Боль и женские романы (2/2)
Учитывая то, как мне становится легче у Лосяша, я обязательно к нему зайду.
-Потом, значит, добавляешь капусту. Нарезанную тоненькой соломкой, - Совунья продемонстрировала мне то, как надо правильно нарезать капусту. - Если не получается - можно воспользоваться тёркой.
По комнате плыл приятный аромат пирогов и супа. Я сидела в кресле-качалке, зачитываясь новенькой книжкой. Потрепанной, с пожелтевшими страницами. Видно, что Лосяш читал роман не раз и не два, а ночами напролет. Неужели у него было так много нагрузки? Тогда не удивительно.
-После того, как капуста сварилась, бросаешь зажарку, - Совунья повернулась ко мне и махнула поварёшкой. - Белка, ты слушаешь?
-Угу, - я кивнула, не отрываясь от книжки. После длительного молчания подняла глаза и встретилась с пристальным, недовольным взглядом. Я быстро спряталась за книжкой. - Да слушаю я, слушаю! Честно, всё запоминаю.
-Значит в следующий раз суп готовить будешь ты, - строго наказала Совунья.
-Ладно, ладно, - я отмахнулась. - Я тут пытаюсь отвлекаться...
Я осеклась, быстро прикусив язык. Совунья всё равно услышала и словно без интереса поинтересовалась.
-От чего же?
-Да так, - в голове шуршали мысли, как бы выкрутиться. - Травы какие-то пожухлые, дождей давненько не было...
-Белка, - Совунья улыбнулась и покачала головой. - Я же понимаю, что происходит.
-Да? - Я было испытала облегчение. Даже книгу опустила.
Однако нет, Совунья думала вовсе не обо мне и Бараше.
-Я же вижу, что ты переживаешь за Нюшу. Поверь, то, что они с Барашем стали немного ближе друг к другу никак не повлияет на ваши с ней отношения. Вы по-прежнему будете хорошими подругами.
Я усмехнулась так громко и скептично, что Совунья невольно смутилась и замолчала. Подруги! Как же. Знала бы эта подруга, что Бараш вытворяет, когда её нет. Вытворял...
Я взглянула в окно. Вечереет. Небо окрасилось в морковно-красные тона. Редкие облака лениво проплывали у горизонта. Обычно такими вечерами, после жаркого дня, в доме Бараша было теплее обычного. Даже жарко.
Тогда мы перебирались в ванную. Набирали полную ванну прохладной воды и долго нежились в ней, наслаждаясь прохладой и друг другом. Секс в ванной - не самый удобный, но отпечатывается в памяти надолго. Плавные движения, чтобы не расплескалась вода. Влажные волосы налипали на лицо. Я любила быть сверху, откидывалась, подставляла грудь под нежные прикосновения. Тихо постанывала, когда он чуть прикусывал налитые твердостью соски. Касался горячим языком, обводил, снова прикусывал. Двигался навстречу мне, от чего мурашки бежали по коже. Мы уже не думали о воде. Не думали, что расплескаем её по всей ванной комнате. Ночи в ванной всегда заканчивались для меня сильным, парализующим удовольствием. Бараш относил меня на руках на постель. Бережно укрывал, ложился рядом, прижимался поближе, а затем засыпал.
Плита зашипела от пролитого супа. Я вздрогнула, отвлекаясь от воспоминаний. Глаза снова налились слезами. Сердце болезненно сжалось. Хорошо, что Совунья отвернулась, чтобы выключить суп. Хватит времени, чтобы вытереть слёзы и освежить лицо на улице.
Отложив роман, я вышла наружу. С высокого балкончика хорошо была видна долина и лес, темнеющий в вечерних сумерках. Я смотрела вдаль и словно не видела этой красоты.
В голове ясно выплыл из памяти образ Бараша. В его вечно расстегнутой рубашке, этих треклятых, возбуждающих до безумия черных брюках. С растрепанными волосами, за которые хотелось потянуть как можно сильнее. Укусить за шею, со всей силы, от злости и обиды. Так, чтобы след на всю жизнь остался. На память.
-Белочка! - Позвала Совунья, высунувшись в окно. - Пошли суп с пирогами есть. Ты где, Белочка?
-Иду, иду, вышла немного проветриться, - я вернулась в дом.
Суп и правда оказался вкусным. Не на ночь глядя, правда, такой жирный. Но небольшая прогулочка до дома и смогу заснуть, как убитая. Я шла неспешно, кутаясь в подаренную Совуньей связанную шаль. Тем самым секретным способом, редкими техниками. Узор какой-то... непонятный. Согласна, красиво, тепло, а большего от шали и не требуется.
По поляне порхали светлячки. Будто маленькие звезды. Я улыбалась, пыталась поймать одного. Бежала долго, почти не глядя. Пока не дошла до дома Бараша. Не потому, что хотела, или сделала это интуитивно. Просто от дома Совуньи вела только одна тропа к моему дому, и та как раз проходила мимо дома моего бывшего.
Бывшего. Звучит ужасно, в груди сразу щемит, будто сердце болит. В окнах горел свет. Тусклый, от свечей. Я невольно вспомнила, как однажды мы едва не спалили дом, когда решили расставить свечи по комнате. Посмеялись тогда от души и решили, что одной свечи вполне достаточно.
Я решила быстро пройти мимо. Не тревожить свою психику. Однако... внутри явно раздавались звуки. Тихие, едва слышимые стоны. Я уже издали поняла, что происходит. Упрямство не давало верить, надеялось. А вдруг мне слышится? Да, просто показалось...
-Бараш, - раздалось изнутри явным голосом той, кого я ненавидела сейчас больше всего.
Ноги превратились в вату. Не в силах сдержаться, я осторожно подкралась к окну. Встала на камень, поднялась на носочки. В последний момент остановилась. Какого черта я вообще делаю!? Всё кончено, Бараш дал мне ясно это понять. Я не должна опускаться до уровня преследователя, до того, кто по ночам заглядывает в окна. Это гадко, не достойно.
Стоны и шуршание, слишком знакомое, чтобы сомневаться, добили меня. Не выдержав, я заглянула в окно. Упала в собственных глаза, но значения это не имело. Нет, я не ошиблась. Это определенно точно была Нюша. В позе, какую я Барашу показала, какую впервые мы попробовали вместо. Лица, перетянутые счастливыми улыбками, сливались в поцелуе. Неуверенном, скорее мимолетном. Но эта радость, это счастье на лицах обоих меня добили окончательно.
Нога неудачно подвернулась. Сустав хрустнул. Я до крови закусила язык, закрыла ладонями рот, чтобы не закричать от боли. Сползла бесшумно и, хромая, пошла к дому. Словно побитая собака, которую прогнал хозяин. Я не помню, как дошла. Тем более, как. Голеностоп болел жутко, будто изнутри резали стеклом. Или гвоздями пробили. Насквозь.
Но больше всего болело сердце. Разрывалось на куски от боли и отчаяния. Дома, едва захлопнув дверь, я, не раздеваясь, свернулась калачиком на кровати. Прижала колени к груди, даже не пытаясь сдержать рыдания и отвращение к себе. Я не должна была этого видеть. Не должна была, но теперь ничего не изменишь.
Теперь всё точно было кончено. Навсегда. И я не знаю, как дальше жить с этим осознанием.