Зарисовки — 3 (сероладик, оладик, дракоразум, NC-17) (2/2)
— Хватит болтать. Займи рот более полезными вещами, — велит Сергей, а Вадим хмыкает в ответ:
— Сегодня твоя очередь, солнышко. Да и я сегодня рот уже натрудил...
Он усмехается так самодовольно, словно рассчитывает на ревность. Сергей лишь закатывает глаза. Да хоть весь город поимей, плевать, только не зарази ничем... И все же ему давно отказали инстинкты самосохранения, он опускается ртом на член, тот кажется таким толстым, что порвет уголки губ. Вадим грубо давит на затылок, насаживая на себя, и Сергей давится, едва дышит, из уголков глаз стекают рефлекторно выступившие слезы. И одновременно встает член так, что в брюки можно кончить. Вадим с ним не считается, трахает в рот, как ему вздумается, не дает и секунды передышки, а потом, когда бьет в горло его сперма, за волосы тащит вверх. Сергей не успевает сглотнуть, течет по губам и подбородку вперемешку со слюной, и Вадим впивается в губы с поцелуем, руками держит за подбородок и затылок, не позволяя отстраниться. Сергей снова начинает задыхаться и едва ли не всем телом дрожит от похоти. Вадим кусает губу до металлического привкуса во рту, и Сергей воет, пытается его оттолкнуть, но вместо этого прижимается к его груди, оперевшись ладонью в запотевшее стекло.
Вадим в этот раз только дрочит ему, прерывается и мнет дырочку пальцем, но внутрь не лезет. В машине невозможно потрахаться, а в квартиру Вадим на этот раз не позвал. Сам проситься Сергей не стал. Жесткие пальцы дразнят нежную кожу промежности, и Сергей не выдерживает:
— Возьми из бардачка. Давай хотя бы пальцами...
— Шлюшка, — хмыкает Вадим, но исполняет его просьбу.
Проникает двумя пальцами, и Сергей блаженно стонет. Опускает спинку кресла еще ниже, разводит ноги. Все это грязно и нечестно, и Вадим, по костяшки входя в него, подливает масла в огонь:
— Смазливая блядь. Шлюхи хотя бы за деньги. А ты как нимфоманка — приходишь, чтобы тебя отымели.
Дрожь проходит по всему телу, Вадим касается простаты раз за разом, Сергей жмурится до слез — точно, блядь, какая же блядь... И на этот раз кончает от одних пальцев внутри.
Вадим плавно вынимает, вытирает руки влажными салфетками. Едва дыша, Сергей полулежит в кресле. Глаза не открывает — так, может, Вадим не заметит, что ресницы слиплись от слез стыда.
— Ну все, все, — тихо говорит Вадим и, притянув его голову к своей груди, касается губами волос.
— Олег бы никогда не отсосал кому-то на парковке,— одними губами произносит Сергей, но Вадим, все равно услышав, отвечает с непонятной интонацией:
— Он бы и в ответ не подрочил.
— Уйди, пожалуйста, — глухо говорит Сергей и отворачивается, чтобы Вадим не мазнул его губами напоследок, хотя многое бы отдал бы сейчас за теплый поцелуй.
Нет, не имеет права. Не заслужил.
— Не плачь, солнышко, — произносит Вадим и вроде бы даже искренне, а не смеясь.
Он касается плеча, застегивает ширинку и выбирается из мерса.
Стекла изнутри запотели так, что ничего не видно, а еще стало холодно, ноги в легких ботинках закоченели. Но Сергей не торопится заводить мотор. Сидит, никому не видимый снаружи, и стирает злые слезы с глаз. Берет телефон и пальцы сами печатают: ”Я должен кое-что тебе рассказать”.
Большой палец замирает над кнопкой ”Отправить”, и он никак не может решиться.
*
23) дракоразум, Сережу чутка придушили
Вода в ванной остывает, но Вадиму жарко — в тесном пространстве солнышко лежит на нем, прикрыв глаза, и его мокрые волосы липнут к шее, щекочут под водой плечи. Коснувшись губами его уха, Вадим тоже закрывает глаза. Трещит тонущий в расплавленном воске фитиль ароматической свечи, изредка с крана срываются капли, а в остальном — хрустальная тишина. Вадим, отпустив бортик ванной, плавно погружает ладонь в воду, касается бедра солнышка и ведет вверх, касается члена, и тот, выдохнув, нарушает неподвижность воды, потирается мягкими ягодицами. Вадим ведет дальше — по животу, по груди, подушечкой пальца считывает шрам. А потом — обхватывает пальцами шею. Солнышко дергается — не доверяет еще так же безрассудно, как Поварешкину, и никогда, наверное, не будет. Но он успокаивается, выдыхает, подпрыгивает под ладонью его кадык. Вадим прикусывает край его ставшего горячим уха. Сжимает пальцы сильнее. Надавливает, и дыхание на миг стихает, а потом солнышко рвано втягивает воздух. Стискивает пальцы на влажных бортиках ванной, они соскальзывают, и Вадим кладет на белую беззащитную шею и вторую руку. Держит крепко и ласково. Кислород едва поступает, он чувствует, как дергается под ладонью трахея, как напрягается солнышко всеми мышцами, но все еще не сопротивляется, дает себя придушить. У Вадима тяжелеет член, утыкается головкой меж ягодиц солнышка, а тот все терпит. Вадим сжимает еще сильнее — почти всерьез — и лишь тогда солнышко с хрипом хватает его запястье, пытается отстранить, слабо бьет по предплечью. Вадим позволяет себе еще пару мгновений насладиться его бессильным сопротивлением и отпускает.
Солнышко жадно вдыхает, закашливается. Трет горло. Расслабляется, словно растекаясь по Вадиму, и уже непонятно, что нежнее касается тела — вода или его шелковая кожа. Вадим, обняв его за талию, притягивает ближе, вылизывает шею.
— Больше так не делай, — хрипло говорит солнышко.
— Уверен? — улыбается Вадим и прикусывает до синяка.
Ахнув, солнышко шелестит:
— Нет...
И Вадим продолжает целовать его шею и плечи в холодной воде, чуть толкаясь членом в его обжигающие ягодицы.
*
24) полуночный межбедренный сероладик, почти целиком сосредоточенный на Вадиме и Олеге
Вадим опять пристает посреди белой ночи: шумно дышит в ухо, покрывает колючими поцелуями шею и плечи, ладонь его лезет вниз, пальцы оказываются меж ягодиц, а потом, передумав, тычется головкой члена в бедра. Олег недовольно ворчит: тут же рядом вечно готовый на все Серый, так чего ко мне-то?.. И все же Вадим лезет именно к нему, ему демонстрирует силу утренней эрекции через прикладывание крепкого члена к заднице, ему выцеловывает спину. Олег позволяет перевернуть его на живот, разводит ноги. Обнимает подушку, уложив на нее щеку, и приоткрывает глаза. Встречается с таким же сонным взглядом Серого — тот лег-то, наверное, пару часов назад. Уголок его губ вздрагивает в подобии улыбки. Едва слышно, почти одними губами, он произносит:
— Хочу посмотреть.
И Олег, смирившись, трется лицом о подушку, пытаясь сбросить сонливость. Вадим, поняв, что он уже не спит, бесцеремонно мнет спину и талию, бедра, бесстыдно жамкает ягодицы. Олег вспоминает, как бывало на службе: прежде чем вернуться с вахты и выпнуть на нее Олега, Вадим пристраивался со спины, наскоро дрочил, кусая мочки ушей и повторяя: доброе утро, красавица. Теперь — почти то же самое: проснулся в три, поворчал на нарушенный белыми ночами режим и стал решать проблему бессонницы с помощью Олега. Улегся сверху, вылизывает-кусает, а членом — возит между ягодиц по смазке. Серый смотрит сонно, тянется к ним ладонью — задевает кончиками пальцев бедро Олега, а потом, наверное, точно так же касается Вадима. И от его мягкого любопытства Олег вдруг заводится. Хватает запястье Вадима, насаживается ртом на его пальцы. Выгибается в пояснице, чтобы прижаться к члену Вадима ближе, и тот чуть выше приподнимается на локтях, дает пространство для маневра. Член его проскальзывает между бедер, Олег стонет уже совсем не притворно — как же заводит, когда Вадик так делает… Его жесткие крупные пальцы словно заполняют весь рот, Олег прикусывает их и дышит носом, а Вадим все трахает его обжигающим членом между ног, скоро сотрет нежную кожу у паха, но лишь бы не прекращал… Он ускоряется, загонят пальцы в рот Олегу чуть ли не до рвотного рефлекса, замирает — и всем весом опускается сверху, заставляя и Олега лечь на залитую спермой простыню животом. По-звериному проводит носом по затылку, жадно втягивает воздух. Олег, пригвожденный его весом к постели, прилипший к влажной простыне, бросает взгляд на Серого. Тот дышит через рот, приоткрыв губы.
— Вы так часто делали, — шепчет — конечно, догадался, что такая слаженность действий достигается лишь многократными тренировками.
— Очень, — хрипло отвечает Вадим.
— Красиво, — тянет Серый и зевает.
Олег пытается пошевелиться под Вадимом, прижавшим к постели бетонной плитой, тихо говорит:
— Пошли в ванную.
— Угу…
Серый отпускает их, провожая взглядом из-под полуприкрытых век и снова зевает.
Но минут через десять все равно присоединяется в душе, и член его скользит между бедер Олега так же, как недавно делал Вадим.
*
25) оладик нежно-сахарный про лучший суп в мире
Розовый фартук — даже с оборочками, ну чисто передник кухарки из фильмов для взрослых категории В; и Вадик со спины обнимает, тычет губами в загривок, едва ли не урчит от удовольствия. Олег и сам чаще начинает дышать от тепла его крупных ладоней на груди, забрался под фартук и жмякает, словно девицу с третьим размером. Олег помешивает в сковороде деревянной лопаткой зажарку для борща и наигранно ворчит:
— Мешаешь ведь. Сожгу все.
— Не сожжешь, ты же профи, — отвечает Вадик и целует в шею так нежно, что Олег начинает плавиться, как сливочное масло. На миг закрывает глаза, склоняет голову набок, чтобы Вадик целовал и целовал, и лук с морковью начинают недовольно шкворчать.
Приходится переключить внимание на них. В кастрюле рядом начинает булькать вода, окрашенная свеклой.
— Может, ну его, этот борщ? — бормочет Вадим и тесно обнимает со спины, крепко держит за талию. Олег всем телом ощущает каждый его изгиб, и особенно — упругую твердость ягодицами. — Потом закончишь... Или закажем...
— Жалко продукты ведь, — тихо говорит Олег. — И он очень вкусный. Хотел тебя угостить.
Вадик тяжело вздыхает, в последний раз касается губами шеи.
— Ладно. Тогда заканчивай, а я тебя в спальне угощу.
Олег не видит, но запросто представляет, как Вадик скабрезно ухмыляется и играет бровями. Фыркнув, Олег чуть подталкивает его локтем под ребра, Вадик взъерошивает ему волосы. Уже отходит, убирая стул к стене, чтобы не мешал, и говорит:
— Просто рад, что ты здесь. В моем холостяцком логове тыщу лет никто борщи не варил. Да и в принципе не готовил.
Олег смотрит на него через плечо, ловит улыбку и тут же отворачивается: щеки гореть начинают.
И думает: я тоже тыщу лет не варил никому борщи. Сначала не умел, а потом и не надо стало... И продолжает готовить, и все растет нетерпение скорее подать обед.
*
26) дракоразум и глубокая глотка Сережи
Солнышко выпускает член изо рта и, держа его в руке, поднимает глаза — взгляд смазанный, щеки раскраснелись, губы яркие, словно в помаде. Убирает за ухо мешавшую прядь волос и, не отрывая взгляда, проводит языком по члену от основания до головки, кончиком надавливает на дырочку уретры. Таким — на коленях, голым, со стертыми губами и слюной, блестящей на подбородке, — он особенно красивый. Вадим берет его за челюсть, как кошку, которой надо открыть рот и дать лекарство, и снова тянет на член. Солнышко берет легко, головка натягивает его щеку изнутри. Вадим дает ему время привыкнуть, а потом касается большим пальцем скулы и тихо говорит:
— Глубже, солнышко. До горла.
Солнышко распахивает глаза, хлопает ресницами, даже, кажется, хочет отстраниться, чтобы высказать мнение, но Вадим знает, как глубоко он может взять, и плевать, что голос у него потом хриплый, а уголки губ кровят, он ведь любит грубо, а если сейчас подчинится — то его будет ждать награда: все, что он попросит... Вадим сжимает в кулак его отросшие волосы, тянет с члена — и тут же обратно, чтобы головка не в щеку ткнулась, а скользнула по языку в бездонную глотку. На глаза солнышка наворачиваются слезы, он жмурится и шумно дышит носом, но пускает член глубже, еще глубже. Давится, сжимаются рефлекторно стенки горла, Вадим успокаивает его, стирая скатившуюся слезку пальцем:
— Дыши носиком. Давай, малыш, расслабься.
Солнышко держится за его колени, словно боится упасть, старательно дышит — и последние сантиметры проходит сам, насаживается до конца и прижимается к лобку носом. Поднимает заплаканные глаза, словно спрашивая: тебе нравится? я правильно все сделал?
— Умница, — шепчет Вадим и касается его горла, чувствуя, как глубоко вошел член.
Отпускает его волосы, берет лицо в ладони — и уже не стесняется, трахает его в глотку размашистыми движениями бедер. В какой-то момент солнышко устает — уже задевает губами, уже не пытается играть языком. Хорошо, хорошо, заканчиваю... Вадим снижает амплитуду движений, зато ускоряется — долбится мелко и часто, солнышко дышит носом шумно, нервно, горло его будто спазмом сжимает — и Вадим проникает в это тесное шелковое горло в последний раз, насаживает его на себя и кончает. Потом держит еще немного там, в тепле, и с сожалением вытаскивает.
Солнышко, обессиленно согнувшись, упершись в пол ладонями, дышит ртом, кашляет, потом выравнивает дыхание и, сев на пятки, вытирает мокрые ресницы тыльной стороной ладони. Сипло говорит:
— Ты мне за это должен.
— Все, что пожелаешь, — заверяет Вадим и, подав ему руку, помогает подняться. Подхватывает на руки и несет в постель.
Солнышко томно говорит:
— Будешь трахать языком, пока я не кончу. Член не смей трогать.
Вадим улыбается: разве это сопоставимо с тем, как солнышко старался для него... Он внизу такой чувствительный, что от языка кончает чуть ли не быстрее, чем от стимуляции члена. Тем более такой, уже разогретый... Вадим опускает его на постель, касается натруженных губ своими и переворачивает его на живот, чтобы исполнить обещанное.