зарисовки — 5 (оладик, сероладик, дракоразум, NC-17) (1/2)
35 — сероладики отдыхают на даче, PG-13
Солнце припекает почти как в пустыне. Развалившись на старом шезлонге, Вадим прикладывает ко лбу уже теплый стакан с джин-тоником. Не помогает. Жара — это еще ничего. Вот вечером начнутся комары — тогда и превратится дачная жизнь в ад. Неподалеку Олег, непробиваемый к высоким температурам, машет над шашлыками сложенной вдвое картонкой. Солнышко, проходя мимо, касается уха Вадима. Тот поднимает голову.
— Цветочек, — объясняет солнышко, заправляя что-то за ухо.
Вадим, конечно, тут же щупает — а, одуванчик…
Солнышко в самых коротких шортах, что только существуют в мире, и его стройные белые ноги, его бесконечные ноги уже чуть покраснели. Вадим за бедро подтягивает его ближе, лениво говорит:
— Сгоришь ведь.
На улице так жарко, что нога солнышка кажется прохладной, и Вадим перегибается через шезлонг, прижимается лбом к его бедру. Солнышко опускает ладонь ему на голову, перебирает короткие волосы.
— У тебя тут почти дача Сталина, — задумчиво говорит он. — Такая же огромная, такая же заросшая. И интернета нет, как в прошлом веке.
Вадим трется лицом о его ногу. Да, дача древняя. Ее еще дед получил в награду за что-то. Родители раньше ездили, что-то сажали без особого энтузиазма, а потом забросили — не белыми же ручками матери полоть траву, а отца вовсе это возвращение к истокам раздражало, еще больше бесился Вадик, когда его из родного двора тащили на край географии недели на две-три. Теперь эту дачу еле нашел. Надо было мачете с собой брать, чтобы прорубиться через заросли травы к дому. Зато, когда более-менее скосили траву на пятачке у крыльца, а солнышко, исстрадавшись от отсутствия интернета, вылез из машины, уже получилось поставить мангал, Олег нанизал на шампуры им же замаринованное мясо, солнышко выпил и повеселел, а Вадим вытащил из сарая полуразвалившиеся деревянные шезлонги — помнил еще, как мать их выбирала, отец пер от машины, и все они тогда перелаялись, и мама вечером одна гордо лежала, загорая под светом луны.
— Вадь, — тихо зовет солнышко, вырывая из воспоминаний. Присаживается на край шезлонга и касается нежной ладонью щеки.
— Хочешь, еще тебе намешаю? — спрашивает Вадим, приподнимая стакан. Лед совсем растаял, и алкоголь в коктейле едва ощущается. А больше льда нет — не слишком-то много они, оказывается, закинули пакетиков в термосумку.
— Не-а. На жаре развозит…
Солнышко смотрит на него, словно ожидая, что Вадим что-то расскажет; а ему не хочется. Ни про ссоры отца с матерью постоянные, ни про то, как он разок так навернулся на мостках речки внизу, что вывихнул лодыжку, и пока поднимался километр в горку до дачи, едва не разрыдался от боли — вот уж маленький нытик… Все это в прошлом, быльем поросло. Он гладит солнышко по бедру, отворачивается в сторону, повышает голос:
— Волчик, долго еще?
Олег, в шортах чуть длиннее, чем у солнышка, но таких же непристойных, к нему даже не поворачивается. Вертит шампуры, неопределенно взмахивает рукой. Увлекся. Ему только дай что-нибудь новое приготовить… Вадим, забывшись, смотрит на его спину, на уже загоревшие плечи, на крепкую задницу, а ладонью машинально скользит по бедру солнышка вверх, пока не забирается пальцами под край шортиков, а прямо под ними уже сразу и трусики — эту крошечную тряпочку Вадим иначе назвать не может. Солнышко мурлычет:
— Рановато для десерта. И жарко.
— А мы в машину пойдем. Кондер включим. Согреваться еще придется. Аппетит нагуляем, — ухмыляется Вадим. Трогает солнышко — и смотрит на Олега, и будто бы он одновременно с обоими.
Олег, словно спиной учуяв, говорит:
— Нарезайте салат. Скоро первая порция готова будет. И, Вад, притащи пиво из тачки…
Вадим на миг притягивает солнышко за талию, тюкается губами ему куда-то в ребра — и идет делать, что Олег попросил. Дача ему впервые в жизни начинает нравиться.
*
36 — оладик, пост-чд10, Вадим мерзнет и ждет Олега, PG-13
Холодно так, что кровь стынет. Вернуться бы в тачку, включить подогрев сиденья, врубить печку на максимум, но тогда Волков, наверное, развернется и уйдет. Не заметит крупную фигуру в назначенный час у бетонного бортика и забьет. Сам-то он охуеть какой пунктуальный. Вот Вадим и приперся на двадцать минут раньше. Теперь ежится, спрятав ладони в карманы парки, и злится: и чего согласился, что встреча на открытом простреливаемом пространстве — хорошая идея? Впрочем, он был не в том положении, чтобы выдвигать условия. Таращится на стеклянный хуй, пронзающий небо, — как его?.. Лахта Центр?.. — и думает: а найти бы камней и пошвырять на лед. Неподалеку юный долбоеб, размахивая открытой бутылкой вина перед дамой, вдохновенно декламирует:
— Скользкая гадина финский залив бьется всей массой в лаву прилива…
Дальше Вадим не слышит — ветер сносит слова долбоеба в сторону, но Вадим делает вывод: говно. У него уже глаза, кажется, покрылись льдом, и все бесит до отупения.
Он специально стоит лицом к заледеневшему Финскому заливу и не смотрит на часы. Иначе велик шанс уйти или, наоборот, двинуться навстречу Волкову. Поэтому, когда тот подходит к Вадиму со спины, получается сюрприз. Останавливается рядом и спрашивает:
— Давно мерзнешь?
— Пару минут, — сипло отвечает Вадим: даже связки замерзли.
— Пойдем в машину, — говорит Волков, и Вадиму настолько холодно, что он безропотно соглашается.
Тойота Волкова, здоровенная и похожая на катафалк, все еще не остыла, а сев внутрь, Волков сразу заводит мотор. Он оборачивается, и Вадим на миг напрягает все мышцы, чтобы вмазать в ответ — мерещится, что Волков ему всечет; но тот тянется назад, подхватывает термос, сует Вадиму:
— На. Чай горячий. Яйца отморозил? — ехидно интересуется.
Вадим отвинчивает крышку термоса. Из него валит пар, внутри — чистый кипяток, но он все равно делает жадный глоток, сжигая слизистую. Зато связки, кажется, оттаивают… Он греет руки о термос, держит нос над ним. Потихоньку оживает. Хрипит:
— Чтоб я еще раз согласился на твои эти…
— Не нравится — отказался бы, — пожимает плечами Волков.
Вадим искоса смотрит на него. Лицо зажило, только на левом глазу сеточка красных сосудов еще осталась. И держится спокойно — видимо, уже не так беспокоит исполосованная спина.
— Татуху твою, кстати, никогда не любил, — ворчит Вадим.
— Ага, поэтому спину мне вылизывал вместо прелюдии, — хмыкает Волков. — Ты Серого зачем выследил?
Вадим щурит глаза. Ему что, рыжий только теперь рассказал о той встрече в пышечной? Времени-то уже прошло… Высокие же у них отношения. Вадим кривит губы — ну выследил и выследил, не начистил же морду его смазливую.
Сказать ему, что ли? Татуха твоя, конечно, пострадала в сугубо утилитарных целях, не будь твоя спина такой приметной — что-нибудь другое бы отправил рыжему; но все-таки приятно было испортить то, что рыжий наверняка обожал. Чтоб еще несколько недель не мог по спине твоей языком елозить. Чтобы, трахая тебя со спины, каждый раз ощущал вину. Один раз ты уже из-за него пострадал, вот и второй, а там где два, и до третьего недалеко, ага? Как скоро он свихнется от таких мыслей? И поболтать-то с ним хотелось лишь для того, чтобы понять, насколько же он двинутый…
Вместо всех этих слов выходит долгое молчание. Волков нарочито скучающим тоном спрашивает:
— Ну и для чего ты со мной встретиться хотел? Помолчать в тачке?
— Да просто так, — отвечает Вадим тихо — связки все еще не отогрелись.
Я ж тебя мертвым считал вообще-то, добавляет он про себя. Даже простил за то, что сбежал к рыжему. Теперь вот снова обиделся.
И они еще немного сидят, греются в машине, молчат.
*
37 — оладик в машине на скорость, NC-17
Олег напряженно смотрит перед собой. Левая рука — на руле, правая — на ручке коробки передач, но в любой момент готова соскользнуть к ключу зажигания. Он ждет, когда появится Джесс — и хорошо бы с кейсом, за которым они охотились-охотились — и упустили, положив перед этим целый отряд местных. Темно и душно. Вадим рядом беспечно прикусывает очередную зубочистку — сколько он их таскает с собой?.. Вдруг Вадим выкидывает зубочистку в открытое окно и кладет ладонь Олегу на ширинку.
— Свихнулся? — спрашивает Олег, не отрывая взгляда от угла казарм.
— За пять минут успеешь? Вряд ли она задержится.
— Вад.
Олег толкает его руку, но Вадим возвращает ладонь обратно, сжимает, а потом торопливо расстегивает ремень. А смотрит тоже лишь вперед.
Все они по-разному справляются с напряжением. Вадим вот ебаться лезет, словно вообще ничего не происходит... Олег шумно выдыхает. Запустив ладонь ему в трусы, Вадим торопливо мнет член, говорит отрывисто:
— Не ломайся. Лишний адреналин спустишь. И вообще, гормоны радости нам тут всем не помешают...
Олег на миг прикрывает глаза — и тут же снова таращится в темноту, но этого мгновения хватает, чтобы вспыхнуло перед глазами: Вадим в душевых ждет его, голый, готовый; Вадим в белом пушистом халате в номере отеля сидит на подоконнике, разведя широко ноги, и кроме халата на нем — ничего, конечно... Олег сглатывает, а Вадим бодрее отдрачивает ему, скользит крепким кулаком по стволу, вполголоса произносит:
— Три минуты тебе даю. Справишься — и ты сегодня сверху. Как хочешь. Раком, лицом к лицу, какие ты там еще нежности выдумаешь...
— Ты сам эти нежности просишь, — цедит сквозь зубы Олег. Отвлекается на движения кулака внизу, на секунду опускает взгляд — головка в обрамлении пальцев Вадима сносит голову.
— Чтобы тебя не расстраивать. Ты же у нас ласковый щеночек.
Оба палились друг перед другом не раз уже: Олег, когда стонал от поцелуев в спину; Вадим, когда ловил его губы и кончал, целуясь; оба тихо стонали от того, как на боку близко, как крепко можно обнять — или нырнуть в объятия, как чувственно, как хорошо...
— Волк, давай. Сейчас.
Вадим все быстрее ласкает, Олег давится воздухом — и Вадиму бьет в ладонь сперма. Он тянется в карман двери за тряпкой, которой они обычно лобовик моют, и вытирает о нее руки. Тяжело дыша, Олег подрагивающими пальцами застегивает ширинку и ремень.
— Олег, — тихо говорит Вадим, и Олег, заведя мотор, закладывает поворот, Джесс запрыгивает на заднее с кейсом, шины визжат, Олег давит газ в пол.
Чуть запыхавшись, Джесс спрашивает:
— Чем развлекались, мальчики?
— Да так. В слова играли. Я жопу проиграл, — ухмыляется Вадим.
— Посмотреть, как отдавать будешь, можно? — живо интересуется Джесс.
Олег только фыркает. Сердце все еще бешено стучит, и как только они вернутся на базу — он обязательно свой выигрыш заберет.
*
38 — оладик и танец, PG-13
— Олег, — необычно тихо говорит Вадим, — я ведь редко о чем-то тебя прошу.
Музыка все играет, две бутылки вина давно пусты. Вадима не то чтобы развезло, но вместе с повышением концентрации алкоголем в нем, видимо, повысилась и концентрация маниакальных идей. Началось простым ”под эту песню всегда хочется танцевать”, продолжилось ”ну и сиди, а мне не стремно” и пританцовыванием перед диваном — единственным предметом мебели в пустой комнате, а закончилось — ну, вот как закончилось. Олег хмурится. Вадим все глядит на него и, кажется, если ему отказать — это будет последняя его просьба, уйдет спать один на раскладушку, а диван благородно оставит Олегу. Проклиная пустую квартиру, в которой никак не отвяжешься от уговоров тем, что для танцев места мало, Олег встает перед Вадимом. И как вот ему объяснишь, что ни разу в жизни не танцевал? На дискотеках в детском лагере мялся с Серым в сторонке, пробовал порой кого пригласить, набравшись смелости, — и топтался на пионерском расстоянии от девчонки. Все. Вот и весь опыт танцев. Вадим тоже не слишком-то хорош — смешно переступает с ноги на ногу, двигает локтями не в такт. Песня сменяется другой — спокойной, мелодичной. Вадим подает руку, но в глазах его все еще настороженность и будто заранее он готовит разочарование, не верит, что Олег наконец согласится.
Почти назло ему — Олег вкладывает в его руку ладонь.
И тут же Вадим подступает к нему на шаг, касается талии. Олег, задеревенев, кладет руку ему на плечо. Все происходит будто не с ним: чьи-то чужие пальцы переплетает Вадим со своими, кому-то чужому улыбается и для чужих ушей шепчет:
— Здорово ведь. Да?
И чужими губами Олег отвечает:
— Да.
Вадим делает полушаг вправо, влево, покачивается в такт песне. Олег пытается так же. А выходит, что Вадим, держась за него, застывшего, как каменный столб, чуть-чуть двигается в стороны.
— Не умею я, — бормочет Олег и пытается отстраниться, чтобы закончился уже этот позор.