддастся эмоциям, то может подписать смертный приговор. Нужно держаться до последнего.

Он старался как можно меньше извиваться и не уползать от ножа, ведь тот при шевелении создавал дополнительные порезы. От боли, проходящейся по всему телу. Мутнело сознание и ком тошноты поступал ко рту. Внезапно вспомнив про слова портного, когда тот говорил про изъян в теле, что от него можно избавиться, машинально сомкнул ноги между собой в коленях.

— Это твое наказание и ты должна его принять, — пояснил Эдвард, казалось, увлеченный тем, что оставляет разные шрамы и порезы на теле.

А ведь так и есть, он будто завороженный наблюдал за своими же действиями, вонзая лезвия глубже, сильнее, при этом вырисовывая плавные линии. Но если умудрится разозлить Глускина, или у того просто случится резкая смена настроения — линии станут резкими, будут приносить ещё больше боли, а возможно, даже сможет проткнуть чужое тело. А пока вырисовывал ножом некий орнамент, похожий на украшения для старых свадебных платьев. Мужчина даже несколько увлекся и наносил порезы на одинаковые места, позволяя крови растекаться по бледной коже. Одной свободной рукой приподнял подбородок айтишника, заставляя посмотреть на него.

— Ты сама заставила меня это сделать, — выдохнул огорченно мужчина, надавливая сильнее, после... Начиная выводить букву на теле.

Парень пропустил такие слова мимо собственного сознания, он не знал о простой истине, что жертва не является виноватой в провокации тирана, но чувствовал, что в данной ситуации точно не виновен. Этот человек просто больной и, возможно, физические истязания — не самое страшное, что ему придется пережить. Помимо страха чувствовал беспомощность и самое настоящее чувство отчаянья, от которого жутко хотелось выть и разрыдаться, впадая в полнейшую истерику, как ещё ни разу в жизни не делал.

— Это был последний раз.. Я всё понял, — тело поддавалось дрожи, а пальцы на руках и вовсе блуждали ходуном от стресса.

Под ледяным лезвием он ощущал вступающие в контраст горячие капельки крови, соединяющую в одну большую, медленно стекающую по бокам вниз, словно собравшиеся слезинки. Но этих кровавых бусинок бы не хватило, чтобы Вейлон смог умереть или потерять сознание от обильного кровопускания, видимо, мужчина знает своё дело, и, скорее всего, пытает своих жертв таким образом уже не в первый раз.

— Эдвард, я сделаю что угодно, только прекрати это.. — проскулил парень, дрожащими фалангами пальцев еле весомо касаясь накаченной руки.

Эдвард тактично игнорировал все мольбы айтишника, а когда тот попытался коснуться своей рукой тела, мужчина накрыл её своей, не позволяя прикоснуться дальше. Ему было плевать, насколько больно сейчас Парку, какие ощущения он испытывает. Наказание — на то и наказание, и человек должен его понести. Вел себя нормально, то бы не спровоцировал. А так... Непослушных жён принято воспитывать, никак иначе.

Решая не отвечать на просьбы, сумасшедший дальше выводил кровавую букву на теле. Наверняка, самой жертве будет явно не до того, чтобы разглядывать или пытаться угадать, что за слово пишет он пишет. Однако сам лишь ухмыляется, смотря на свою работу. Первая буква, выведенная ножом, была ”W”. Позволяя горячей крови течь вниз, портной перешёл к следующей букве.

Парню было абсолютно всё равно, что на нём вырисовывают, однако понял, что портной не водил ножом попросту, а действительно выписывал какой-то орнамент, и это даже немного успокаивало, давало надежду, что происходящее скоро закончится, ему лишь нужно доделать начатое, стоит лишь потерпеть.

Парк промычал и повернул голову в сторону, лишь бы не видеть это садистское выражение лица, сосредоточенное лишь на причинении боли другому человеку. Он видел, как его губы расплываются в довольной улыбке, такой же безумной как и сам взгляд.

Программист окончательно осознал, что связался с натуральным психом, самым откровенным маньяком, а ведь все начиналось так хорошо, Эдди был тем мужчиной, кому он завидовал, он мог воплотить это чувство вновь в своём сердце только из-за физического неравенства. Если бы был сильным, как портной, то тут же дал ему отпор, а сейчас ему только и остаётся, что неподвижно лежать на кровати и склоняться перед волей и желаниями этого ублюдка, приходилось беспомощно ожидать конца его действий, и надеяться, что продолжения этому не будет.

Продолжая выводить букву за буквой, портной всё сильнее давил на нож, а резал он с таким старанием, как первоклассник в начальной школе, что очень хочет научится красиво писать. Время шло, кровь истекала сильнее, боль также усиливалась. Глускин поднял взгляд вверх, в то время как слово уже было выведено. Кровавая, болезненная надпись ”Whore” красовалось на его теле.

— Это будет тебе напоминанием на оставшуюся жизнь, — улыбался Эдди, мягко поглаживая рукой Вэйлона по волосам. Вот только, не было похоже, что собирается останавливаться на одних лишь порезах.

Казалось, парень уже его не слушал, полностью погруженный в мрачные мысли по поводу собственной вины и безнадёжности, он гений в математических науках, профессиональный айтишник, но как человек понимающий даже элементарную психологию — полный профан. На данный момент было совершено плевать, какую надпись этот псих сделал, при этом знатно истязав кожу. Ощущал, что выведенные царапины весьма глубокие, поэтому уже мог предположить, что после заживления на светлом покрове всё равно останутся белые полосы в качестве шрамов.

Вейлон всю жизнь был агностиком, не заявлял, что бог существует или его нет в этом мире, мужчина изучал, анализировал, хотя понимал, что никогда не найдет подлинное подтверждение о существовании высшего существа, сейчас, находясь не то, что бы на грани смерти, а скорее на грани сумасшествия, ему оставалось молиться, он не знал ни одной, кроме всеми известной, поэтому в голове повторял её, параллельно прося помощи так искренне и так часто, будто читал мантру. Понимал, что весь этот ритуал навряд ли поможет, но разве у него есть ещё какой-нибудь выбор? Будет дёргаться или попытается вновь врезать ему — его убьют, и тогда программист не сможет вернуться к любимой женщине. Остаётся только терпеть, жить и поджидать момента, когда можно совершить побег.

— Я.. понял свою ошибку и усвоил урок, такого больше не повториться, обещаю.. Прошу, давай закончим на этом, — голос так и оставался дрожащим, уже не как от страха, как от горя и обиды, что его жизнь повернуло не в то русло, занеся самое дно.

Эдди мог признаваться в любви тысячу раз, дарить дорогие подарки, делать знаки внимания. Его натура по началу может показаться очень приятной и обходительной.

Несмотря на то, что мужчина уже ласково поглаживал и даже улыбался, не собирался так быстро заканчивать. Нет, разве девушка могла так быстро усвоить свой урок? Тяжело вздохнув, мужчина поднялся на ноги, подходя к тумбочке неподалёку. У него в доме всегда найдутся нитки с иголкой, учитывая его работу — это неудивительно. Больше поражала его резкая смена настроения, ведь даже сейчас, пару минут назад гладил Парка, а сейчас с мрачным выражением лица подходил к нему с ниткой и уголкой.

— Ты должна запомнить этот урок, понимаешь, дорогая? Чтобы в нашей семейной жизни больше не было таких проблем, — странные у него решения проблем, но разве это кого-то теперь смущает? — Я хочу, чтобы смотря в зеркало, ты видела результат своей ошибки. Будет неприятно, я знаю. Но раз уж наказание не закончилось — ты должна его вытерпеть ради нас.

Он говорил вполне себе серьёзно, просовывая нить в иглу. Конечно же Эдди и самому больно причинять боль своей жене! Но непослушные девушки должны знать свое место, потому, как бы неприятно было делать такое с ней — он продолжит. Наверное, через пару дней или вовсе часов, опустит эту ситуацию, считая, что ничего такого не произошло. Однако, для программиста это останется воспоминанием на всю жизнь. Если она у него вообще продлится.

Если есть на свете бог — он явно отвернулся от этого айтишника, его мучения на этом не закончились, его сейчас будут зашивать, так просто, без наркоза, принимая это как за обычное дело, словно исправляя дырку в носках. До этого наивно полагал, что всё закончится на порезах и даже подумать не мог, что этот ненормальный додумается до такого. Где-то ему приходилось прочитать одну статью про разные виды пыток, те были крайне изощрёнными, и они навсегда осели в его голове, поэтому поразмыслив, мужчина подумал, что над ним ещё сжалились, ведь тот заикался что-то про кастрирование.

Ему не хотелось видеть этого насильника перед собой, однако не мог отвести взгляд. Пока видит его действия — ему легче, хоть немного, но легче.

От постоянного напряжения у него начало ныть сердце, и часть боли отдавала куда-то под ребро, заставляя поджать губы, куда не глянь — везде больно.

Парк всё хотел крикнуть на него, что проблемы решаются не таким способом! Но лучше не говорить ничего с горяча, для портного нужно использовать другие методы, страшно представить, что произошло с его другими жертвами. Они наверняка лежали на этой же кровати, прикованные к цепи и терпели все эти унижения, пытки и, вполне вероятно, изнасилование, возможно, их так же резали и зашивали, в обязательном порядке проводили ”бракосочетание”. От осознания становится тошнотворно, было бы неплохо, если его накачали таблетками или какой-то наркотой, чтобы убрать надоедливые мысли.

— Я усвоил урок.. Больше не нужно, — он инстинктивно начал отползать, пока тот готовился к предстоящему шитью. Айтишник бы мог попытаться поприставать к Эдди, как-то соблазнить его, но лучше уж он вытерпит это, чем будет изнасилованным, да и совратитель из него выйдет отвратительный, в любых подкатах абсолютно никчёмен.

Не проводя никакую дезинфекцию, обработку ран, мужчина решил вышить вырезанное лезвием слово. Это будет больно, ужасно больно, удивительно, как Парк ещё не отключился от таких ощущений.

— Ты будешь мне указывать? — раздражённо цыкнул Эдвард, пододвинув провинившегося ближе.

Иголка была затянута на довольно толстый узел, чтобы уж наверняка. Он не боялся заражения крови и так далее. Ведь это наказание, оно не должно быть лёгким. Силой повалив Парка на кровать, устремил свой взгляд на кровавую надпись. Айтишнику стоит просто пожелать удачи пережить новые мучения.

Уголок иголки осторожно просачивался сквозь мягкую кожу, затягивая за собой тонкую нить. Для мужчины время уже словно перестало существовать, как и боль, уже смирился с ней и старался перетерпеть. Единственное, что заставляло сердце биться в агонии — страх перед смертью, осознание, что больше никогда не сможет увидеть Лизу, утешало лишь одно: этот ублюдский начальник точно станет искать его, он находится не в том положении, чтобы давать своим сотрудникам такую волю. Вэйлон кое-как смог отпроситься на пару дней повидать возлюбленную, при этом пройдя через целый град унижений, и тот не потерпит, чтобы кто-то без проса продлевал выходные, кроме того, ему известно немного информации, о которой не знают большинство сотрудников, всё же, ему удалось добиться какого-то малейшего уважение от Блэра за всё время работы.

Он всем нутром ощущал, как нити сшивают порезанную кожу, стягивая раны так умело и аккуратно, будто находился в руках не у психопата, а у настоящего профессионального хирурга, Эдди ведь говорил, что является портным..

Благо, движения Глускина были плавными и не раздирали плоть в месиво, возможно, хоть здесь его решили пожалеть.

Медленно, но верно стяжки закончились, и Эдвард завязал небольшой узел, чтобы швы не разошлись, и весь труд прошел не напрасно. Ему нравилось наблюдать за трепещущим телом над собой, так и хотелось взять его силой, раздвинув ноги, жёстко вдалбливаться внутрь, несмотря на то, что есть все шансы порвать партнёра изнутри, но старался сдерживаться. Наказать — дело одно, а секс с любимой женушкой должен произойти немного в другой обстановке.

Сразу после наказания нельзя подступать к сексу. Нет-нет, нужен правильный настрой, хорошая обстановка, а сейчас, пока Эдди ещё отчасти зол и недоволен своей дорогой, заниматься с ней чем-то бОльшим не намерен. Закончив с вышиванием, отрезал нитку, убирая иглу. Несколько минут наблюдал за своей готовой работой, довольствуясь результатом, а после улыбнулся. Ощущения были не из приятных. Но своим непослушным поведением она это заслужила! К тому же, девушка обязана терпеть боль.

— Теперь можно и закончить полностью этим, — уже спокойным, довольным голосом протянул Эдвард, приподнимая голову Парка, чтобы их взгляды были на одном уровне.

Не желая оттягивать момент, Глускин пододвигается ближе к парню. Все ещё удерживая его голову, он затягивает того в поцелуй, грубо толкаясь языком внутрь. Для программиста это может быть до жути противным, но поцелуй — минимальное, что с ним может сделать. Позволяя себе таким наглым образом исследовать рот, жадно причмокивал губы, одновременно с этим оттягивая нижнюю с силой. Да так сильно, что прокусил её до крови, позволяя каплям крови стекать вниз.

После пережитого это животное касание губ казалось неким спасением, знаком, что вся эта пытка закончилась. На нём хорошо отыгрались, и этот псих, наконец, успокоился. Оставалось только надеяться, что если его всё-таки не оставят в покое, то не станут насиловать, он хоть позволит себе ногти вырвать, чем пользовался собственным телом.

Поцелуй сродни был словно с мертвецом. Парк никак не реагировал, не проявлял инициативу и еле ощутимо дышал, не вздымая грудь.

Был абсолютно равнодушен к поцелую, тот до сих пор вызывал отвращение, приходилось мириться, не хватало сил на сопротивление, да и желания. Любая воля — ничего не значит, его телом управляют, и, возможно, в скором времени перейдут на рассудок.

Даже прокусанная губа не заставила вздрогнуть или зажмурить глаза, он пережил достаточно боли, чтобы его неожиданно смутила такая маленькая рана, болезненная, едкая, сильно отдающая железом, но это не сравнится с тем, что произошло несколько минут назад.

На душе не было ничего, кроме обиды и жалости. Вэйлону часто приходилось встречаться с унижениями в свою сторону, но вырезанная надпись на животе — ещё сильнее подбила без того ничтожную самооценку, с ним обращаются, как с дешёвой дрянной проституткой, которая уже ни на что не способна, кроме как разрешать делать всё, что хочет партнёр, иначе её попросту не возьмут. Это стало для него завязкой для помутнения здравого смысла, лишь бы в дальнейшем избежать катарсиса.. Жалость испытывал, скорее, не к себе, а к Лизе — любимой женщине, кто заботится о нём и на данный момент места себе не находит. Он всегда больше переживал за чувства других, чем за собственные. Одна боль ускоренно переливалась в другую, путая мысли в эфемерном рассудке, на котором черти выплясывали дикий танец возле пламенного огня, цокая острыми и тяжёлыми копытами по потрёпанным извилинам.