2. Тихон (2/2)
— Будешь? — спросила мама.
— Я всегда осторожен, мама, — отозвался Тихон.
— Ну и вот, — подытожил папа. — Собирай вещи, а мы пока закончим.
Тихон вздрогнул, когда папина рука, ухватив его за ухо, потянулась вверх, и поспешил подняться, роняя кристаллы соли с воспаленной кожи на пол.
Идти было больно, но Тихон терпел. Боль — это прощение, это признак того, что очищение идет правильно. Это дурные поступки приятны, а правильное, честное, спасающее — далеко не всегда.
На скамью Тихон лег с облегчением — почти с тем же, с которым до этого садился на покрытый солью стул в углу. Очищения выматывали тело, тянули силы, и держаться самому не хотелось совершенно, а вот сидеть или лежать, пусть и с болью, было проще.
Если расслабиться, боль ослабнет. Если не бояться, очищение пройдет гладко, быстро.
Ткань, опустившаяся на ягодицы влажной прохладой, остудила обожженные солью рубцы, и Тихон едва сдержал облегченный стон.
Ремень, продолживший очищать Тихона от недельных проступков, лизал эти рубцы через ткань широко и горячо, будто кошачий язык — вроде и ничего такого, но цепляюще, даже мешающе.
Когда оставшиеся после розог удары — ровно половина от назначенной папой сотни — были отсчитаны, Тихон чувствовал, как разнятся ощущения тела и души. Пока ноги не хотели гнуться и держать его, а избитые ягодицы дрожали и ныли, ему самому хотелось смеяться и радоваться — что он снова смог, что очищение закончилось, что еще неделю он может жить правильно и легко, пока не настанет новый понедельник и не придет очередь следующего очищения.
— В угол, Тихон, — позвал папа, убирая с него изрядно помятое и почти высохшее под ударами полотенце. — Еще на час. А потом поможешь маме собрать остальное.
— Хорошо, папа, — отозвался Тихон.
В углу было спокойно и даже уютно — можно было упереться головой в стены и ждать, пока дыхание придет в норму, можно было слушать, как мама, причитая, ходит по комнате и перекладывает вещи, иногда вздыхая или айкая, задевая следами своего очищения предметы вокруг, можно было по скрипу половиц догадываться, где сейчас папа — вот он убрал розги в кладовку, а ремень в шкаф, вот унес полотенце в ванную, вот сел в кресло отдыхать и следить за Тихоном, мамой и временем.
А еще можно было думать, и Тихон старался представить, каким будет лагерь. Рисовал в воображении то большое здание, похожее на школу, то кучу маленьких домиков, как в кино, которое видел недавно, то и вовсе палатки.
В среду, оказавшись наконец перед главным корпусом, Тихон поймет, что не угадал. Потому что лагерь — это в первую очередь люди, а не здания.
Но сейчас, стоя в углу, он об этом не думает. Людей ему пока хватает и дома.