Часть 4 (1/2)

Линоу очнулся в своей комнате. Как он тут оказался в памяти совсем не отложилось.

Последнее, что он помнил, как хлопнула дверь за спиной, как поплыл перед глазами белый коридор, как загудела голова, и на ладони с лица закапала кровь, разведённая какой-то водой. Он лежал на полу и это доказывало, что добрался он сюда самостоятельно. Дорожки слёз мокрыми полосами рассекали всё лицо. Из носа натекла порядочных размеров лужица крови. Скула после падения посинела и припухла.

Кое-как собрал своё разбитое тело и сел, облокотившись на стену. Почему он раньше никогда не обращал внимания на эти видео? Как он мог прилюдно так смотреть на Джисона? Это из-за него младшего отчитали ни за что. Это только его вина, что будущее любимого человека оказалось под угрозой.

Для себя Минхо решил: не важно, где и когда, он больше ни при каких условиях не взглянет на Хана. Так будет правильно, ведь рядом с ним карьера и репутация младшего в опасности.

Надежды на то, что его собственные чувства угаснут, уже давно нет. Множество попыток забыть, отвлечься или переключиться лишь усиливало и укореняло жизненную необходимость всегда быть рядом с ним. Видеть здоровый цвет любимых щёчек стало смыслом жизни, лучшим «доброе утро» на планете.

А теперь… что ж, возможно, как-нибудь он это переживёт.

Качаясь и прихрамывая, он нашёл маску, солнечные очки и кепку. Необходимость сходить в аптеку была видна невооружённым глазом.

Ли тихо приближался к главной двери, опираясь на стену. Каждое слово, произнесённое им на совещании, молотом било по голове. Он заметил, как Джисона била мелкая дрожь, когда их отчитывали. Понимание того, что скорее всего это последний раз, когда он смотрел на него, выбивает из остекленевших глаз очередную порцию влаги; ноги подкашиваются, и парень сползает по стене на пол.

— Хён! — из-за угла вышел Сынмин и видел, как Линоу из последних сил цепляясь за стену, пытался устоять на ногах.

Не думая долго, Ким подбежал к сидевшему на полу. Старшего трясло, когда он медленно вставал. Левая рука разбита в кровь. Чёрная маска местами была совсем мокрая. Несмотря на темноту за окном лицо спрятано за солнечными очками и козырьком кепки. Это совсем не хороший знак.

— Я позову на помощь, — Сынмин только успел открыть рот, как его тут же зажала трясущаяся ладонь.

— Не смей, — угрожающе прошипел Ли, хлюпая носом, — даже не думай сдать меня.

— Хён, что с тобой? — Сынмин перешёл на шёпот.

— Я немного ушибся. Мне просто нужно в аптеку. Ничего страшного, — он попытался оттолкнуть младшего в сторону, но тот не сдвинулся с места.

— Нет. Расскажи, — тон становился всё настойчивее.

— Отвали, Сынмо, — Минхо не понял, когда этот мелкий так повзрослел, но сейчас никакие уговоры и сила на него не действовали, или просто он сам настолько жалок и слаб, что даже робкого щенка отпугнуть не может.

— Все сейчас в гостиной, — лжёт Сынмин, — Сопротивляться ты явно не можешь. Так что выбирай: либо ты снимаешь очки, либо я зову всех сюда.

Минхо, опустив голову, нехотя убрал с лица одно из прикрытий. Сынмин за подбородок поднял его лицо. Кожа вокруг глаз почти бордовая, радужка блестит так сильно, что кажется создана из авантюринового стекла. Младший стянул с него маску и увидел повреждённую скулу. Минхо стряхнул с себя его руку и вернул маску на место, виновато отводя взгляд.

— Я же сказал, что просто слегка ушибся.

Более твёрдым шагом Ли вышел из дома, за ним молча последовал Сынмин. Младший всё прекрасно понял, но хотел услышать всё от первоисточника.

— Тебе разве не интересно, как себя чувствует Джисон? — при упоминании имени, Минхо слегка передёрнуло, и это не осталось незамеченным.

— Нет, — солгал он.

— Все сейчас с ним в общей комнате.

— Мне всё равно, — в голове, как пробивающаяся радиоволна, проявляется картинка, искажённая помехами: Хан укутан в плед, лицо бледное.

— Успокаивают его.

На долю секунды было видно, как Минхо вздрогнул и почти остановился, но продолжил свой путь. Картинка становилась чётче: большие круглые глаза искажены печалью. Почему? Его обвинили в том, в чём он не виноват!

— Хёнджин его из объятий не выпускает. Феликс накормить пытается, а тот отказывается. Ты представляешь, Хан и не хочет есть?

Сынмин жал на самые болезненные точки. А образ в голове старшего всё красочно обрисовывал: укутанный, униженный, в чужих объятиях, голодный.