Сири - 018. Улыбка стоящего на грани... (2/2)

— Да какая разница как?! Он же может! И он живой! Хочешь… Хочешь, я в форт пойду?! Не знаю пока правда… Могу им в морду дать! Чтоб силой своей подавились!

Сира погладила его по лицу, улыбаясь:

— Спасибо, Сём, ты такой… — она даже не знала, какое слово подобрать. — Даже не знаю, просто лучший. Но самое ведь для него обидное — не ненависть, а жалость.

— Да я всякий бываю. А какие они целители, если они живого хоронят?! — его глаза полыхнули золотым огнем.

— Высокомерные… И те, кто считает, что все измеряется силой.

— Я в холке все равно выше! — злобно прошипел он. — Еще и насрать могу! С горкой! Чтоб видно было только уши!

Сира посмотрела на него, не зная, как выразить свое восхищение. Но глаза… Глаза смотрели на него, как на чудо, божество и любимого вместе взятые.

— Если целитель начинает делить пациентов, он уже не целитель, а палач…

— Я люблю тебя.

— Я тебя тоже… Как брата твоего спасать будем? Мне экстренно учиться летать? И точечно гадить на великих особ? Ты только предупреди заранее, когда ваша мать придет инспектировать базу! — и он поцеловал ее, крепко прижимая.

Сира разразилась хохотом:

— Мне кажется, если мы больше займем его время, ему просто некогда будет думать о всей той когорте идиотов, которые считают, что целительство, — это только сила. Они почему-то совершенно забывают, что это еще и опыт.

Она чуть не задохнулась от поцелуя, наслаждаясь прикосновениями настолько, что внутри стало разгораться желание.

— Ты первым узнаешь.

— Идём в таверну. Хоть сегодня он меня гонял очень мало, но я решительно настроен вкусить яств и разлечься на кровати! — он поднялся, подавая ей руку и ища глазами, что еще нужно было забрать с собой. — Ты бы видела, какие там красивые глефы! Просто балдеж! Я такую сталь впервые видел! Переливается, словно огнём горит. А какой рисунок на стали!

— Тебе так понравились церемониальные глефы Боевого Крыла? — Сира улыбнулась, прикусив губу и обняв Сёму за место чуть пониже спины.

— Ну, не только, но они… Балдеж! Сильные, красивые, выглядят хрупкими, но мощь! Прямо как ты, любимая! Маленькая моя, хрупкая. А тронешь и закачаешься!

Сравнение было, конечно, странным и своеобразным, но внезапно приятным. Сира немного начала понимать своего драконида, и такие сравнения грели её нежную эльфийскую душу.

— А ты похож на воду. Столь же сильный, и в твоем присутствии столь же спокойно. Не уходи больше.

— Ну, лучик ты мой рассветный, ну куда я от тебя? Хотя сидеть цепным псом меня еще никто не мог заставить. Но ты же понимаешь меня? Я знаю, что ждать бывает нелегко, но, боюсь, долго без дороги я не выдержу, — он виновато опустил глаза и умолк.

Она села, перебирая волосы у него на виске.

— Всегда хотела мужа, похожего на папу. Ну а Странник без Дороги жить не может. Так что уж к этому я, вроде как, эмоционально готовилась. А вообще, что мешает нам вдвоем Ходить?

— Ничего. Но для начала давай ты… Родишь и немного окрепнешь. Да и дочка пусть подрастет. Не думаю, что она будет счастлива, если оба её родителя, радостно смеясь, свалят колесить по мирам! — Сёма нежно пощекотал ушко Сиры.

— Ну-у, у нее будут любящие бабушка с дедушкой и куча родственников.

От упоминания кучи родственников Сёму перетряхнуло. Когда уже он привыкнет, что их настолько много?! Наверное, не скоро. А ведь раньше он свято полагал, что заполненная на свадьбу таверна, — худшее, что может случиться. Как же он ошибался!

— Боюсь, она повзрослеет, выйдет замуж и обзаведётся своими детьми раньше, чем перезнакомиться с родней, дорогая.

— Уверена. Я до сих пор со всеми не знакома, — Сира продолжила гладить его по волосам, переходя на шею.

— А я то думал, что в Таверне много народу. Я ведь даже половины из них не знал и думал, что у меня слишком много знакомых. Как же я ошибался… Слушай, а у вас есть какие-нибудь одинаковые имена для незнакомых эльфов? — он скорчил жалобную мордашку. — Боюсь, всякие ваши имена в таком количестве я не запомню…

— Используй Эр и Эра — и не парься.

— А лорда Эрлонда не дёргает каждый раз откликаться? — он вспомнил о её брате. — Я б заикаться начал от такого!

— Слишком мало, кто зовет его так. Всех, кто так называет, он вполне может различить по голосам.

— Сколько сложностей… Идём домой… То есть в таверну. А то я даже смеяться устал…

— Пойдем, заодно поедим, — она стала собирать в сумку упаковки от принесенной еды.

Собрав за собой весь скарб, они неторопливо направились в сторону трактира. Сёме было стыдно признаваться, что весь сегодняшний день его вымотал, и самое главное, что он сейчас хотел, — это оказаться в ванной и потом просто лечь! Его прелестная Леди была рядом, он не был прикован к кровати, а всё, что было раньше, отступало семимильными шагами. Впереди был обещанный массаж и адские тренировки, как говорил наставник. Но это не пугало, а привносило некоторую цель в обалделом будущем. Сёма шел, не торопясь, если не сказать, медленно, прикрыв глаза, подставив лицо солнцу и легкому ветру. Он жил!

Сира не мешала, каким-то седьмым чувством она догадывалась, что в его жизни не все так просто. И было, и есть. Что он далеко не так прост, как тот дурачок, который говорил ей про «рубашку, в которой он будет нравится всем девкам», под которого он косил в самом начале их знакомства. Что пройдет немало времени, прежде чем она его до конца поймет, а он — ее. Но ведь они стараются это делать вместе, разве это не главное? Она незаметно вливала в него силы, чтобы ни он, ни Эрлонд не заметили, да и вредить ребенку она бы не хотела.

Придя в таверну, он, с одной стороны, не был обессилен, но вот с другой… У него не было сил даже поесть. Поднявшись в комнату наверху, он с усилием заполз в душ и встал под теплые струи. В голове роились мысли, от которых временами передергивало. Утренний разговор с Элей, Леди Пресветлая, Сири, Эр — за весь этот день Сёма вымотался морально даже больше, чем физически. Теперь он хотел лишь утрясти мысли и лечь спать. С любимой.

Мысли и желания несколько обескураживали Сиру — ее внутреннее желание было даже сильней отката. Головой, опытом медика она понимала, что при беременности гормоны пляшут ещё как, но знания никак не уменьшали желания и знания о том, что сама по себе интимная жизнь в первые две четверти беременности никак не сказываются на плоде (во многом даже положительно, ведь если мама довольна, это передается и ребенку), то вот как на нем скажется выброс силы — вопрос другой, но опять же, желания это не уменьшало, особенно, когда в непосредственной близости появился ее Сёмочка.

Поэтому, поднявшись в комнату, которую им выделил хозяин таверны, она, скинув одежду, приоткрыла дверь душевой.

Он, стоявший к ней спиной, смущенно повернулся на полкорпуса, пытаясь спрятать спину от её глаз.

— Душ — лучшее изобретение! Интересно, кто был первым, гномы или люди?

— Без разницы! — заявила Сира, заходя по душ, отчего ее волосы немного намокли.

Уши выдавали в ней желание, но уже не краснели и не смущались столь мило, как раньше. Она провела пальчиками по его руке, наслаждаясь прикосновением к чешуйкам.

— Знаешь… — начал он, повернувшись к ней. — Я до сих пор не могу привыкнуть, что то, что ты сейчас рядом, — не сон. Еще утром я не мог надеяться, а сейчас не хочу отпускать.

И он устало спрятал свое лицо в её пряди. Своим внутренним огоньком, она почувствовала, что он дико устал. Именно это открытие приступило желание, заменив его на заботу.

— Очень устал? Мог бы отдохнуть, прежде чем приезжать. Или сказать… Я бы тогда не потащила тебя к Эру. Сём, когда ты научишься говорить, прежде чем все остальное скажет за тебя?

— Я просто хотел быть с тобой как можно быстрее… Не хотел заставлять тебя ждать, — если бы он мог, то прижал уши. — А Эр… Мне кажется, твоя идея его оживила, разве это плохо?

— Но ты устал… Потереть спинку? Наверняка опять много гнойничков собрал!

Он лишь обнял её и нежился под теплыми струями.

— Не собирал я их… И не специально! Да и не болит оно. Могу и сам, а тебе расстраиваться вовсе не обязательно.

— Сё-ё-ём, — начала она, уперев руки в бока. — Ну что ты опять как маленький! Поворачивайся! Дальше лечить буду.

— Тебе перенапрягаться нельзя! Кыш! Кусаться буду и щекотать! — он улыбался, но было видно, что особо не возражал.

— Целительство для меня — не перенапряжение. Если не тратить больше определенного количества. А я сейчас лишний раз даже сканы не кидаю, чтобы был лимит, если кому-то потребуется помощь, как это было с женой трактирщика. И мне кажется, что я даже лучше себя чувствую, когда исцеляю. Так что поворачивайся.

— Маленькая моя целительница… — не сознаваться же, что под теплыми струями его разморило, и желания тратить силы на движения не было, он всё же уступил. — Что б я без тебя делал?

Она сначала замерла, потом для верности провела рукой по его спине. И, если бы Сира сама несколько месяцев назад не видела эти шрамы, не поверила бы. Целитель, который это сделал потратил немало сил: на шлифовку уходит куда больше, чем на залечивание. Откуда-то из глубины сознания подняла голову ревность. Ее дракона может лечить только она. Тем более его спину.

— Мне ревновать? — пока еще она старалась сохранить в голосе некоторую веселость, но нотки недовольства уже проявлялись.

— К кому, мой лучик? Что случилось? — странное беспокойство родилось внутри.

— Кто тебе лечил спину? И не говори, что я… Я помню, что и как тебе подлечивала, и уж точно не до почти гладкой кожи! Мне ты этого сделать не позволил! — вот теперь недовольство вырвалось наружу.

Мысли лихорадочно заносились по голове:

— Я не знаю… — наконец честно признался он. — Может, лекарство какое так подействовало. Меня после Хортона чем только ни пичкали и не всегда разрешения спрашивали… — он почувствовал, как она задрожала, как прикоснулась к спине лбом, как медленно руки сползали все ниже.

— Они же говорили, что ничего страшного. Они смели мне врать в лицо… Они… — силы оставили ее, и она заревела.

— Они не врали. Не было ничего, с чем они бы не справились. Значит, и не страшно! А вот если бы ты перенапряглась, было бы страшно даже мне, любимая… — он понимал, что сейчас эмоции заглушали голос разума, но всё равно пытался сохранить хотя бы видимость контроля ситуации, попытавшись обнять ее, успокаивая.

— Не ври! — вырвалось у нее резкое. — Пара месяцев, и такая волна исцеления? По-твоему, я похожа на идиотку? Или ты, как и некоторое шовинисты, считаешь, что женщины глупеют при беременности, отдавая мозг ребенку? Я просила тебя не врать мне!

— Я не вру… — её фраза оскорбила его настолько, что он едва не отшатнулся. — Мне всё равно на всякие волны. Раз они на это пошли, знали, что делают! Знали, что их хватит и без того, чтобы ты волновалась. Вот и всё! А в вашем целительстве я разбираться не хочу! Мне сказали, что делать, чтоб быстрее к тебе вернуться, я это и сделал! Или что я должен был делать? Ждать, пока ты родишь?!

Сира разревелась, ноги не держали, и она медленно стекла на пол. Напряжение, которое ее держало в тонусе, куда-то испарилось, и сил ни на что не оставалось. Сверху все еще капала вода, и непонятно было, то ли это она на ее лице, то ли слезы. Еле слышное «прости» было действительно еле слышно.

— И ты меня… Что я не смог прийти раньше… — Сёма выключил воду и взял полотенце. Подняв Сиру и аккуратно обтерев, повел к кровати. — Малышка… Лучик мой… Любимая… У меня нет никого важнее вас. Ты думаешь, что я бы вас бросил? Думаешь, я к тебе бы не вернулся?!

Он стоял перед ней на коленях и поочередно целовал руки.

— Я боялась не того, что ты нас бы бросил. Я боялась, что из-за меня ты можешь пострадать, — слова «погибнуть» и «умереть» так и витали в воздухе, но произнести она их так и не смогла.

— Я же страж, помнишь? Для меня любить и защищать — считай одно и тоже. Но я же должен вернуться к тебе, должен увидеть твою улыбку… У меня нет теперь другого рассвета, кроме тебя. Нет другой жизни, — и он опустил голову ей в ладони.

Сира гладила его лицо пальцами, пытаясь осознать, поверить, понять. Но, пока ни то, ни другое, ни третье ей было не доступно, эмоции все еще захлёстывали ее, диктуя поведение. Она все также продолжала медленно ронять слезы, боясь отпустить Сёму, даже просто чтобы смахнуть их с лица. Боялась так, что страх проникал глубоко в сердце, бился там и замораживал все: от внутренностей до конечностей.

А Сёма так и замер перед ней на коленях, боясь, что сделает еще хуже. Боясь, что спугнет её, разрушит ту хрупкую ниточку, которая связывала их и помогала все эти месяцы.

— Тебя нельзя плакать, ты помнишь? Не тревожь дочку. Ей еще рано волноваться, а я… Я смогу вас защитить.

Сиру трясло, словно от холода. Она все крепче сжимала трясущиеся руки. Он поднял ее и перенес в кровать, укутал одеялом.

— Я рядом, рядом, маленькая моя… Сири, видишь… Я тут, я никуда не ухожу, я рядом…

Он прижал ее к груди, маленькую, закутанную в одеяло. Она чуть ли не вжалась в него, пытаясь согреться.

— Мне холодно без тебя, — тихо прошептала она. — Очень холодно… Особенно сердце, мой огонек.

— Боюсь, если я призову сюда пламя, это не поможет… Придется просто поверить, что я люблю тебя, и жить с этим дальше.

— Нарель лаута, — тихо произнесла она, обнимая его.

— Да хоть хрен моржовый, лишь бы тебе нравилось и дочке.

Никак не отреагировав на его реплику, Сира уткнулась ему носом в бок и засопела, не отпуская его от себя ни на миллиметр.

Силы покинули его. Нет, он даже не лелеял надежды, что его Сири не поймет, что он всё это время валялся в целительском блоке, но что это произойдет в первый же день их встречи… Да еще так по-глупому! От страха за нее у него мелкой дрожью затряслись и руки. Будучи скованным в мягких, но крепких объятьях Сиры, Сёма залез под одеяло и, пригревшись, уснул.